Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий

Ох как часто я жалею о своей летной кожанке из моего мира, когда застегиваю это творение местных скорняков. Да вот засада — там застежка «молния», повторить которую мне никак не удается. Так и лежит удобная летная кожанка из хорошо выделанного шевро в сундуке у дяди Оле на горе Бадон.

— В ваш кабинет здесь пройдем. Мне нужны дела на некоторых заключенных, — ответил я, надевая на голову кожаное кепи. — Архив ваш тоже там?

— Там, все там, — вздохнул он, поднимаясь.

— Кто кроме вас работал с архивом?

— Только я, господин комиссар. Аристократы ленивы для этого. Отдадут приказ — я и разыщу, что требуется.

В кабинете писаря, действительно каморке три метра на два, Громмель быстро отыскал в неглубоких шкафах дела инженеров, томящихся в узилище. И даже выдал парусиновый портфель для их переноски. Также я приказал отыскать свое прошлогоднее дело, оказавшееся вполне объемным — аж в два тома, и для него выбил еще один портфель.

Только успел хрупнуть застежками, как пришли доложить, что меня какие-то офицеры кличут.

— Придется вам досыпать в камере, Громмель. Но думаю, что это ненадолго, — сообщил я канцеляристу.

В ответ тот просто пожал плечами. Не как фаталист, а скорее как стоик, который давно выяснил, что все в этой жизни временно.

— Я с вами не прощаюсь, господин Громмель, — сказал я напоследок. — Вы уже выслужили пенсию?

— Давно.

— Вот и хорошо. Примите без озлобления некоторое стеснение вашей свободы на первых порах. Вы один из ключевых свидетелей. Идет следствие. Надеюсь, что оно не затянется.

На это он мне ничего не ответил. А у меня же на него появились определенные виды. На заводе мы уже стали тонуть в бумагах.

Заперли архив, и Громмеля увели в подвал. Пока в одиночку.

Портфели я отдал Тавору, сказав, что он за них головой отвечает.

В кабинете начальника контрразведки меня ожидал, покуривая, армейский капитан в полевой форме с пистолетом Гоча на правом бедре. Довольно молодой. Лет двадцати пяти.

— Комиссар Бадонверт? — спросил он меня, вставая.

И удовлетворившись моим ответом, представился:

— Я Фазан.

— Восемь, — сказал я.

— Четыре, — ответил мне он.

Все правильно. Пароль по ведомству Моласа на сегодняшний день «двенадцать». В любом наборе цифр. Притащил я сюда такой пароль из Российской армии. Генералу Моласу он очень понравился.

— Принимайте заведование, капитан, — сказал я, — а мне пора во дворец на заседание ЧК.

Уже в карете я засунул портфель со своим делом в рундук под сиденьем, туда, где лежал мой личный ручной пулемет с десятком запасных снаряженных дисков. Мало ли что может случиться. Раз я уже попадал в дороге в переплет с одним револьвером в руках. Больше не хочу. Второй портфель с делами инженеров пристроил рядом на сиденье. Его я отдам принцу. Он у нас председатель ЧК.

А дело на меня я на досуге почитаю. Детективов тут пока как литературного жанра нет, вот и заменит…

Доехали быстро. Пароль для улицы был «пятнадцать». Те, кто его не знал, могли передвигаться только между блокпостами. Конки вообще сегодня на линию не вышли.

А в городе совсем рассвело. Клумбы с поздними цветами радовали глаз на бульварах. Только вот останется ли Будвиц таким городом, как был, каким я его полюбил, я не поручусь. Кто бы раньше знал, чем обернется моя приватная пьянка с кронпринцем на полигоне? «Без лишних ушей».

26

Вернувшись из дворца на завод, вызвал поверенных и отдал им чертежи застежки-молнии. Пусть хоть принцип запатентуют, раз мне сделать ее не удается.

Дневная горничная подала обед. Эта тетка была не так соблазнительна внешне, как ночная горничная у Гоча, зато очень вкусно готовила.

