Андрей Воронин - Инкассатор: Слезы из черного золота
– Вот сволочи, – произнес он, – так драпали, что даже ключи забыли.
Он снял связку и отдал два ключа солдатам.
– Открывайте, мужики, открывайте! – радостно приказал он, бросаясь к камере, освобождая первого узника страшного подземелья.
Люди, многие из которых годами не видели света, с трудом выходили из камер. На их изможденные лица нельзя было смотреть без боли, но видя их светящиеся глаза, бойцы радовались не меньше, чем освобожденные.
Среди них были и военнослужащие, и журналисты, и члены комиссии из ОБСЕ и другие, кто бесследно пропал в Чечне еще в девяностые годы. Этот подвал был перевалочным пунктом, откуда людей переправляли дальше: кого в рабство, кого на казнь, кого в могилу.
– Мужики, смотрите, тут девушка! – крикнул один из бойцов.
На бетонном полу каменного мешка лежала Елена Минина. Несколько часов назад она, потеряв все надежды на спасение, упала в обморок. Ее тело лежало неподвижно, и со стороны казалось, что девушка мертва.
Юрий бросился к ней и прислонился ухом к груди.
– Жива! – крикнул он. – Жива! На воздух ее! На воздух!
Филатов взял девушку на руки и бросился вон из подземелья. И пока бойцы, оставаясь в подвале, помогали выбраться и прийти в себя остальным пленникам, офицеры милиции незаметно поднялись следом за Юрием.
Он выбежал на освещенную фонарями площадку перед зданием и положил на траву Елену, пытаясь привести ее в чувство.
– Нашатырь нужен, – раздался звонкий голос офицера.
Филатов обернулся. Оба милиционера вышли из здания и, сделав несколько шагов остановились. Один из них достал пистолет и, навинтив на него глушитель, направил на Филатова.
– Извини, парень, у нас нет времени, нам пора.
– Да вы что, ребята? – удивленно спросил Юрий, невольно вжимая голову в плечи.
В ту же секунду раздалась автоматная очередь и офицер, наставивший пистолет на Филатова, рухнул как подкошенный. Второй попытался достать пистолет, но его постигла та же участь. Из дома вышел сержант Гелига.
– Ну что, тезка, – улыбнулся он, – с вас причитается.
– Спасибо, Юра, – покачал головой Филатов.
– Мне эти двое сразу не понравились, – сказал сержант. – А сейчас, смотрю, вы вышли и они следом. Думаю, дай подстрахую... Как думаете, это диверсанты?
– Нет, – покачал головой Филатов, подходя к убитым, – это самые что ни на есть менты. И цель они выбрали правильную, и время подходящее. Сейчас должна начаться операция, вот они и смылись бы. А может, еще и вас постелили б заодно. Потом все равно потери спишут...
– Ну, это вряд ли, – для убедительности сержант показал фигуру из трех пальцев, и тут же, словно в ответ на его слова, где-то в горах раздались взрывы. Начиналась завершающая стадия войсковой операции федеральных сил.
Удары авиации и артиллерийский огонь дождем обрушились на выявленные разведкой позиции боевиков, занимаемые ими на высотах вблизи базы. После артподготовки в район двинулись основные силы, которые, сбросив остатки противника, блокировали проходы в ущелье. Далее войска завладели западными участками ущелья.
Вычислив, что остатки боевиков уходят на юг, вертолеты, не опасаясь противодействия ПВО, сбросили десант, опередив бандитов, и совместно с пограничниками блокировали ущелье. Они закончили уничтожение оставшихся террористов. Никто из тех, кто не сложил добровольно оружия, не остался в живых.
Вскоре вертолеты прилетели на брошенную бандитами базу, и уже утром следующего дня Юрий с Еленой завтракали в номере грозненской гостиницы «Весна».
Глава 13
Известие об окончании операции не обрадовало подполковника Синькова. Гибель начальника штаба, верного боевого товарища, окончательно выбила комбата из сил. Он по-прежнему находился в палаточном лагере в штабе федеральных сил. Его непосредственный начальник полковник Липатников взял его на несколько дней «под личную опеку», вернее, посадил под домашний «арест». Сделал он это с той лишь целью, что понимал: Талипов не оставит Синькова, не простит оскорбления, даже несмотря на то, что сейчас его положение резко ухудшилось. Кроме того, в случае начала судебного разбирательства Синьков был бы важным свидетелем, который мог дать оценку произошедшим событиям как грамотный командир и отличный боевой офицер.
Зайдя в палатку к Синькову, полковник в очередной раз решил поделиться с комбатом своими соображениями. Он застал подполковника в привычном виде: неподвижно лежавшего на кровати со скрещенными на груди руками.
– Ну что, Синьков, так и будешь лежать? – спросил он, присаживаясь рядом. – Ты хоть бы вставал, когда командир заходит. Совсем одичал в горах, партизан хренов!
