Джеффри Дивер - Грань
Это было прошлое человека, который пытал и убил моего учителя.
И мне действительно не терпелось поскорее пролистать неизвестные мне страницы жизни Лавинга, чтобы узнать о нем как можно больше.
Когда его кузен признал, что продажа их дома — фикция, во мне сразу же вспыхнула надежда обнаружить там скопившийся за десятилетия семейный архив. Найду ли я там детские фотографии Лавинга? А вдруг еще остались игрушки, которыми он забавлялся когда-то?
Я вспомнил одно из самых первых заданий, которое дал Дюбойс незадолго до операции в Род-Айленде. Тогда я поручил своей новой ученице узнать все о Марджори, сестре Лавинга. Дюбойс взялась за дело с типичной для нее энергией и написала для меня подробную биографию женщины, которая подростком проводила с братом очень много времени. Потом он стал преступником и бросил своих родных. Тогда я был убежден — но, как скоро выяснилось, заблуждался, — что через сестру мы выйдем на него самого. Дюбойс выяснила трагические подробности ее борьбы с раком, узнала о периоде ремиссии, о новой атаке болезни и о нелепой гибели на Оккокване — реке, впадающей в Чесапикский залив.
Ничего полезного для своей охоты на Лавинга я в этих заметках не нашел, но все-таки с большим интересом прочитал жизнеописание единственного, как мне казалось, человека на свете, к которому Генри Лавинг питал искреннюю и многолетнюю привязанность.
Но я хотел узнать больше и в этом смысле сейчас возлагал на старый дом особые надежды.
Разумеется, велика вероятность, что родители, узнав, что сын встал на преступную дорожку, избавились от всех следов совместной с ним жизни, и тогда меня ждет разочарование. Пустота. Вакуум. Интересно, как бы поступил я, имея столь проблемного отпрыска?
Снова вышла на связь Клэр Дюбойс. Она провела свой обычный поиск и собрала всю доступную информацию о доме. Это был рассчитанный на одну семью особняк, построенный восемьдесят лет назад на участке размером около гектара в окрестностях Эшберна — в большом районе между аэропортом имени Даллеса и Лисбургом, активно заселявшемся сейчас жителями столицы, пригороды которой отодвигались от центра все дальше и дальше.
Официально дом Лавингов стоял необитаемым уже почти полтора года, хотя его формальный владелец по временам посылал туда работника, чтобы проверить, все ли в порядке, и подрезать деревья. Хозяин заявил, что сам Лавинг не связывался с ним уже много лет, но внес арендную плату на целое десятилетие вперед.
— Держу пари, ты нашла все это не на обычных сайтах в Сети, — сказал я Дюбойс.
— Знаете, что примечательно, — отозвалась она. — Мне показалось, что владелец дома испытывает некое чувство вины, хотя не совершил ничего противозаконного. А чувство вины делает людей более словоохотливыми.
Через десять минут езды по извилистой и узкой асфальтовой дороге, где не было ни столбов освещения, ни каких-либо указателей, я сбавил скорость и загнал машину под защиту густых кустов, разросшихся примерно в пятидесяти метрах от дома. В округе было еще шесть или семь таких же жилых построек, и каждая из них располагалась в отдалении от дороги. Земля повсюду была засыпана мусором, а крупный осколок красного пластика от заднего фонаря автомобиля, выделявшийся среди бытовых отходов, напоминал о том, как опасно это местное шоссе с его резкими виражами и полным отсутствием света.
Я достал мобильник и набрал номер Фредди.
— Ты получил ордер на обыск? — спросил я. Мы поспорили с ним о том, нужен ли нам ордер вообще, однако когда имеешь дело с юриспруденцией, лучше подобных споров избегать. Если нам повезет и мы обнаружим в доме ценную улику, какой-нибудь ушлый адвокат способен дискредитировать ее как добытую в обход законной процедуры, если у нас не будет ордера.
— Получил.
— А сам ты где?
— Минутах в пятнадцати езды. А ты?
— Уже на месте.
— Боже мой, Корт! Ведь на ваших машинах нет даже проблесковых маячков. Если будешь так гонять, когда-нибудь разобьешься насмерть.
— Мне очень хотелось добраться как можно быстрее. Думал, у меня есть шанс застать его здесь.
— Но не застал.
— Нет. Дом у меня перед глазами, — сообщил я. — Ни лучика света, ни малейшего движения. Но среди окрестных деревьев я насчитал примерно пятьдесят отменных позиций для снайперской стрельбы. У вас есть с собой тепловые детекторы?
