Александр Афанасьев - Долгая дорога домой
Потом — исламские экстремисты, сориентировавшись и оправившись от полученного удара, видимо получив какое то пополнение, перегруппировав ряды и получив указания сверху, начали террор против тех, кто все же пошел работать, и с этой идеей пришлось временно распрощаться. Сейчас людям, сидящим в лагерях, просто раздавали гуманитарку, кормили, как могли и они были предоставлены сами себе. Знаю, насколько это плохо, еще на корабле нередко старые боцманы говаривали, что бездельничающий матрос хуже дезертира — но пока ничего поделать невозможно. Пока все есть так, как есть.
Еще одна проблема — автомобили. Улицы повреждены, поток транспорта напоминает бурную реку с заводями, нормальное движение налажено только на центральных магистралях, на остальных заниматься этим некому, да и опасно — постовой все равно что мишень. В итоге — машины с минами оставляют на людных улицах, мотоциклисты — убийцы дают очередь по толпе или по солдатам и срываются с места…
Пока двигались — в окно я не смотрел. Насмотрелся. Был у меня с собой ноутбук — но и его я не включал. Думал, пока есть возможность. Это очень кстати важно — иметь время и место, чтобы спокойно подумать. Многие необдуманные поступки совершаются только потому, что элементарно некогда подумать над тем, что ты делаешь.
Иногда поражаешься тому, как быстро рушится цивилизация, как легко людей превратить в зверей, и как недалеко мы ушли от средних веков, когда казнили, убивали и кровь лилась рекой. Как легко люди, у которых была работа, было какое-то положение в обществе, пусть и небольшое — меняют это все на кровавый хаос. Позавчера я вынужден был потерять полчаса своего времени (не скажу что драгоценного, но за эти полчаса тоже что-то можно было сделать) на интервью нескольким журналистам, в том числе иностранным — приличия надо было соблюдать, мы должны были вести себя как цивилизованные люди в цивилизованном месте, чтобы рассчитывать на инвестиции и восстановление нормальной жизни. В числе прочих испанским журналистом был задан вопрос… точнее не вопрос, это была реплика на мое высказывание. Вопрос бы такой — может быть люди здесь просто хотели справедливости, поэтому и пошли на это? Я ответил довольно резко, в том смысле, что миллион погибших слишком большая плата за любую справедливость — а вот сейчас в моей душе поселились сомнения…
Я видел этот режим, хоть и находился здесь довольно непродолжительное время — причем в отличие от всех тех, кто здесь жил — меня защищал дипломатический иммунитет. Этот режим нельзя было назвать однозначно злодейским — шахиншах Мохаммед многое сделал для страны, он не мог не воровать, даже наверняка воровал — но при этом он развивал страну. Даже в каком то смысле пинками — он брал своих подданных, погрязших в многовековом сонном царстве за шкирку, и пинками гнал их туда, куда они не хотели идти — в цивилизацию. От лачуг — к квартирам в многоэтажных домах, от грязных базаров — к торговым пассажам[76], от ледащих верблюдов — к автомобилям, от кустарного гончарного круга — к работе на заводе, причем к работе с правами, с выходными днями и отпуском, с пенсией — все как у людей.
Почему же люди отринули все это?
Я никогда не лгал себе, потому что лгать самому себе, видеть то, чего на самом деле нет — худшая из всех возможных форм лжи. И здесь я видел — террористический режим сторонников Махди пользовался поддержкой подавляющего большинства населения. Этот режим не дал людям ничего кроме ужаса, разрухи, войны, кровавых игрищ на стадионах и площадях, голода — но люди поддержали его. То, что случилось — не могло случиться без явной доброжелательной поддержки очень значительного процента населения Персии. Потом, когда пришла русская армия и в ходе блестящей многовекторной операции, потеряв меньше тысячи человек убитыми, наголову разгромила террористов — часть населения приняла наш приход так, как это принято на Востоке. По праву сильного — мы пришли, продемонстрировали свою силу разгромив и уничтожив прежних владык — значит, мы имеем право владеть этой землей и навязывать свою волю людям. Но эти люди — не поддержали нас душой они по прежнему считают то, что делаем мы несправедливостью и не будут защищать строящуюся нами страну, если на горизонте возникнет, к примеру, еще один Махди. Часть людей — не поддержала нас вообще, став либо террористами, либо активными сторонниками террористов. Да, у нас была поддержка, это были люди, которым удалось уцелеть в развязанной исламистами бойне, те, кто вернулся в страну по программе возвращения беженцев и даже часть тех, кто увидел творимое террористами и ужаснулся. Но количество этих людей исчислялось в более развитых северных местностях, на побережье — тридцатью-сорока процентами населения, в тех районах, которые были ближе к Афганистану, этот процент падал до десяти. Конечно, были люди, которые в душе поддерживали нас, но опасались выразить это открыто, опасаясь ночных гостей с приговором шариатского суда в кармане — но этих людей было не так то много. Несмотря на все наши усилия — большинство нас не поддерживало.
