Михаил Серегин - Бесы в погонах
Но, когда ровно в 22.00 к дому подъехал огромный черный джип, Ольга отринула сомнения, дала последние наставления словоохотливой, добродушной соседке, еще раз взглянула в зеркало, с некоторым сожалением оглядела свои изрядно округлившиеся за время кормления грудью бедра и отважно кивнула:
– Пошли.
А менее чем через четверть часа они уже подъезжали к знакомому глухому бетонному забору в самом сердце «Шанхая».
– Оленька! – выбежала из калитки навстречу Евгения. – Здравствуй, милая!
Женщины обнялись.
– Здравствуйте, батюшка! Вы проходите, проходите…
Священник крякнул и протиснулся в калитку мимо здоровенного, в два раза, наверное, больше прежнего, охранника в дверях. «Где только Роман таких набирает? – подумал он. – А впрочем, правильно делает, в "Шанхае" иначе нельзя…»
Подошел и Роман Григорьевич, за ним, совершенно красный от смущения, Сережа, выбежала из дома заполошенная Катерина – впервые эта семья прямо-таки лучилась настоящим, неподдельным счастьем. Священник знал: такое бывает после серьезных совместных испытаний… если, разумеется, семья их выдержала. Похоже, что Якубовым это удалось.
Попа и попадью провели в зал, усадили на самое почетное место, во главе стола, прямо напротив хозяев, и действо началось.
Роман Григорьевич открыл бутылку дорогущего французского коньяка, определенно настоящего, и начал:
– Дорогой вы наш, отец Василий… батюшка…
Священник смущенно глянул в сторону Ольги. Кажется, она против коньяка не возражала.
– Позвольте вам сказать…
Во дворе что-то хлопнуло, затем еще раз, и в дверях зала вырос охранник.
– Извините, Роман Григорьевич, что отрываю вас…
– Что там еще? – со страданием в голосе спросил Роман.
– К вам РУБОП.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как позвякивает о блюдечко не вовремя взятая Евгенией со стола чайная ложечка.
– Какой такой РУБОП? – сглотнул Роман Григорьевич.
– А я знаю? – растерянно ответил вопросом на вопрос охранник. – Но их там много, человек десять.
– Так! – состроив зловещую гримасу, поднялся из-за стола Роман Григорьевич. – Они меня уже достали!
– Рома, не надо! – кинулась к мужу Евгения.
– Отойди, Женя! – решительно отодрал от себя ее руки Роман. – С этим надо что-то делать! Я столько бабок заплатил, чтоб меня не трогали! Мне сам полковник Багрянский обещал!..
Он вперил немигающий взгляд в охранника:
– Блокировать все подходы! Раздать отдыхающей смене оружие…
– У нас только газовое… – растерянно развел руками охранник.
– Значит, раздай газовое! – заорал Якубов. – Но если ты их сюда пропустишь, раньше чем я позволю!..
– Рома, не надо!
Во дворе снова раздался какой-то шум, и по мощенной бетонной узорчатой плиткой дорожке прогрохотали тяжелые армейские ботинки. И стало ясно: Роман Григорьевич бесконечно опоздал – все уже состоялось, и битва проиграна, даже не начавшись.
Стоящего в дверях охранника властно отодвинули в сторону, и на пороге появились люди в камуфляже.
Отец Василий вгляделся и оторопел: это были Пасюк и его бывший подчиненный, здоровенный, под самый потолок мужчина, принимавший участие в обыске дома. Но только на этот раз оба рубоповца были снабжены широкими красными лентами через плечо.
– Прослышали мы, у вас девица-краса на выданье, – громыхнул своим командным голосом Макарыч. – А у нас добрый молодец пропадает, кручинится…
Сережа хихикнул.
– Так что принимайте, честные люди, гостей незваных, непрошеных… Как говорится, ваш товар, наш купец.
Евгения уронила-таки ложечку в блюдце, и Роман Григорьевич шумно сглотнул. Но все остальные молчали. Священник бросил взгляд на Катерину; она покраснела и радостно-смущенно смотрела на отца.
– Столько лет я доченьку растил… – печально произнес Роман Григорьевич. – Столько лет холил да лелеял… А теперь свою родную кровиночку в чужую сторону отдавать?
– Так мы с выкупом пришли, – осознав, что предложение не отвергнуто с порога, расцвели рубоповцы.
