Данил Корецкий - Акция прикрытия
– Просто пришел приказ к десяти часам переместиться на двенадцать миль, – будто оправдываясь, пояснил он. Джерри выругался еще раз.
– Пусть те, кто отдает эти говенные приказы, сами выходят на двухсотметровую глубину!
– О'кей, ребята, я не собирался никого обидеть. – Смяв радиограмму, капитан сунул ее в карман.
– Если не возникнет проблем, всех дел на полчаса, – негромко сказал Гарднер. И повторил: – Если не возникнет проблем.
В то же самое время в полицейском участке на Тиносе Влакос инструктировал группу задержания.
– Ордер на арест получен, что дает вам основание действовать решительно и уверенно. Пусть вас не смущает, если Григориадис начнет ссылаться на свои связи. И он, и его гость – опасные уголовные преступники!
Двое инспекторов считали Влакоса полицейским чиновником из Афин. Третьим являлся Иорданидис, который и должен был непосредственно руководить задержанием. Он считал подтянутого, худощавого человека убийцей, заслуживающим ареста не в меньшей степени, чем Григориадис и Кордэйл. Сейчас он, опустив голову, рассматривал пол из толстых некрашеных досок, чтобы не смотреть на контрразведчика, Андреас понимал, что оперативную работу нельзя делать в белых перчатках, те или иные нарушения закона неизбежны. Иногда приходится без ордера заглянуть в квартиру в отсутствие хозяев, или прослушать телефонный разговор, или намять бока чересчур скрытному наркоману... Но, совершив убийство, переступаешь грань допустимого и оправдаться тут совершенно нечем. Если государственный служащий стал убийцей и как ни в чем не бывало продолжает службу, значит, государство превращается в соучастника преступления. А Андреас всегда враждовал с преступниками всех мастей и их соучастниками. Много раз уголовная островная мелочь и стоявшие за ней серьезные группировки предлагали инспектору «оклад» – ежемесячное содержание, размер которого зависел от полезности услуг и мог значительно превышать основное жалованье. Но Иорданидис не хотел играть в эти игры.
– Не исключено сопротивление, – продолжал Влакос. – Григориадис вряд ли станет дергаться, а вот второй может оказаться опасным. В крайнем случае разрешено применять оружие, но стрелять только по конечностям! Вопросы есть?
Вопросов не оказалось. Проверив оружие и наручники, полицейские погрузились в катер. Легкая волна мерно плескалась о дюралевый борт. Было сыро и зябко, Иорданидис натянул на голову капюшон брезентового плаща. Взревел двигатель, сизый выхлоп смешался с курящимся над водой туманом. На удаляющемся берегу неподвижно стоял худощавый человек в джинсах и мешковатой куртке. Инспектор знал, что контрразведчик последует за ними и будет скрытно контролировать весь ход операции.
«Если на этом мое участие в деле не закончится, напишу рапорт, – подумал Андреас. – Буду ловить рыбу или торговать ею... Фирс по старой памяти пристроит...» Катер вышел в открытое море и взял направление на Миконос. Они прошли неподалеку от вспомогательного корабля греческих ВМС, грязно-серого гражданского бота и какого-то иностранного судна.
«Что они все здесь собрались?» – Иорданидис поднес к глазам бинокль.
«Солнечный берег», – прочел он на борту иностранца. А ниже порт приписки: «Варна».
* * *
«Солнечный берег» ходил под болгарским флагом и по документам являлся исследовательским судном Государственного историко-археологического института. В случае необходимости экипаж предъявлял болгарские паспорта, прекрасно говорил по-болгарски, многое знал о подводных раскопках древних городов, хотя в действительности не имел к этой республике и к археологии ни малейшего отношения. На самом деле «Солнечный берег» был плавучей базой КГБ СССР для проведения специальных операций в территориальных водах и портах других стран.
Развал СССР, агония и гибель КГБ, разрушение блока стран Варшавского Договора – эти катаклизмы самым негативным образом сказались на специальном судне. Срок действия паспортов истекал, легальная возможность продлить их отпала начисто, а подделка при отсутствии прикрытия болгарского МИДа никакого смысла не имела. Резко сократилось финансирование, ежегодный поддерживающий ремонт отменили, прекратили выплату надбавок за знание языков, специальное образование, ученую степень, даже обычную зарплату задерживали на несколько месяцев.
Результаты были налицо: потускнела традиционно сияющая медяшка, некогда белоснежные надстройки покрылись грязно-бурым налетом, все чаще давали сбои судовые механизмы, в штатной численности появился постоянный некомплект, а также то, что кадровики называют «снижением качественного уровня личного состава», – специалисты ушли, а пришедшие на их место никогда не слышали о Шлимане[23], мало знали о Трое и вместо способностей к языкам обладали фальшивыми паспортами. «Солнечный берег» доживал свой век, и, судя по всему, экспедиция к Тиносу являлась его последней операцией.
