Сергей Зверев - Живой щит
– Кажись, и тут пьянка! Заходим?
– Вперед! – толкнул плечом дверь Святой.
На кухне они обнаружили троих проспиртованных до синюшного состояния обитателей квартиры. Стол являл собой сплошное месиво из остатков пищи, разлитых напитков и следов отвергнутой желудком еды. Среди этой зловонной массы, словно башни покоренной крепости, возвышались батареей пустые бутылки.
– Кто хозяин дома? – деловито спросил Николай.
Лысый мужик в засаленной майке и широких цветастых трусах сумел поднять голову.
– Выпить нету? – то ли просительно, то ли констатируя печальный факт, промямлил он.
– Котя где? – гаркнул Святой в самое ухо пьянчужке.
– Придет скоро! – на последнем издыхании ответил тот и рухнул физиономией прямо в смердящее озеро.
Засада получилась удачной. Молодчик из банды Савла угодил в расставленный капкан. Он не сопротивлялся, когда Серегин тащил его за ворот куртки к Святому, и не кричал, когда его били. Но, когда спросили адрес главаря, он взвыл:
– Не скажу! Савел убьет меня! Он конченый, у него мозги от наркоты поехали.
Пришлось прибегнуть к более радикальным методам. Правило первое, усвоенное Святым за годы службы в спецназе, гласило: «Чтобы добиться нужных сведений от пленного врага, необходимо наглядно продемонстрировать, что его ожидает, если он будет молчать или лгать».
Из кухни привели упирающегося алкаша в трусах, который, как удалось выяснить, был отцом Коти. На голову ему нахлобучили полиэтиленовый прозрачный пакет. У шеи пакет стянули шарфом, найденным в шкафу. Через две минуты лицо пьянчуги стало фиолетовым, а глаза вылезли из орбит.
Святой снял орудие пытки и повернул голову папаши в сторону сынка.
– Смотри внимательно, щенок! – мрачно произнес он.
Тугая рвотная струя вырвалась изо рта подопытной жертвы на выгоревший от солнца ковер. Сознание у хозяина берлоги прояснилось под воздействием простой, но эффективной пытки. Папаша подтянул сползшие с обвислого брюха трусы и трясущимися губами с подступающей к горлу новой волной рвоты просипел:
– Скажи им, сынок! Все скажи!
Глотка хозяина забулькала как сливной бачок.
– В сортир, батяня! Понадобишься – пригласим! – скомандовал Николай из импровизированной камеры пыток.
– Теперь слушай сюда! – Он обеими руками потер пластиковый пакет, зашумевший, словно хвост гремучей змеи. – Не выведешь на Савла – легкие по кусочкам выхаркаешь. Если живой еще будешь, я тебя головой в разогретую духовку суну и держать там буду, пока рожа до хрустящей корочки не запечется!
Угрозу Серегин подкрепил пощечиной.
Савел был далеко, а пластиковый мешок в руках беспощадных незнакомцев близко. Юный рокер раскололся:
– На старом кладбище сегодня Савел тусуется. Черную мессу справлять будем. Он дома редко ночует, со стариками своими поругался. По хазам у приятелей кантуется. Обещал ко мне заехать, спиртягу забрать и свечи новые к мотоциклу.
– Когда? – спросил Святой и на всякий случай отошел от окна.
– А в полдвенадцатого! – ответил Котя. Его зубы выбивали чечетку.
Не тратя понапрасну времени, друзья продолжили перекрестный допрос сопляка, который был кем-то у главаря банды. Пацан рассказал, что Гаглоев, заказчик наездов на Василия, постоянно проживает в Москве, Нижний Тагил – его вторая родина. Отец Гаглоева работал мастером в литейном цеху металлургического комбината, выпускавшего во время войны тяжелые танки «Клим Ворошилов». Сын металлурга по стопам отца не пошел, в нем взыграла тяга к прекрасному, и Гаглоев поступил в Суриковское училище. Но после двух лет учебы он бросил свою альма-матер и принялся просаживать присылаемые отцом деньги по московским ресторанам.
Родительских средств на столичные кабаки катастрофически не хватало, заказы недоучившемуся студенту никто не предлагал, но менять рестораны на дешевые пивные с кружкой разбавленного пива и подтухшей рыбой Гаглоев не собирался. Вокруг приятелей-художников увивался различный народ. Были и дяди с толстыми кошельками, готовые платить бешеные деньги за старинные иконы, складни, уникальную церковную утварь. Налаживались и связи с иностранцами.
Тут несостоявшийся Репин и погорел. Ему впаяли спекуляцию валютой в виде промысла, отправив вдыхать хвойный аромат тайги сроком на пять лет, и, чтобы он не беспокоился о нажитом, подчистую конфисковали имущество. После отсидки от звонка до звонка Гаглоев вернулся в столицу и теперь с иностранцами дела вел только через посредников, не подставляя собственную шею под тяжелую руку правосудия.
