Эльмира Нетесова - Колымский призрак
Но вот и село. Пассажиры выдавливались из автобуса, словно боялись, что их могут увезти обратно. Аслан ждал. Теперь-то куда торопиться, приехал…
Знакомой улочкой он пошел к дому. Слегка покачивая плечами. Возмужал до неузнаваемости. Но бабка должна узнать, обязательно. Потому что родная…
Но… что это? Остановился Аслан как вкопанный среди улицы. Глазам не верит. Почему окна бабкиного дома заколочены досками крест-накрест? Что случилось? Уехала в Нальчик привести в порядок его дом? Но почему не предупредила? Да и не выезжала никогда из деревни. Но куда же делась? — отяжелели, словно приросли к дороге ноги.
На душе стало горько. И полупустой чемодан показался неимоверно тяжелым.
Он шел к дому, трудно переставляя ноги. А может, не заколочены, только показалось, а бабка выйдет навстречу, улыбнется добрым, морщинистым лицом.
— Это вы, Аслан? — услышал голос, рядом и оглянулся. Молодая девушка, приоткрыв калитку бабкиного дома, пропустила Аслана вперед. Потом подала ключи.
— А бабушка? Где бабуля моя?
— Вчера похоронили. Ждали вас, но больше не могли, — опустила голову девушка и позвала свою мать. Соседка узнала Аслана сразу. Заплакала, расцеловала, ввела в дом.
— От чего умерла бабуля? — дрогнул голос Аслана.
— Вот это она получила, — подала Аслану бумагу с печатями.
…Реабилитация на отца и мать. Такую же Аслан носил в кармане.
— Она всю жизнь их помнила и ждала. Ну, а тут реабилитации… И она прослышала о них. Попросила меня написать. Я и отправила письмо в Москву, как она велела. Целых два месяца ответа ждали. Уже думали, что не получим его никогда. И вдруг прибегает бабуля. Письмо здоровущее — сам конверт, а в нем — вот эта бумага. Я прочла, — заплакала соседка. И, немного успокоившись, продолжила: — Бабуля сидит, ни жива ни мертва. Потом говорит: «Значит, невиноватые они? Мертвые? Только-то и поняли, что невиновные, когда умерли? А мертвому зачем оно, понимание, коль жизнь отнята? За что им жизни испоганили? За что сгубили? Иль мертвые не спросят, потому не стыдно? Не перед кем ответ держать? Их не поднять. А мне уже не ждать их больше. Отняли детей. Одна бумажка осталась. А мне она зачем? Я и так знаю, что не виноваты». Взяла она этот конверт и бумагу, домой пошла. Ни слезинки не выронила. Только у порога в сторону ее повело. Но подошла к яблоне, что отец твой посадил. Вон она. Обняла ее. И вдруг сползла на землю. Мы подбежали к ней тут же, но бабуля уже умерла. Письмом лицо прикрыла… Она ждала тебя, Аслан. Но реабилитация убила ее. Знала бы, что такое случится, никогда бы не писала запрос. Но бабуля могла обратиться к любому другому. Ей никто бы не отказался написать. Твоих родителей мы знали не хуже самих себя. И уважали. Никогда не верили в их виновность. И эта реабилитация никому не была нужна. Разве только как память. Детям твоим. На будущее.
Аслан встал. Вышел из дома. Вот она, яблоня. Цвет набирает. Нежный. Бело-розовый цвет счастья. Но где оно?
Как далека отсюда Колыма… Как близко подошла к порогу дома трасса…
Примечания
1
Шконка — железные сварные многоярусные койки.
2
Шизо — штрафной изолятор.
3
Козочка — так называли острые грани разбитой бутылки.