Легендой прикрытия служили поиски галеры, затонувшей в эпоху первого Болгарского царства и доказывавшей факт торговых связей потомков фракийцев с греками. Разрешение на подводные работы дали гражданские власти, не осведомленные о русской СПЛ и связанных с ней заботах Военно-Морских Сил. В тот момент, когда полицейский инспектор Иорданидис рассматривал в бинокль безобидное иностранное судно, в нижнем трюме «Солнечного берега» готовились к погружению российские боевые пловцы.
Лейтенант Еремеев и старшие лейтенанты Кисляков и Ершов стояли у огромного металлического стакана, торчащего из днища специальной плавучей базы. Это был герметичный шлюз, в который плотно входил стакан чуть меньшего диаметра с толстыми стальными стенами – глубоководный водолазный колокол образца тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Сквозь герметизированные отверстия в верхней части шлюза проходили тяговый трос, электрический кабель и воздушный шланг, намотанные на огромные барабаны.
Люки шлюза и колокола были открыты, пловцы наблюдали, как два матроса заносили вовнутрь их снаряжение.
– Зачем нам оружие? – спросил вдруг Кисляков. – С кем воевать? На такой глубине оно все равно стрелять не будет!
– Начальство перестраховалось, – нехотя отозвался Ершов. – Все, что нужно, выдано, значит, с него при любом раскладе спроса нет. Значит, если что, мы и виноваты.
– СП возьмем на всякий случай, – сказал Еремеев. Младший по званию, он был назначен командиром группы. И хотя понимал, что на двухсотметровой глубине заряд не вытолкнет пулю из ствола подводного пистолета, но саботировать приказ Сушнякова не хотел: при любом разборе он окажется крайним, и самое незначительное нарушение поставят ему в вину.
Вскоре погрузка закончилась.
– Ну, помолимся Посейдону...
Следуя традиции, все трое с минуту помолчали. Кто просил поддержки у высших, не укладывающихся в материалистическое мировоззрение сил, кто вспоминал семью, кто просто отстраненно наслаждался последними мгновениями безопасной жизни.
– Пора! – скомандовал Еремеев.
Ершов тяжело вздохнул и первым шагнул сквозь два люка, за ним последовал Кисляков. Еремеев, как и положено командиру, зашел последним, закрыл тяжелую, заржавевшую снаружи крышку, закрутил штурвал системы герметизации. Один из матросов проделал ту же процедуру с внешним люком, Рукояткой ножа лейтенант трижды ударил в стальную стену. Металл загудел. Внизу что-то заскрежетало, закрутились с душераздирающим скрипом гигантские барабаны, разматывая трос, кабель и шланг. Колокол начал падать в пучину, словно сорвавшийся с тормозных колодок лифт в шахте небоскреба.
Глава пятая
Телохранитель обязан всегда находиться рядом с охраняемой персоной, поэтому не было ничего удивительного в том, что генерал-майор Коржов жил в одном доме и даже на одной лестничной площадке с Президентом. Хотя слово «жил» не в полной мере соответствует действительному положению вещей: с раннего утра до поздней ночи он не появлялся в своей квартире, а очень часто не приезжал и ночевать, оставаясь с Хозяином в Кремле либо в загородной резиденции.
Сегодня как раз он ночевал дома. У первой леди накануне был день рождения, который праздновался в узком семейном кругу, но начальник службы безопасности входил в этот круг, причем по торжественным случаям – вместе с супругой.
– Какие все-таки милые люди! – восторженно щебетала Алла, меняя изысканный вечерний туалет на домашний халатик. – Такие простые и доброжелательные! Некоторые жены министров как королевы нос задирают... А Нина Ивановна сама голубцы готовит!
Коржов чуть заметно улыбнулся. Каждый раз, побывав в семье Президента, жена впадала в восторженную эйфорию, не понимая, что на таком уровне поведение людей определяется не столько их личностными качествами, сколько имиджем. Народный президент обязан быть простым и свойским, а его половина должна поддерживать и утеплять такой образ. Другое дело, что у президентской четы эта игра получается совершенно естественно, без малейшей натуги. Холодный чай и стул с гвоздем, поданные известному режиссеру, ведущему предвыборную передачу из семьи будущего президента, явились столь выраженными чертами типичного российского разгильдяйства, что добавили кандидату не один миллион голосов. Вопреки домыслам недругов и чай, и гвоздь не были инсценировкой. Другое дело, что режиссер вряд ли решился бы обнародовать просчеты хозяина и хозяйки, если бы Коржов предварительно не посоветовал ему предать гласности любые милые бытовые оплошности.