Александр Золотько - Рождество по-новорусски
Вначале их вывели по ступенькам куда-то вверх, потом на улицу. Провели по довольно глубокому снегу и посадили в машину. Как им показалось, в микроавтобус.
Через полтора часа путешествия, машина остановилась.
С пацанов сняли наручники и выпроводили из машины, посоветовав минут пять повязки с глаз не снимать.
Пацаны и не снимали. Им хватало впечатлений и так.
Минут через пять, во всяком случае, Брюлик сказал, что пять сраных минут уже в натуре прошло, повязки были сняты и обнаружилось, что вернули Батона, Брюлика и Рогожу на то самое место, с которого забрали.
Пацаны потоптались на месте и решили завалиться к Батону, чтобы передохнуть, выпить и подумать, что делать дальше.
Из задуманного у них вышло только зайти в квартиру и оприходовать одну бутылку водки. Примерно через десять минут после того, как водка закончилась, входная дверь слетела с петель и в комнату вломились незваные гости.
Батон даже успел врезать кому-то из нападавших по кумполу пустой бутылкой. И отключился, как и приятели. Потом три бесчувственных тела быстренько вынесли из подъезда и забросили в машину.
И снова увезли. Правда – не далеко. В ресторан к Мехтиеву.
Там был укромный подвал очень хорошо подходящий для душевных разговоров.
Быстро придя в себя Батон, Брюлик и Рогожа смогли оценить антураж. Во-первых, было холодно. Во-вторых, на стенах были крючья, а на крючьях висели туши. И отчего-то возникала уверенность, что хозяевам все равно, кого на крюк цеплять – барана, или конкретных пацанов.
Глаз пацанам не завязывали, и это пугало. Наводило на разные странные мысли.
Вошли четверо крепких уверенных в движениях парней. Узнав их, Батон, Рогожа и Брюлик совсем опечалились. Парни входили в личную гвардию Мехтиеву, членов которой, ветеранов армяно-азербайджанской войны, называли за глаза, карабахнутыми.
Карабахнутых вообще некоторые считали людоедами. Чушь, конечно, но передавало общее отношение к ветеранам.
Батону связали руки и прицепили к крюку на потолке. Справа от него подвесили Брюлика, а слева, соответственно, Рогожу.
Достали ножи. Не затейливо отделанные финки, а простые и надежные мясницкие ножи.
Брюлик заскулил, Батон как-то странно взвизгнул, а счастливый Рогожа просто потерял сознание, когда с них всех срезали одежду. После чего пацанов оставили в покое.
Зато потревожили покой Садреддина Гейдаровича. Ему позвонили домой около пяти часов утра и сообщили, что трое пропавших – найдены.
Мехтиев приехал через десять минут, против обыкновения не выбритый и не причесанный. Даже галстука не было под пиджаком у Садреддина Гейдаровича.
– Здравствуйте, Садреддин Гейдарович, – дрожащим не только от холода голосом приветствовал вошедшего Батон. – Чего это вы?
Мехтиев спросил, где пропадали пацаны. Ему ответили честно, сообщив о похищении и об освобождении. Мехтиев выслушал не перебивая.
– А потом ваши вот… – закончил свой рассказ Батон.
– А деньги где? – спросил Мехтиев.
– Какие деньги? – спросил Батон.
Мехтиев тяжело вздохнул и кивнул карабахнутым.
Крики троих пацанов наверх, в помещение ресторана, не долетали. Тишина была бы полной, если бы не радио, которое слушал охранник у входа. Радио ему совсем не мешало следить за подступами к ресторану, поэтому подъехавший «мерседес» Гири он заметил сразу, не смотря на снег и темноту.
Охранник окликнул соратников, дремавших в креслах, те быстро проснулись и заняли места у окон.
Но из машины вышел один Гиря.
Подошел к двери и постучал.
– Что нужно? – спросил через дверь охранник.
– Позови Садреддина, блин, Гейдаровича, или Али, – спокойно сказал Гиря, не вынимая руки из карманов.
Охранник засомневался, потому что Мехтиев просил не беспокоить.
– А я тебе, сука чернозадая, оборву все, до чего дотянусь, – пообещал Гиря.
Гиря умел, если хотел, говорить доходчиво. Охранник достал из кармана телефон и позвонил.
Радости у Мехтиева сообщение о визите не вызвало, но игнорировать его Садреддин Гейдарович не решился.
– Доброе утро, Саня, – сказал Гиря, когда его впустили в ресторан.
– Здравствуй, – ответил Мехтиев.
Неприветливо ответил, без своей обязательной улыбки и рукопожатия.
– Ты мне типа не рад? – осведомился Гиря.
– Что тебе нужно?
– До меня слушок дополз, что ты нашел моих людей?
Мехтиев оглянулся на свою охрану. Кивнул.
– И я могу на них глянуть?
– Дай мне с ними разобраться, – почти попросил Мехтиев.
– Не жадничай, Саня! Все деньги хочешь забрать себе? А не много будет?