Вопрос — почему?
На Востоке — совсем другая жизнь, все здесь устраивается и складывается совершенно по-другому. Мы, северяне, привыкли все делать быстро — а ну-ка, промедли в стране, где период агротехнических работ составляет четыре-пять месяцев и это в лучшем случае. Здесь — все делается неспешно — потому что жара, круглый год жара и отличается она только степенью: сильная жара — не слишком сильная жара. Мы, цивилизованный мир полагаемся на систему, в которой каждый занимает какое-то место — на Востоке смотрят, прежде всего, на человека, и неважно какое у него звание, и какое место в системе он сейчас занимает. Мы идет по пути технического прогресса — быстрее, выше, сильнее — здесь в почете самосозерцание и самосовершенствование. У нас считается нормальным, если человек не смиряется со своей судьбой и стремится многого добиться в жизни — здесь, если Аллах повелел тебе быть бедным, значит, на то воля Аллаха. Мы очень разные — но все равно, это не дает ответа на вопрос — почему?
Бунт поддержали мелкие лавочники — я уже понял почему, не только потому, что они сталкивались с самым страшным беззаконием, с низовым беззаконием мелких чиновников репрессивно-карательного аппарата, которые пользовались своей безнаказанностью вовсю. Я принимал делегацию лавочников, дуканщиков и понял, что вопрос не только в этом — они не хотят, чтобы открывались большие торговые дома и пассажи, потому что люди уходят из их мелких лавок в большие пассажи, где товар дешевле и лавочники теряют средства к существованию. Помилуй Бог, я могу жестоко наказывать вновь набираемых полицейских за поборы и бесчинства в отношении людей, давая тем самым понять, что полицейские не изъяты из сферы действия закона и отвечают перед ним точно так же как и все другие люди — но я не могу запретить восстановление старых пассажей и открытие новых! Более того — для чего сюда приглашаются купцы, миллионщики — да как раз для этого, чтобы они увидели здесь возможности и вкладывали сюда деньги! Я не могу делать ставку на базар, потому что это Россия, это цивилизованная страна, черт меня дери!
Но в этом случае лавочники меня никогда не поддержат.
Бунт поддержала практически вся провинция — кажется и здесь я понял, в чем дело. В стране активно развивался Север и Запад, в противовес довольно отсталым Югу и Востоку, граничащий с Афганистаном неспокойный юг и вовсе жил последнее время на кустарном производстве для нищего, примитивного Афганистана и на оголтелой контрабанде. Промышленные производства Севера и Запада просто отнимали работу у этих кустарей, которые занимались своим делом из поколения в поколение! Скажите, кто будет покупать ботинки, сшитые кое-как вручную с подошвой из старой автомобильной покрышки, если рядом стоят ботинки, сшитые на автоматической линии вновь открывшейся фабрики, сделанные не из примитивно обработанной кожи, а из специального материала, который не мнется, не рвется, не пропускает воду и не требует никакого ухода. Да еще этот пошитый на фабрике ботинок — он дешевле, потому что кустарь работает над ботинком несколько часов, а тут он изготавливается за несколько минут. Но ведь в этом случае — кустарь, получается, лишается работы и как ему прокормить семью, в которой несколько детей — сколько Аллах послал, так здесь принято. И что ему делать? Получается, что исламист, зовущий в средневековье, говорящий, что не надо носить трусы, потому что во времена Пророка Мохаммеда их не носили, и поджигающий фабрику, в которую вложили пятьдесят миллионов золотых рублей — он, получается, делает то, что хочет этот кустарь?! И так если разбираться… Тот, кто владеет примитивной, сделанной из древнего мотоцикла рикшей теряет работу когда появляются нормальные такси и у людей становится больше машин. Тот, кто веками ловил рыбу в Заливе — теряет работу, потому что добывается нефть, и в Заливе больше нет рыбы. Тот, кто шьет одежду… тот, кто строит глинобитные и саманные дома… да до черта тут можно перебирать! И все, получается, от моих действий теряют, а от действий террориста с гранатометом в руках и словами "Аллах Акбар!" на устах — выигрывают!