Однако аппетиту мешали мысли, роящиеся в голове после первого заседания ЧК. Там меня сердечно поблагодарили за привезенные дела инженеров и прояснение обстановки с доказательной базой измены офицеров контрразведки, а заодно мне под протокол вынесли порицание в излишне жестких методах захвата здания контрразведки — все же это не вражеский объект, чтобы устраивать в центре города взрывы и пулеметную пальбу. Поэтому от дальнейшего расследования меня отстранили и сослали на фронт. Однако в комиссии оставили и полномочий не лишили. На фронт я поеду как комиссар. Узко — как комиссар броневого отряда. Широко — как королевский комиссар вообще, полномочный представитель ставки верховного главнокомандования, так сказать…

Рецких горных стрелков и егерей я должен на следующий день убрать из города и забрать с собой — они прикрепляются к броневому отряду как штурмовики. Части, которые их сменят, уже на подходе к столице.

Вот так-то вот. Ничего такого удивительного. Мавр сделал свое дело…

В принципе чего-то наподобие такого и стоило ожидать. У принца в рукаве всегда восемь козырных тузов. Да и генерал Молас тот еще хитрован. Остальные королевские комиссары больше статисты, назначенные королем для видимости коллегиальности решений, озвученных принцем.

Не доев толком обед, прошелся по цехам, радуясь, как растет наш завод. Полюбовался на конвейер сборки пулеметов «Гоч-Лозе». Не так чтобы уж и ух… Но десяток в день собирают. Какой это к чертовой бабушке конвейер? Но лиха беда начало. Будем надеяться на лучшее. На сотню изделий в день хотя бы. Сдерживают изготовители деталей. Там что ни день, то что-нибудь да вылезет. А я приказал четко: никакой подгонки напильником. Только из готовых деталей собирать, как детский конструктор. Что не лезет, то в брак. Точнее, в запас. Если прижмет, то и напильником доводить будем.

Приказал сегодняшний десяток придержать для бронеотряда, а счет за них отправить кронпринцу. Для чего собственноручно написал и оставил им требование в интендантское управление. Заодно и акт приемки пулеметов.

— Не дай вам ушедшие боги, если хоть один из них в бою заклинит, — погрозил напоследок.

Ручные пулеметы с завода брать не стал. В бронеотряде и рецких частях их, на мой взгляд, хоть и недостаточно, но все же намного больше, чем где-либо. А вот «Гоч-Лозе» проверить в бою не мешает.

Инженеры в своей каморке в инициативном порядке корпят над чертежами пулеметной двуколки для пехоты, предназначенной доставлять сам пулемет и боезапас к нему к переднему краю. Похвалил инициативу. Подал им мысль, украденную из моего мира — в Интернете подсмотрел в фотках про Первую мировую войну: герметические жестяные цилиндры, в которые помещается по шесть 250-патронных лент. Сами цилиндры крепятся на заднем свесе двуколки, под площадкой. А на площадке пулемет, шесть коробов с лентами и две канистры с водой. Таким образом, перевозимый боезапас утраивается. Таскать такой экипаж может одна лошадь или два стирха. Далеко не тачанка, но все армии в Первой мировой чем-то подобным пользовались. А тачанке на болотах развернуться негде. Тачанке нужен оперативный простор и маневренная война.

Пошел проведать Зверзза — узнать, как ему на новом месте? Не мешает ли работе больная нога? А то больничный выпишу для выздоровления. Нашел его на стройплощадке нового цеха, по которой он уверенно ковылял на костылях, покрикивая на рабочих легкими матерками.

— Да что мне сделается, калеке, ваша милость, — добродушно улыбнулся он. — Жилье хорошее, питание сносное, работа привычная. И не скучно тут у вас. А для того чтобы по стройке бегать, у меня целых два помогальника есть. Молодых да толковых, — показал он на двух худых пацанчиков лет по пятнадцати, стоящих в сторонке. — Не беспокойтесь, ваша милость, через полмесяца мы этот цех под крышу уже возведем и перейдем к следующему.

Вроде доволен мужик, судя по виду. И работяги на «козах» энергично кирпичи на леса носят. Без ленцы.

Поинтересовался больше для проформы:

— Перебоев со стройматериалами нет?

— С кирпичом пока нет. Как с кровельным железом будет — не знаю. Я бы на вашем месте заранее озаботился проверить, чтобы лист оцинкованный был. А то крась не крась… Все одно ржа его ест. Не сверху, так снизу. А оцинкованный лист долго служит. Экономия на ремонте солидная выходит в итоге. Лучше него на кровлю только красная медь.