Валерий Горшков - Тюрьма особого назначения
Именно в этот самый момент Завьялов и совершил основную ошибку, ставшую роковой для сотен и сотен террористов по всему миру. Он отвел взгляд от меня и посмотрел на поверженного капитана. И, не ограничившись созерцанием его разбитой физиономии, презрительно выплюнул:
— Паскуда! Все испортил!
Ствол его пистолета в этот момент несколько сместился в сторону и уже не упирался в висок журналистке, а смотрел чуть выше.
А в коридорах сверху и сзади уже слышался стремительно приближающийся к лестничной площадке топот ног. Охранники ворвались на площадку с автоматами в руках как раз тогда, когда я приготовился прыгнуть на Завьялова и отработанным еще десять лет назад захватом левой руки схватить его за шею, а правой изо всех сил вцепиться в запястье сжимающей пистолет руки и вывернуть ее против часовой стрелки, заставив разжаться пальцы.
Выгодный момент был упущен, ствол снова уткнулся девушке в висок.
— Воем стоять! Бросить оружие! Я убью ее! Стоя-я-ять!!!..
Преступник метался из стороны в сторону по тесной лестничной площадке, таская перед собой находящуюся в полуобморочном состоянии от страха девушку, пока в конце концов сам себя не загнал в угол. Сверху и слева на него были угрожающе нацелены несколько готовых выплюнуть огонь автоматов. Охранники только и ждали подходящего момента и команды, чтобы изрешетить террориста пулями. Правда, осуществить это было пока невозможно — прикрывшись девушкой, словно живым щитом, Завьялов был доступен разве что для снайпера, стреляющего с расстояния в несколько десятков метров из винтовки с оптическим прицелом. О том, чтобы «снять» преступника с нескольких метров, при этом не подвергая угрозе жизнь заложницы, не могло быть и речи. Оставалось лишь заставить его сдаться при помощи переговоров.
— Приказываю немедленно отпустить заложницу и сдать оружие! — не слишком твердо прокричал из-за спин рядовых солдат молоденький голубоглазый лейтенант.
— В противном случае имею полное право живым вас не брать!
— Заткни пасть, придурок! — прорычал Завьялов. — Если через три секунды эти твари не выбросят «стволы», я пристрелю девку! Раз! Два!..
Один из охранников, не выдержав нервного напряжения, положил на каменный пол оружие и отступил на несколько шагов назад. Остальные не шелохнулись.
Завьялов вышел из угла и стал медленно продвигаться в сторону коридора.
Скорее всего он делал это неосознанно, просто из желания любой ценой вырваться из сжимающегося со всех сторон кольца.
— Три! Оружие на землю! Ну?! — заорал он, и еще трое солдат охраны положили автоматы, отступая назад. Лейтенант в растерянности опустил свой «Макаров», испуганно озираясь по сторонам.
Преступник сделал еще полшага вперед, двигаясь вдоль стены, и стал огибать угол между площадкой и коридором. Таким образом, я оказался у него за спиной. Если бы он на секунду отвернулся!..
— Я в последний раз приказываю тебе сдаться, Завьялов! — донесся вдруг до моих ушей голос полковника Толмачева. — Ты понял меня, сволочь?! Немедленно брось пистолет, отпусти девчонку и подними руки! В противном случае я отдаю приказ открыть огонь!
— Блефуешь, сука! — рявкнул Завьялов, однако уверенности в его голосе заметно поубавилось. — Давай, командуй своим орлам, пусть стреляют! Мне терять нечего — все равно «вышка»... А за девку тебе отвечать придется!
Я вдруг понял, что «банкир» находится на грани срыва и сейчас и впрямь нажмет на спусковой крючок пистолета, приставленного к виску журналистки. В то же мгновение я выкинул вперед руку и мои пальцы железной хваткой вцепились в торчащий из-за угла локоть. Я рванул Завьялова на себя, отрывая от журналистки, и тем самым сделал из него хорошую мишень для стрельбы с близкого расстояния.
В барабанные перепонки эхом ударило отразившееся от сводов коридора многоголосое крещендо. А я лежал на полу и чувствовал, как рядом со мной вздрагивает, принимая пули, тело преступника.
Когда я наконец открыл глаза, то увидел, что весь усыпан штукатуркой.
Мертвый «банкир» лежал рядом, и его труп был похож на настоящее решето.
Несколько пуль попало в голову, сорвав бейсболку, разбив очки и отодрав фальшивую бороду. Одна из них, судя по всему, зацепила и меня, оставив на плече горячую борозду, из которой сочилась кровь. Рана, как мне вначале показалось, была пустяковой, и я, лишь слегка прикусив губы и удивившись, что стало вдруг тяжело дышать, приподнялся и посмотрел на девушку. И с ужасом понял, что не успел.