– Слушай, Васильич, че ты хочешь? – грубо спросил комбат, медленно повернув голову к полковнику.
– Шкуру я спасти твою хочу. Шкуру и душу.
– А вы спасите тех, кто там, в горах остался... – бросил Синьков. – Сухарева спасите.
– Ну что ты за человек-то такой, – с сожалением произнес полковник. – Талипова уже обидел, теперь меня хочешь?
– Я Талипова обидел? – от возмущения Синьков присел на кровати. – Я его величество обидел? Это он меня обидел, тем, что триста ребят ни за что положил!
– Ты же знаешь, Синьков, наше дело телячье: обосрался и стой, пока вымоют.
– Я не обосрался, Васильич, – скривился Синьков, – я не обосрался. Я там стоял до последнего. Я спас десять ребят от смерти, а не Талипов. Ты что, Васильич, позицию этих говнюков занимаешь и меня агитируешь? Может, мне еще извиниться перед уважаемым полковником?
– Извинишься! – вскричал Липатников, вскакивая с кровати. – Извинишься, как пить дать. Прилюдно. Ты потерял выдержку! Ты, который никогда не позволял себе срывов и смело выполнял свою работу, пацанов от смерти спасал... Вся твоя теория сейчас псу под хвост, ты что, Виталик!
– Ты знаешь, – вздохнул Синьков, – я ведь и после гибели батальона так думал. Вот как раз об этом бойцу одному говорил, когда за духами в гору шли. А потом, как увидел склад оружия на поляне, понял, что духи разошлись по домам, как ни в чем не бывало. И что-то надломилось. Понимаешь. Все было ясно и понятно. Боевики разбили наш батальон, мы пошли следом, должны были уничтожить врага... А он просто растворился... Пух! – Синьков взмахнул руками и, разведя их в разные стороны, продолжил: – И теперь те, кто нас посылал уничтожить террористов, примут их с распростертыми объятиями... Кто-то из боевиков, перейдя на сторону федералов, может быть, даже пойдет работать в милицию, кто-то вообще в управление, как большая часть чеченской администрации. Мы ведь уже забыли, что бывший главный муфтий Чечни Ахмад Кадыров был духовным наставником боевиков. Дудаев назначил Кадырова верховным муфтием Чечни. И Кадыров отблагодарил генерала, немедленно объявив джихад России. Никто, кстати, не слышал, чтоб он его отменил. А потом все списалось, и он благополучно перетащил всех своих людей в новую официальную администрацию...
– Но ты и раньше это знал? – удивился Липатников.
– Знал, – согласился Синьков. – Но одно дело знать, а другое – видеть на деле. Вот там, когда идешь с одной мыслью: растерзать сволочей. За каждого пацана по три раза... А сволочей нет. И я не удивлюсь, если вскоре кого-нибудь покажут по ящику в чеченском парламенте. Ты знаешь, я только сейчас понял, что вся эта война напоминает собаку, пытающуюся укусить себя за хвост. Крутятся, крутятся на месте, а кто-то на всем этом бабки делает. И бродить по горам с автоматом бесполезно, потому что скоро я могу оказаться в одном строю с теми, кого вчера ловил. А я не могу идти в бой с людьми, готовыми выстрелить мне в спину. Не могу... Я привык биться с врагом лицом к лицу.
– Говоря армейским языком, ты на тактике понял стратегию, – подытожил Липатников. – Вот и у тебя глаза открылись, последний из могикан... – полковник медленно прошелся по палатке. – Да, – продолжал он, – парадокс в том, что мы уже десять лет пытаемся навести тут порядок, и как только дожимаем бандитов, власть тут же переходит к ним... Но что делать? Сейчас, Виталик, времена несколько другие. Давай оставим стратегию и философию, а лучше поговорим о тактике. Ты понимаешь, что Талипов не оставит тебя в покое? Пока ты в лагере, мы хоть как-то можем тебя оградить, но он все равно добьется своего. Такие люди обид не прощают. И потом, когда ты крикнул о каком-то Филатове, он в лице переменился. Кстати, что это за человек?
– А, – махнул рукой Синьков, – долгая история.
– Короче, Виталик, ты сам понимаешь, в лучшем случае тебе грозит увольнение. Без льгот, пенсии и тому подобное... За проступки, дискредитирующие высокое воинское звание. В худшем... Об этом я не хочу говорить. Так что давай заминать это дело. Ты уже не мальчик. Батальоном десять лет командуешь... Сорвался впервые. Короче, утрясешь это дело, извинишься перед этим ублюдком и исчезнешь с Кавказа. В Москву тебя отправим. Квартиру получишь, семьей обзаведешься, спокойно дослужишь в генштабе, тебя, кстати, давно туда Мишка Олейников зовет. Я думаю, ты для этого созрел. Предоставь право по горам скакать молодым бойцам, – заканчивая фразу, Липатников улыбнулся и по-дружески добрым взглядом посмотрел на комбата.
