Виталий Гладкий - Под личиной
Следующее окно тоже оказалось пустышкой. От разочарования юноша едва не сорвался с крохотного уступчика, но вовремя уцепился за водоотливную трубу.
Через третье окно Андрей наконец увидел палату, но там лежал мужчина. Присмотревшись, юноша ощутил жар, полыхнувший в груди, – это был Шаман. Он узнал его по наколке на правой руке. Дрозд оказался прав в своих предположениях.
Действительно, бандиту и впрямь повезло, что до реанимации было всего несколько метров. Его лицо скрывалось под бинтами, он дышал тяжело и прерывисто. Возле Шамана, не отходя от койки ни на шаг, дежурила миловидная медсестра.
Мстительно оскалившись, Андрей некоторое время наблюдал за Шаманом, а затем начал продвигаться дальше.
В четвертой и пятой палате тоже лежали люди, но матери в них не было. Где же она!?
Оставалась последняя, шестая палата. К ней склонило верхушку молодое дерево, едва не касаясь оконного стекла тонкими ветвями. Тая дыхание, Андрей сделал несколько мелких шажков по опоясывающему здание фигурному уступу, и прильнул к окну.
Мама!!! Юноша едва не вскричал от безумной радости, увидев знакомое лицо. Ему показалось, что она спит.
В палате больше никого не было, только на экранах каких-то приборов, установленных возле стены у кровати матери, вычерчивались светящиеся ломаные кривые.
Форточка была приоткрыта, и Андрей, подтянувшись на руках, ужом проскользнул через нее внутрь палаты.
Он хотел сразу броситься к матери, но предусмотрительность, эта сестра осторожности, заставила его открыть окно, что оказалось нелегкой задачей, так как оно было на зиму оклеено бумагой.
Справившись с непослушными шпингалетами, Андрей подошел к матери. Она дышала ровно, но, присмотревшись, юноша почувствовал, как его сердце облилось кровью – ее лицо было сплошь в синяках и ссадинах.
Убью, всех убью! Дикая ненависть на Самурая и его бандитов на мгновение помутила разум Андрея. Он даже заскрипел зубами.
И тут мать открыла глаза. Она глядела в потолок ничего не выражающим взглядом, не замечая склонившегося над нею сына. Наверное, мать все еще была под действием лекарств.
– Мама, мама! – позвал ее Андрей. – Мама, это я. Ты меня не узнаешь? Мама…
Какая-то искра промелькнула в пустых глазах матери; она шевельнулась, наморщила лоб, словно что-то припоминая, а затем перевела взгляд на Андрея. Он в это время заплакал.
– Сынок… – Ее губы были непослушными, но бледное лицо вдруг порозовело, ожило. – Ты…
– Мама, я пришел, я здесь. Я… я тебя люблю.
– Слава… тебе… Господи, он жив… – Мать говорила медленно, запинаясь.
– Конечно, жив. Что со мною станется?
– Они спрашивали… где ты, били меня…
– Мама, это им не сойдет с рук. Клянусь!
Слезы на щеках юноши высохли в один миг, и в потемневших глазах вспыхнула безумная ярость. Они умрут, все умрут!
Мать сделала движение, словно пытаясь встать.
– Не нужно, сынок… Не трогай их. Это бандиты. – Ее голос зазвучал тверже. – Если с тобой… что-нибудь случится, я этого не переживу…
– Мама, они от нас не отстанут. Ты их не знаешь.
– Как ты мог с ними связаться? Я ведь просила тебя…
– Я ни в чем перед ними не виноват. И с ними я даже не думал связываться. Поверь мне. Честное слово! Так вышло…
– Я тебе верю. Но лучше отойди в сторону. Подожди, пока я выздоровею… а потом мы уедем из этого города.
– Мама!..
– Прошу тебя, не спорь. Так будет лучше. Я знаю. Потерпи.
– Хорошо, ма, будет, как ты скажешь, – покорно ответил Андрей. – Только быстрей выздоравливай. Завтра я принесу тебе чего-нибудь поесть. Но… – Он запнулся.
– Что значит твое "но"?
– Врачи не пускают меня в палату, – соврал Андрей. – Я влез через окно. Поэтому, некоторое время мы не сможем видеться. – И тут же он поспешил добавить: – До тех пор, пока ты будешь в реанимации.
– Пиши мне записки. Каждый день. Ладно?
– Обязательно, – с некоторым сомнением ответил Андрей.
Мать помолчала, пристально вглядываясь в лицо сына.
– Как ты похож на отца…
Ее глаза наполнились слезами.
Юноша нахмурился. Эта тема в их семье была запретной. Когда Андрей подрос и стал кое-что соображать, он однажды спросил у матери, где его отец. Она ответила коротко – погиб.
И больше никаких объяснений. Словно все, что касалось отца, было тайной за семью печатями. Скорее всего, так оно и было.
