Валерий Горшков - Хищники
— Ну, как знаешь! — Щелчок снимаемого предохранителя прозвучал как грохот полевой гаубицы. — Тогда извини, приятель...
— Не надо! — завопил во все горло Степан. — Не стреляйте, пожалуйста! Я скажу все, что знаю! Все!
— Останавливай машину, — приказал Ворон, — и глуши двигатель. Вот так! — сыщик подождал, пока охранник повернет ключ в замке зажигания, а потом спросил: — Где и когда ты познакомился с человеком, который организовал ограбление сейфа в офисе телекомпании?
— Мы виделись всего один раз, — затараторил Баскаков. — Он сам нашел меня. Сказал, что раз я е могу рассчитаться с долгом, то должен помочь взять сейф. Я должен был сообщить, когда Михаил Кац оставит там большую сумму денег, после чего устроить так, чтобы в ночь ограбления дежурил именно я. Для меня это был единственный выход, чтобы расплатиться!.. — Со стороны, видимо, странно было видеть этого здорового, крепкого мужика размазывающим по лицу сопли. — Я же не думал, что Миша появится в самый неподходящий момент!.. Тот человек должен был только забрать деньги и уйти... Я не виноват!
— Неужели? — с притворным сочувствием произнес Ворон. — Их имена и приметы, быстро! От того, насколько хорошо ты все вспомнишь, зависит твоя жизнь! Ну?!
— Один — старик, ему, наверное, лет семьдесят пять. Маленький, седой, с хитрыми глазами... Второго, который вскрыл сейф и убил Каца, я разглядеть не успел. Он выстрелил в меня усыпляющим зарядом... Он молодой, что-то около тридцати, светлый, худой...
— Он что-нибудь сказал тебе, прежде чем усыпить? — спросил сыщик.
— Нет, — замотал головой Степан, — как только я открыл дверь, он заявил: «Привет, земляк, отдыхай», — а после выстрелил в меня из какой-то штуковины вроде пистолета... Потом, уже сквозь сон, я слышал, как он дрался с Кацем. То, что было со мной, нельзя назвать обычным сном. Я не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, но слышал почти все, что происходило вокруг, только звуки доносились словно издалека...
— Понятно, — кивнул Ворон, — теперь самое главное. Ответишь — останешься в живых, нет — закопаю прямо в этом лесу. Как имя старика и где его можно найти?
— Он старался не произносить никаких имен, но однажды проговорился и назвал себя Петром Корнеевичем...
— Как ты сказал?! Петр Корнеевич?! Корнеич... — Сыщик вспомнил, что так звали самого известного питерского вора в законе, про которого в криминальных кругах ходили настоящие легенды. Самой невероятной из них казалась как раз та, которая повествовала об истинном происшествии. Ее рассказывал Ворону много лет назад в школе милиции ветеран МВД генерал-майор Макаров. Однажды, в начале шестидесятых годов, профессиональному взломщику сейфов удалось под покровом ночи проникнуть в спальню загородной дачи директора «Пассажа» и, не разбудив ни хозяина, ни его супругу, ни даже спавшего этажом ниже пса, вскрыть сейф и забрать почти семьдесят тысяч рублей — сумма по тем временам просто фантастическая. Правда, через какое-то время медвежатник Сергеев был все-таки пойман, но это ничуть не смазало общего впечатления от ювелирно исполненной работы. Данный примечательный эпизод был внесен во все милицейские учебники как особо показательный, а вор в законе Корнеич навсегда вошел в историю криминальной России.
Ворону было любопытно, что же за молодого подручного нашел себе Корнеич? Если квалификация этого парня сравнима с квалификацией его старшего товарища и наставника, то нетрудно себе представить, сколько сейфов они уже успели «поломать» за последние годы! Десятки! Зная железное правило Корнеича никогда не размениваться на мелочи, можно было предположить, на какую сумму облегчили они владельцев всех этих несгораемых и неприступных стальных пеналов. И четыреста тысяч, похищенные из офиса «КТВ», — веское тому подтверждение.
— Это все, что тебе известно? — спросил Ворон, пристально глядя на дрожавшего от страха охран-ника.
— Все! — просипел тот в ответ. — Честное слово, больше ничего не знаю!.. Вы ведь сдержите свое слово и не станете меня убивать?! Правда?
— Выходи из машины, — коротко бросил сыщик, кивком головы указывая на дверцу со стороны водителя.
— А? Зачем?! — еще сильнее задрожал Баскаков, но все-таки был вынужден подчиниться. Когда тебе в глаз смотрит пустое и зловещее отверстие в пистолетном стволе, почему-то пропадает всякое желание проявлять самодеятельность. Охранник непослушными руками толкнул дверцу, осторожно поставил ноги на мокрую траву лесопарка и обернулся. Вместо ответа «сотрудник ФСБ» махнул пистолетом: «Давай, не задерживайся!» Степан вылез из салона и замер, положив руки на крышу автомобиля. Пассажир мгновенно оказался рядом.