На груди девушки медленно расплывалось большое алое пятно, но она все еще была в сознании. Она изумленно смотрела на меня, и из ее глаз текли слезы.
Растолкав охранников, первым упал на колени рядом с журналисткой полковник Толмачев, глав врач больницы.
— Только не отключайся, девочка, только не отключайся! — повторял он растерянно, поднимая ее на руки. — В операционную, быстро!
Охранники расступились, пропуская полковника вперед. Меня подняли и повели следом. Коридор был все еще наполнен сладковатым пороховым дымом.
Наконец, словно из густой пелены, вынырнула перед нами стеклянная дверь операционной. Все снова закружилось, всюду мельтешили белые халаты, полковник, сбрасывающий с себя пиджак и натягивающий хирургическую маску, чьи-то руки, разрывающие мне рукав и накладывающие останавливающую кровь повязку, потом блеснувшая перед глазами игла шприца. Укола я даже не почувствовал.
— Больно? — спросил женский голос.
— Терпимо...
Последнее, что я успел запомнить, перед тем как провалиться в пустоту, это глядящие на меня в упор испуганно округлившиеся карие глаза медсестры.
Потом сознание заволокло туманом...
Глава 33
Пробуждение напоминало похмельное офицерское утро после обмывания очередной, упавшей на погоны, звездочки. Оказывается, в моей голове сохранились еще и такие воспоминания.
Я лежал в своей палате, аккуратно прикрытый простыней, а возле моей кровати стояли полковник Толмачев и женщина в белом халате, которую я сразу же вспомнил по карим глазам. Это она перевязывала мне руку и делала обезболивающий укол.
— Кажется, я потерял сознание? спросил я виновато и попытался принять сидячее положение, но мягкая ладошка настойчиво уперлась мне в грудь и заставила откинуться обратно на подушку.
— Сквозное ранение, пуля прошла рядом с печенью, но, к счастью, не задела никаких важных органов. Хотя пришлось повозиться... — Главврач покачал головой и повел глазами в сторону кареглазой медсестры, — Ну и совсем пустяковая царапина на плече...
— Про плечо помню, а вот что касается второго ранения... Чувствую его только сейчас... — По опыту службы в спецназе я знал, что случаи, когда в адском водовороте боя не сразу замечаешь полученное ранение, особенно если их одновременно как минимум два, не так уж редки.
Мысли неожиданно дали другой ход и переключились с собственного здоровья на девушку и ее спутника.
— Что с журналистами?
Полковник и женщина переглянулись. На какие-то секунды в палате наступила гнетущая тишина.
— Я пока еще не могу сказать, что их жизни вне опасности, — нахмурился Толмачев. — Я прооперировал девушку, но она до сих пор без сознания. У нее пробито легкое... А парень... — главврач тюремной больницы снова замолчал и отвел глаза в сторону окна, за которым можно было видеть лишь стену, увенчанную колючей проволокой. — Он в коме... Этот негодяй сделал ему укол в шею. В кармане капитана мы нашли «машинку» с чрезвычайно токсичным снотворным, а точнее, ядом, вызывающим, как я понимаю, сначала коматический сон, а потом — смерть. Мы сделали все возможное, но... Действие яда вызвало воспаление коры головного мозга.
Я ненадолго закрыл глаза и закусил губу. В голове звенели колокола, рана вдруг напомнила о себе пронзительной болью.
«Господи, будь милостив к этим невинным людям!..» Беда, которая настигла журналистов, оказалась слишком большой платой за сохраненную тайну исповеди испуганного и хитрого тюремного доктора, думавшего лишь о спасении собственной шкуры.
Если бы существовала хоть малейшая возможность повернуть время вспять, я, не задумываясь, набрал бы номер телефона Корнача, сообщил ему все, что рассказал мне загнанный в угол торговец ворованным морфием, и тем самым предотвратил бы побег Завьялова. Но, впрочем, и себя бы лишил права называться священником!.. Однако какая же это малая плата за две, висящие буквально на волоске, человеческие жизни!
Открыв глаза, я встретился взглядом с Толмачевым и спросил, почти не слыша собственного голоса:
— Долго я здесь лежу, доктор?
— Часов двадцать. Сейчас утро пятницы. В больницу приехали люди из прокуратуры. Я их попросил, чтобы пока вас не беспокоили. Кстати, ваш полковник Карпов тоже приехал. Он сейчас у второго зека, как его... Дронова. Самолично желает доставить его обратно на Каменный. А вам, думаю, придется еще некоторое время поваляться здесь.
