Михаил Серегин - Бесы в погонах
Киллер поднял на майора мутный, немигающий взгляд и промолчал.
– Так, Санька, сходи-ка в батюшкин сарай, я там подходящие аргументы видел…
Санька понимающе кивнул и почти мгновенно исчез.
– Что, мил-друг, в первый раз тебя взяли? – усмехнулся Макарыч. – Ничего не поделаешь. Сколько веревочке ни виться, а концу быть… Не я придумал, закон жизни.
Киллер презрительно хмыкнул и потрогал рукой голову – то самое место, куда угостила его блинной сковородой попадья.
– Спрашивать буду по порядку, – прошелся по подвалу Макарыч. – Но ты с отказной не торопись, подумай. Времени у нас навалом. Факты налицо. Открутиться невозможно.
Сверху по лестнице примчался Санька и с грохотом установил ящик с поповским инструментом возле окна. Покопался и вытащил сначала пассатижи, затем щипцы, потом ножницы по металлу…
– Вы что, мужики, филиал гестапо надумали у меня открыть?! – возмутился священник.
– Шли бы вы, батюшка, по своим делам, – отвел его в сторонку Макарыч и перешел на заговорщический шепот. – Ничего такого не будет, я обещаю… Но должны же мы иметь средства психологического давления? Или не должны?
Отец Василий смутился. Умом он понимал, что провинциальная ментовка без этих «средств психологического давления» обойтись никак не может, он и сам в былые времена, еще когда служил Родине в рядах МВД, кое-что из них употреблял. Но теперь вся его душа переворачивалась от одной мысли о пытках. Ничего более противоречащего божественным заветам он и помыслить не мог.
– Давай-давай, батюшка, – подталкивал его к лестнице Макарыч. – Это уже не твой грех.
Священник решительно взял Андрея Макаровича за рукав, провел его вверх, на кухню, и здесь, на изрядном расстоянии от киллерских ушей, высказал все, что по этому поводу думает.
– Я тебе гарантирую, ничего страшного не случится! – заверил его рубоповец. – Но ты, батюшка, сам должен понять: эта публика понимает только такой язык! И пока не надавишь, она не гнется!
Священник тяжело вздохнул – в чем-то Макарыч был прав.
– Так что иди себе спокойненько в храм и ни о чем таком не думай, – подвел итог рубоповец. – И потом, посуди сам: куда мы его потащим? В РОВД? Так ребята из области за ним через полчаса примчатся! И поминай как звали!
– Смотри, Макарыч, ты мне обещал, – сурово покачал головой отец Василий, развернулся и пошел к выходу.
* * *
До самого конца утренней службы его душа была не на месте. И лишь с огромным трудом отец Василий принудил себя остаться в храме, а не бежать домой. Он прекрасно понимал, как важно, чтобы никто посторонний не встревал в точно выверенную, еще от Петра Первого, технологию допроса. Да и другого выхода для Макарыча и Саньки, кроме как все вызнать самим, он, честно говоря, не видел.
Отец Василий мужественно листал бухгалтерские отчеты, заставил себя сходить в больницу, но время текло невероятно медленно, словно давало ему десять тысяч шансов вмешаться и не допустить сатанинских происков в собственном доме. Дабы потом, на Страшном суде, не мог он прикинуться не слышавшим предупреждения свыше.
Несколько раз священник срывался с места и даже доходил до сторожки, но каждый раз вспоминал, как много зависит в их судьбе от того, что узнают Санька и Макарыч, и останавливался. И только, завершив вечернее богослужение, отец Василий пошел, побежал, помчался домой. Теперь никакого способа отвернуться от действительности у него не оставалось.
Он вбежал на крыльцо, распахнул дверь, стремительно прошел в дом и прислушался. Было тихо: ни криков, ни угроз.
Отец Василий завернул под лестницу и помчался вниз по ведущим в подвал ступенькам и в самом низу замер. Макарыча не было, а Санька сидел возле прикованного наручником к трубе пленника и, похоже, дремал.
– Саня! – окликнул его священник.
– А-а… это вы, батюшка, – повернулся к нему лейтенант.
– Ну, что тут у вас? – подошел ближе отец Василий и присел на корточки рядом с киллером; глаза Торпеды были ясны и осмысленны: ни паники, ни страха, ни даже печали.
– Не колется, падла! – с горечью произнес лейтенант. – Что только мы не делали…
Немного пообвыкшие к темноте глаза отца Василия различили на рубашке Торпеды и полу многочисленные кровавые пятна. Здесь действительно поработали на совесть.
– Я… это… спать пойду? – широко зевнул Санька. – Устал на этом чердаке – сил нет! А с этим потом придумаем, что сделать.
– Иди, – отпустил его священник и тоже поднялся.
Пожалуй, киллера следовало покормить. Если ему, конечно, зубы не повышибали. Впрочем, все равно покормить человека надо.