– Я тебе слово даю – не нужны мне деньги. Найду – тебе отдам. Только…
– Моих ребят я должен спрашивать, а не ты, – покачал головой Гиря. – Что остальные скажут? Бросил, скажут, Гиря, своих. Падла Гиря, своих черным отдает…
– Не наезжай, Гиря, – предупредил Мехтиев.
Охранники вроде бы невзначай окружили Гирю. Тот огляделся с усмешкой:
– Я к тебе по-хорошему пришел. Кроме меня в машине только водила. И я сам без ствола. А ты вот так на меня… Не хорошо, Саня. Не поймут тебя люди. Спросить могут, а чего это ты втихую допрашивал пацанов. И что ты скажешь?
– Гиря, Геннадий Федорович, – Мехтиев жестом отправил подальше охрану. – Я тебя когда-нибудь обманывал? Я слов нарушал? Не было такого никогда.
– Ну…
– Не мешай мне, прошу. Я с твоими серьезно говорить хочу, тебе лучше при этом не быть. Они могут подумать, что нечего бояться. А так я их припугну – они расколются. Повисят голые на крюках – все вспомнят, а не будут лажу пороть про то, что их кто-то похищал, глаза завязывал, на машине увозил.
Гиря задумался. Потом ухмыльнулся.
– Только ты не забудь мне их вернуть живыми.
– Обижаешь. Верну живыми. Слово даю.
– Ладно, – сказал Гиря. – Поверю тебе. Когда вернешь пацанов?
– Сегодня и верну, слово чести! – Мехтиев приложил руку к груди, там, где у обычных людей есть сердце.
Гиря, не прощаясь, вышел. Сел в «мерс» и уехал.
Мехтиев запахнул пальто и спустился в подвал. Он чувствовал себя плохо. Не выспался. И, кроме того, Мехтиева начинали преследовать нехорошие предчувствия. Он ощущал себе крысой, которую гонит кто-то, не спрашивая желания. И отчего-то казалось, что гонят его в тупик.
Привычный и знакомый мир начинал казаться ночным кошмаром.
Батон рассказал все, захлебываясь, давясь слезами и криками.
– Ну, ты и сука, – сказал Брюлик, узнав, как все оно было на самом деле.
Рогожа присоединился бы к мнению кореша, но был как раз без сознания.
– Я не думал плохого! – крикнул Батон. – В натуре, не хотел никому заподло делать. Только бабок срубить по-быстрому.
– Срубил? – тяжело спросил Мехтиев.
В подвале кроме него и пацанов не было никого. Мехтиев всех выгнал, когда Батон заговорил.
– Ну, кто же знал? Мне сказали просто приехать и замочить. Сказали, сколько их было и где…
– Кто звонил?
– Я… Не знаю. В мобильнике моем номер остался. В мобильнике…
Мехтиев порылся в том, что осталось от одежды Батона. Поднял телефон. Нажал несколько раз кнопки. Бросил телефон на пол.
Батон зажмурился, когда телефон стукнулся о бетон.
Мехтиев вышел из подвала.
Молча прошел через ресторан и вышел на улицу. Отмахнулся от кинувшегося следом за ним охранника.
Достал свой мобильник и набрал номер.
– Али?
– Да, Садреддин Гейдарович?
– Ты сейчас очень занят? – спросил Мехтиев.
– Я свободен, Садреддин Гейдарович, – ответил Али.
Если звонил Мехтиев, то Али был всегда свободен и готов выполнить любое распоряжение.
– Помнишь, я говорил тебе о том, что может понадобиться сделать одно дело?
– Помню. Вчера говорили.
– Сделай его сейчас. Прямо сейчас. И сделай сам, своей рукой.
– Хорошо, Садреддин Гейдарович, – ответил ничуть не удивившийся Али. – Я сделаю.
Закончив разговор, Али встал из постели, быстро оделся и вышел из квартиры. Сел в машину, которая стояла перед домом, прогрел двигатель и, не торопясь, поехал.
В городе было еще пусто. Только такси иногда проскакивали мимо, торопясь то ли по вызову, то ли уже отвозя клиента. Али посмотрел на часы. Пятнадцать минут шестого.
Али свернул в проходной двор, остановил машину. Вышел, осторожно прикрыв дверцу.
Прошел через двор, подняв воротник и спрятав руки в карманы. Он все еще никак не мог привыкнуть к местным холодам. Дома было теплее.
На улице в лицо ударил ветер. Снег уже не падал легкими невесомыми хлопьями, а сек лицо злой ледяной крошкой. В другой день Али это огорчило бы. Но сейчас это было на руку. Редкие прохожие шли, спрятав лицо в воротники, и им было не до того, чтобы всматриваться во встречных.
Дверь нужного подъезда надсадно скрипела. Ее терзал холодный ветер, в подъезд намело снега. Дом был старым, еще довоенным. А может даже дореволюционным, Али не знал, да и не задумывался.
Он поднялся на второй этаж по выщербленным каменным ступеням, остановился возле квартиры.