— Стой так и не дергайся, — предупредил Ворон, звеня зажатыми в свободной руке ключами от машины. — Одно неосторожное движение или, не дай бог, попытка убежать — и я всажу в тебя всю обойму. Понял, гаденыш?
Охранник ничего не ответил, а только тихо и жалобно заскулил, опустив голову.
Ворон обошел машину и открыл багажник. Пошарив в нем с полминуты, он достал веревку, вернулся к Степану и связал ему руки за спиной.
— Если будешь себя хорошо вести, не будешь кричать, колотить ногами, звать на помощь, то я вернусь и освобожу тебя. Если будешь дергаться, то считай, что ты труп. Понял?
Баскаков послушно закивал головой, словно китайский болванчик, а потом вдруг охнул и стал медленно оседать на траву. Несильный, но точно выверенный удар по затылку на время лишил его сознания. Ворон подхватил обмякшее тело под руки, подтащил к багажнику и, приподняв, закинул туда сначала туловище охранника, а потом и ноги, согнув их в коленях. По опыту он знал, что предусмотренная в иномарках вентиляция багажного отделения не позволит Степану задохнуться — по крайней мере в течение тех суток, за которые Ворон планировал завершить дело с похищенной из сейфа видеокассетой. Сыщик погасил фары автомобиля, запер обе дверцы, закурил и быстрым шагом направился назад по петлявшей через темный лесной массив мокрой дороге. Достав из кармана плаща мобильник, он коротко переговорил с Иваном. К тому времени как сыщик добрался до условленного места встречи с сыном, в записной книжке сержанта, имевшего доступ к милицейским компьютерам, уже был адрес нового особняка Петра Корнеевича Сергеева в поселке Юкки.
Дожди и шквальные ветры, захлестывавшие город последние две недели, наконец прекратились. На ярко-синем небе сверкало холодное солнце, рассыпая в лужах и каплях множество таких же холодных бликов. С востока дул несильный, но ровный студеный ветер, заставляя трепетать редкую, совсем невесомую листву огромных деревьев старого лютеранского кладбища. Ворон шел по хрустящему песку дорожки и читал надписи на старинных плитах. «Полковник Андрей Карлович Каульбарс, скончался от ран, полученных при штурме Плевны»... «Майор Николай Оттович Унгерн-Штернберг, пал за Отечество в бою под Стефанувом»... «Капитан Роберт Андреевич Люндеквист, доблестно пал за Царя и Отечество при взятии крепости Гуниб»... «Да, капитан, должно быть, не приходилось тебе прятаться от всех в собственной стране, — с горечью подумал Ворон. — Тебе и в дурном сне не могло представиться, что ты ходишь по улицам в гриме и в парике, с фальшивым паспортом и поминутно озираешься, чтобы засечь „хвоста“. Для тебя все было просто: за тобой — Отечество, впереди — враг, вокруг твои солдаты. Веди их вперед, а если что, то похоронят тебя с честью и семью твою не забудут. Собственно, и для нас в Афгане дело обстояло примерно так же. Зато теперь все изменилось, теперь враг говорит с нами на одном языке, ездит по нашим улицам на своих роскошных машинах и предлагает нам с экрана телевизора затянуть потуже пояса, а сам едет отдыхать на собственную виллу в Майами!.. Да, тем, кто погиб в Афгане, пожалуй, еще повезло».
В следующее мгновение Ворон вздрогнул и остановился, заметив приближающуюся со стороны ворот женскую фигуру. Женщина шла уверенной и в то же время как бы танцующей походкой, на ней были черные джинсы, черная кожаная куртка, свитер из толстой шерсти с высоким воротом, темные очки и тот же, что и в прошлый раз, лихо заломленный берет. Сердце у Ворона заколотилось, он машинально оперся на заржавленный столбик ограды. Дело было не только в том, что он отвык от романтических свиданий, и не только в том, что последние несколько дней его мысли упорно возвращались к образу этой женщины, — нет, кроме всего этого сегодня он остро чувствовал свою беззащитность, потому что впервые за долгое время встречался с посторонним, в сущности, человеком без всяких конспиративных принадлежностей вроде очков и накладных усов. Со своим настоящим, хотя и перенесшим несколько пластических операций лицом Ворон чувствовал себя очень уязвимым. Он был взволнован, однако и сыщик, и подпольщик без верной интуиции — ничто, а интуиция подсказывала ему, что он все делает правильно. Отказаться от свидания он все равно не мог, потому что постоянно думал о Вере Лихвинцевой, а явиться на свидание в конспиративном обличье было бы и оскорбительно для женщины, и вообще нелепо.