Иногда мать открывала старенькую шкатулку, где находились разные безделушки, и надолго застывала в полной неподвижности, перебирая недорогие вещицы, как бусинки четок. Похоже, это были подарки отца.
В такие моменты Андрей старался оставить ее одну, потому что мать, обычно, твердая, несгибаемая женщина, с которой в любых ситуациях трудно было выжать даже слезинку, начинала беззвучно плакать.
Видимо, ее одолевали печальные воспоминания.
И еще одно обстоятельство удивляло и поражало Андрея – у них не было фотографии отца.
– Мама, прости, если я что-то не то говорю… но кто мой отец?
– Это долгий разговор… – устало ответила мать. – Мы еще поговорим об этом. После…
– Он… нас бросил?
– Нет! Я любила его. И он меня тоже… – Она судорожно сглотнула слюну. – Я расскажу тебе, ты должен все знать. Потом…
Андрей молча кивнул. Он ругал себя последними словами. Зачем было спрашивать об отце? Мать и так слаба, ей лишние волнения вредны.
– Мама, я пойду, – сказал он и поцеловал ее в сухие, обветренные губы. – Нельзя, чтобы меня здесь увидели.
– Иди…
Мать глядела на него с такой любовью, что глаза Андрея вновь увлажнились. Прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, он направился к окну.
И в этот миг дверь палаты отворилась, и на пороге встал кряжистый мужчина в слишком маленьком для него халате, наброшенном на массивные плечи.
Андрей узнал его сразу. Это был участковый Хвостов.
Волкодав
Марье я позвонил уже из дому.
– Ну как там дела? – спросил я небрежным тоном.
Таким нехитрым способом я хотел замаскировать возбужденное состояние, которое не покидало меня с того момента, когда я увидел "джип" бандитов возле крематория.
Марья всегда чувствовала все нюансы моего настроения, а потому я не хотел, чтобы она встревожилась.
Интересно, у всех женщин такое тонкое чутье или этим отличалась только моя секретарша?
Конечно же, провести Марью мне не удалось.
– У нас все в порядке, – ответила она после небольшой паузы. – А вот у вас, мне кажется, что-то стряслось.
– Угадала… – буркнул я недовольно. – Колесо пробил. А запаску забыл отдать в вулканизацию. Пришлось вызывать эвакуатор.
Врал я безбожно, однако, без вдохновения. Естественно, Марья мне не поверила. Но сделала вид, что проглотила мои измышления как маринованный гриб – без особых усилий.
– Вам звонил какой-то мужчина… около часа назад, – сказала Марья ровным тоном.
– Кто?
Вопрос был – глупее не придумаешь. Но надо же что-то говорить, хотя, если честно, мне не хотелось не только шевелить языком, но и думать. Мысли в голове напоминали тесто, выползающее из квашни, – такие же бесформенные и аморфные.
– Он не представился, – сухо ответила Марья.
– Жаль…
– Но я думаю, – безжалостно продолжила Марья, – это один из тех, кто пытается принудить вас продать магазин на Левобережной улице.
– Настырные… – сказал я в трубку, вспомнив утренний звонок.
И добавил – уже в сторону, чтобы не слышала Марья:
– Сучары…
– Что вы сказали? – спросила она.
Ну и слух, удивился я. Не уши, а локаторы.
Нет, все-таки с женщинами трудно работать, вспомнил я своих коллег противоположного пола, с которыми мне приходилось сотрудничать "на холоде". Они и слышат то, что им не положено, и часто делают не то, что нужно.
– Сказал, что посылай их подальше. От моего имени. Можешь в выражениях не стесняться.
– Простите, но я так не умею…
– А если не умеешь по-простому, объясни им интеллигентно, с реверансами. Но чтобы это было доходчиво.
Понятно?
– В общих чертах…
Мне показалось, что на другом конце провода кто-то хихикнул. Неужто Марья? На нее это не похоже. С какой стати она развеселилась? По-моему, для веселья нет никаких причин.
– И не забывай то, о чем мы с тобой говорили утром.
– Думаю об этом постоянно, – с подтекстом сказала Марья.
Блин! Или она и впрямь такая бесстрашная, или считает что я рохля, ни на что не способный лось в калошах.
– Тогда всех благ, до завтра и спокойной ночи.
– До свидания, – вежливо ответила Марья и положила трубку.
Все, отбой. На сегодня приключений достаточно, даже с лихвой. Хряпну стаканчик, лягу на диван, включу телевизор – и хоть трава не расти. Имею я право на отдых? А как же.
Но едва я достал из холодильника бутылку водки, как зазвонил телефон. Неужели опять Марья? На нее это похоже – прерывать меня на самом интересном месте, будь то недосмотренный сон или приятный разговор с какой-нибудь дамой, нечаянно посетившей мою холостяцкую обитель.