— Конечно, у нас есть все необходимое. Но только в лесу такой датчик обычно первым делом срабатывает на какого-нибудь оленя. А бэмби для нас интереса не представляют.
— Перехожу в режим молчания. — Я отключил телефон и выбрался из машины. Достал из багажника бронежилет, облачился в него, а поверх натянул комбинезон — на этот раз черный. Потом осторожно двинулся вперед, вдыхая прохладный осенний воздух, и остановился между двумя стволами вековых дубов. Легкий туман окутывал дом, стоявший метрах в шестидесяти от дороги. Мне были слышны скрипучие звуки, которые издавали насекомые, все еще не угомонившиеся с приходом ночных холодов. Подавали признаки жизни лягушки. Над головой по временам что-то шелестело — летучие мыши.
Я не суеверен и никогда не допускал мысли о том, что мы можем ощущать присутствие духов умерших людей. Но не стану отрицать и того, что порой совокупность впечатлений и сиюминутных ощущений в сочетании с внезапным воспоминанием из прошлого опыта порождает в нас внезапные прозрения, которые, видимо, и называются «шестым чувством». Я не испытывал страха, и меня не одолевали недобрые предчувствия, но внезапно понял, что должен немедленно взять оружие на изготовку и переключить сознание в режим ожидания опасности. Рискуя получить растяжение мышц шеи, я резко обернулся и увидел позади себя очертания фигуры человека. Я взял его на прицел, держа палец на спусковом крючке. Потом, тяжело дыша, откинулся спиной на твердую шероховатую поверхность ствола дерева. Ветки, которые еще секунду назад сплелись между собой и казались силуэтом мужчины, раздвинулись под порывом ветра.
Иллюзия, порожденная темнотой, и больше ничего.
Но это не означало, что для тревоги вообще не было повода. Лавинг мог оказаться где-то совсем рядом.
Я снова стал рассматривать дом. Двухэтажное строение с фронтоном посередине было окрашено в темно-коричневые тона. Причем работник, присылаемый хозяином, явно уделял больше времени срезанию сучьев, чем подновлению самого дома. Перила перед входом покосились, ступени просели, и по меньшей мере три бежевых ставня на окнах едва держались на одной петле. По стенам местами отслаивалась краска. На деревянной балке над открытой террасой, протянувшейся по всей длине фасада, были подвешены качели — от двух цепей теперь осталась только одна.
Я еще раз огляделся. Никакого признака жизни вокруг. Потом мой взгляд снова приковала к себе терраса. Интересно, подумал я, любил ли Лавинг мальчишкой эти качели? Быть может, он проводил на них целые часы летними вечерами? Один или с кем-нибудь на пару? Я уже заметил за домом обширный луг. Миновав невысокий забор из поредевшего ныне штакетника, можно было попасть туда. Любил ли он охотиться там на мелких зверьков? О нем ходили слухи, что опыты с пытками он начал еще на животных, совсем мальцом. Но я в это не верил, ибо не было доказательств того, что Лавинг обладал садистскими наклонностями и наслаждался, причиняя другим людям боль. Когда он доставал наждачную бумагу и спирт на глазах у человека, от которого должен был получить информацию, им наверняка владела та же мысль, что так часто посещала меня: «Какова моя цель и каков наиболее эффективный путь к ее достижению?»
Я всматривался в темные окна. Два из них были разбиты то ли камнями, то ли выстрелами из духового ружья. Любой полицейский скажет вам, что такие заброшенные дома частенько привлекают местных малолетних хулиганов. Я сам с этим сталкивался. Одно время нам с Пегги принадлежал коттедж в Вудбридже. Двумя кварталами ниже стояла старая викторианская усадьба, где давно никто не жил. И наверное, не было во всей округе ни одного подростка, который хотя бы однажды не пробрался внутрь казавшегося таким опасным места. Я несколько раз писал заявления в городской совет, просил позаботиться о надежной ограде. В конце концов ее возвели.
Поразившись тому, почему именно Кесслеры и Генри Лавинг так часто вызывали во мне подобные воспоминания, я отогнал их. Сейчас мне нельзя отвлекаться ни на что, понимал я.
Потом стало слышно, как подъехала машина, хотя света фар я не видел. Я позвонил Фредди, чтобы объяснить, где меня найти. Через несколько минут он и несколько агентов из опергруппы присоединились ко мне.
— Узнали что-нибудь о машине, на которой он приезжал к кузену? — спросил я Фредди.
Командир группы всматривался в сторону леса, как и все его подчиненные, сканируя местность, причем каждый отвечал за свой квадрат.