Отец Василий поднялся вместе с Санькой наверх, закрыл за ним дверь и заглянул в холодильник. Колбаса, немного сыра, творог… Вполне приличная пища. Он набрал в миску творога, добавил сметаны и меда, перемешал, достал из ящика ложку и спустился вниз.
– Покушай, – протянул он миску.
Киллер с подозрением уставился на белеющую в полутьме еду.
– Это творог, – пояснил священник. – Надеюсь, ты молочное ешь?
– Ем, – принял миску свободной рукой киллер.
Отец Василий отодвинул стул, на котором сидел Санька, подальше и сел. Пленный ел неторопливо, спокойно и с невероятным чувством собственного достоинства. Здесь гордыни было столько, что на целую деревню хватило бы.
Священник дождался, когда Торпеда поест, принял назад посуду и отставил ее в сторону.
– Зачем ты этим занимаешься? – спросил он.
– А зачем ты этим занимаешься? – в тон ему ответил киллер.
– Зачем слово божие несу?
– Ну да. Зачем?
– Души божьи помогаю спасать, – пожал плечами отец Василий.
– И много спас? – В голосе киллера не было ни издевки, ни желания еще как-то подначить. Это был просто вопрос.
– Не знаю, – покачал головой священник. – Да и как скажешь? Наступит срок, узнаю.
– Не-е… – покачал головой киллер и, морщась от боли, потянулся. – Я предпочитаю более конкретный бизнес. Чтобы точно знать, сколько, где и когда.
– Но ведь это тупик, – уселся поудобнее отец Василий. – Что ты господу скажешь, когда призовет?
– Что умел, то и делал. Так и скажу, – нимало не смутившись, произнес киллер.
– А как же любовь? Не страшно всю свою ненависть за собой по жизни тащить?
– А я никого не ненавижу, – возразил киллер. – Даже ментов. Просто у каждого своя работа. У меня – моя.
Священник задумался. Торпеда был ему понятен. Эта незрелая душа просто еще не доросла до серьезных понятий. Эдакий Маугли городских трущоб: есть закон джунглей, ему и следуй. А что там распятый Иисус говорил, нас как бы и не касается…
– Слышь, поп, – оборвал его размышления пленный. – Долго вы меня здесь держать будете?
– Не знаю, – честно признался священник. – Наверное, пока не расскажешь все.
– Ох-хо-хо! – покачал головой киллер. – Долго же вам придется ждать. Лядов быстрее сориентируется.
– Лядов? – удивился отец Василий. Он никак не ожидал услышать фамилию подполковника из области.
– Конечно, – кивнул пленный. – Я теперь ему как кость в горле: пока не кончит, не успокоится.
– Почему?
– По кочану. Ты вот что, поп, если неприятностей не хочешь, меня лучше отпусти. Если Лядов меня здесь найдет, и тебе не поздоровится.
Священник не знал, можно ли верить убийце, но сам ход был интересный.
– Я тебе точно говорю, – усмехнулся киллер. – Лучше бы ему нас вместе не видеть. Для тебя лучше.
– Понятно, – кивнул отец Василий, встал со стула, взял с подоконника пустую миску с ложкой и побрел по лестнице наверх.
Он видел, что Торпеда – орешек крепкий, и если чего не захочет сказать, так ни за что не скажет. И то, что он вообще развязал язык, могло означать только одно из двух: либо он замыслил побег, что само по себе абсолютно нормально в его положении, либо Лядов и впрямь смертельно опасен.
Священник прошел на кухню, включил свет, тщательно отмыл миску под краном и поставил ее сушиться.
«А при чем здесь я? – внезапно подумал он. – Ну хорошо, предположим, что Лядов имеет какие-то счеты с Торпедой. Предположим даже, что у них были общие дела, и теперь Лядов с огромным облегчением увидел бы Торпеду мертвым. Но я-то здесь при чем? Почему опасность должна грозить и мне?» Ответа не было.
Тревожно всхрапнула во дворе Стрелка, и священник, наученный горьким опытом, быстро прошел из ярко освещенной кухни в совершенно темный зал, приник к занавескам и чуть-чуть раздвинул их.
Двор был совершенно пуст. Но Стрелка носилась по нему как угорелая, то останавливаясь около летней кухни, то подбегая к соседскому забору. Неподалеку явно был чужой. Или чужие.
Священник еще раз окинул двор быстрым взглядом, и по его спине поползли противные мурашки: за соседским забором мелькнули три или четыре тени, и, сдается, на одной из этих странных теней был камуфляж. Отец Василий резко подался назад; теперь он даже не сомневался, что пророчество киллера верное и обсуждению не подлежит – вот так, по-воровски, подкрадываться к его дому могли только люди подполковника Лядова. Ни у кого другого просто не было к этому интереса.