С перестройкой богатых клиентов стало как пиявок в тинистом пруду. Те, кого впоследствии припечатали кличкой «новые русские», брали все подряд, лишь бы подревнее и в единичном экземпляре. Чтобы найти штучный товар, Гаглоев мотался по глухим деревням Среднего Урала, скупая за бесценок самоцветные шедевры безвестных Данил-мастеров, старообрядческие богослужебные книги, иконы, а также холодное оружие златоустовского булата.
– Он кубок этот из-за камушков присмотрел! – выкладывал дергающийся от страха Котя. – Уговор был: попугать колченогого!
– Выбирай слова, недоносок! – прорычал Серегин и закатил юнцу увесистый подзатыльник.
– Нам по полтиннику «зеленью» Гаглоев обещал, если мужик чашу продать согласится. Савел на коня сел – нечего, мол, бензин зря жечь, по коровьему дерьму ездить, попинаем его ногами, сам отдаст, даром. Гаглоев сильно орал на Савла, говорил, что тот его подставил, что он не скупщик краденого! Жила этот Гаглоев. «Деревянных» отстегнул и дури на всю кодлу по разу затянуться! – Котя обиженно шмыгнул носом. – Наколол Гаг.
– Он в городе? – спросил Святой, понимая, что вопрос этот риторический.
– Смылся утренним поездом! Товар получил и сразу в Москву бортанулся. Мы с Савлом ему кубок отвозили.
По всему было видать, парень говорил правду: от страха он не помнил себя.
– Столичные координаты Гаглоева знаешь?
– Нет. Работает для отмазки кем-то…
– Где?
Парень запнулся, стараясь вспомнить. Жесткие пальцы Серегина сдавили его шею.
– Где работает? Шевели мозгами, пока из ушей не потекли!
– В галерее… – простонал Котя. – Пусти, больно… Не помню названия, честное слово, не помню…
– А если харей в духовку? – жизнерадостно предложил Серегин и сбросил парня с кресла на пол.
Извиваясь ужом, Котя отполз в угол комнаты и скорчился в позе эмбриона.
– Ну что вам, волки, от меня надо?! – по-щенячьи взвизгнул он. – Все, что знал, рассказал! Мне без вас Савел кишки на локоть намотает! Батяню загасили…
Перепуганная троица пьянчужек жалась в дверях. Лишних свидетелей устранили остроумным способом. Серегин, проследовав на кухню, набрал в пустую бутылку обыкновенной водопроводной воды.
– Мужики, вот вам пузырь… – прошептал он, многозначительно подмигнув, – идите в свой свинарник, добирайте градус и не мешайте душевной беседе!
Команда алкоголиков с проспиртованными потрохами по достоинству оценила щедрость гостей и не стала задерживаться. Фокус получился. Из кухни доносилось блаженное бормотание:
– Крепка злодейка, даже вкуса не чувствуется…
Савел был пунктуален. Ровно в половине двенадцатого прозвенела всемирно известная мелодия «Подмосковных вечеров». Видимо, зная нравы обитателей квартиры, долгожданный гость двинул пару раз ногой по двери.
– Открывай, Котя! – повелительно крикнул он.
Святой вывел сопляка в коридор и предупредил:
– Пикнешь, скотина, живым в землю закопаю!
Рокер-сатанист на негнущихся ногах подошел к двери. Сзади его вялую руку заломил Святой. Надо было только оттянуть защелку замка.
– Шухер, сматывайся! – корабельной сиреной взревел молокосос, чей страх перед ублюдком-наркоманом оказался сильнее страха перед пытками.
Механически Святой провернул руку Коти до ломового хруста костей. Дикая боль заставила паренька исполнить оригинальный балетный номер: сначала он встал на цыпочки и вытянулся всем телом вверх, а затем с хрипением рухнул вниз.
Топот ног по лестнице был как азбука Морзе: серия точек, громкий хлопок и опять дробь. Савел бежал, прыгая через ступени. Святой споткнулся о бездыханного Котю и потерял столь важную в погоне секунду.
– Ключи… ключи от мотоцикла!
Этот приказ командира донесся до Николая уже с лестничной клетки. Серегин обшарил карманы мальчишки, нашел связку, бросился к окну, выходящему во двор, и локтем выбил стекло, не тратя времени на возню с форточкой. Святой мог бы гордиться выучкой своего бывшего подопечного, который действовал со скупой расчетливостью профессионала.
– Святой! Лови! – крикнул Серегин и бросил ключи в темноту двора, свободной рукой сдирая шторы, не пропускающие наружу свет.
Разрыв между преследуемым и преследователем увеличивался. Главаря подонков гнал животный страх, а он, как известно, удесятеряет силы. Противник негодяя был не беспомощный инвалид, а неизвестный и поэтому особенно страшный человек.