* * *
Давно отошедшие от глубинных народных корней сваты пороли полную отсебятину, подменяя точно выверенные элементы старинного русского ритуала почти кавээновскими находками, но дело шло. И уже через полчаса дорогой импортный напиток отодвинули в сторону, и за раздвинутым огромным столом расселись парни в камуфляже, а на самом столе появилась более привычная обеим сторонам беленькая.
Санька довольно быстро, почти по-хозяйски переместился на стул между Катериной и Сережей и, приобняв невесту и будущего шурина за плечи, лучезарно улыбался. Роман Григорьевич, в конце концов, оказался бок о бок с Андреем Макаровичем, и застолье начало набирать положенную ему силу.
Ольга тронула мужа за рукав:
– Пойдем?
Он счастливо улыбнулся. Здесь и впрямь все уже пошло на лад и ничьего вмешательства давно не требовалось.
Но уйти им не удалось. Обе стороны оказались настолько шокированы робкой попыткой отца Василия и Ольги уйти, что они переглянулись и обоюдно признали: надо оставаться.
Впрочем, батюшка зельем не злоупотреблял. Может быть, потому, что давно выпил положенную ему сверху норму, а может, потому, что только один человек во всем Усть-Кудеяре и мог заставить его потерять самоконтроль и отдаться хмельному разгулу. Но главного врача райбольницы Кости поблизости не наблюдалось, а потому не пить было относительно просто.
Вскоре мужики вывалили на перекур, и отец Василий стоял рядом с Макарычем и Санькой и думал о том, сколь прихотлива, сколь непредсказуема бывает воля небес. Воистину, господь непознаваем…
– Я вот чего вспомнил, – объяснял Санька своему крестному отцу. – Помните, когда вы Гравера в первый раз взяли, там один насчет Торпеды раскололся…
Они и здесь не могли не говорить о своей любимой работе. Хотя в данный момент ни тот, ни другой нигде не числились, да и вообще формально еще оставались под следствием. Правда, тем ценнее было то уважение, которое высказали своим бывшим коллегам милиционеры, согласившись прийти сватать за Саньку дочку небезызвестного Романа Григорьевича Якубова.
– Какая Торпеда? – не понял Макарыч.
– Помните, Васьков раскололся, что Гравер зачем-то Торпеду пригласил? Помните? – нервно пояснил Санька.
Священник прислушался: то, что касалось имени Гравера, затрагивало и его судьбу.
– И что? – никак не мог понять, чего от него хотят, Макарыч.
– А то, что он один во всей этой компании был неместным. А мы все гадали, кто удавкой пользуется, когда на батюшку с Катей напали… Наши-то этого инструмента не знают!
Отец Василий весь превратился во внимание.
– И потом, при поимке, мы ведь только двоих с элеватора вытащили… Но обоих батюшка видел… Точно, батюшка? – повернулся к священнику Санька.
– Верно, – кивнул отец Василий. – И Жираф, и крепыш Катьку вязали, а тот, что на меня с удавкой напал, как в воду канул… На элеваторе его точно не было.
– Это что же получается?! – дошло наконец до раскрасневшегося от выпитого Андрея Макаровича. – У нас еще один «язык» может наметиться?
– Хорошо бы, – мечтательно произнес Санька. – А то в тот раз мы до конца дело не довели, а в РОВД, сами знаете, как получилось…
– Не наша вина, – как отрезал Макарыч.
– Я знаю, – согласился Санька. – Да только я вот что думаю, возьми мы его тогда, и все было бы понятнее…
– Молодежь… – покровительственно похлопал Саньку по спине Макарыч и повернулся к священнику: – Все в мечтах, все в фантазиях… А давно бы пора обеими ногами на земле твердо стоять.
Он снова повернулся к Саньке и усмехнулся.
– Знаешь, Санек, присказку: если бы да кабы, то во рту росли грибы… Не надо мечтать о невозможном, у нас с тобой реальных дел по горло.
– Я помню, – с горечью в голосе откликнулся лейтенант. – Нам с вами в первую очередь надо от дела на шее избавиться. А то вот уедет полковник Багрянский, и отправят нас втихую в Коми-Пермяцкий округ лес валить…
* * *
Отец Василий и Ольга смогли вырваться домой только после двух ночи, да и то лишь благодаря помощи Евгении. Жена Романа сама сходила к охране, сама переговорила с шофером и сама аккуратно вывела супружескую чету со двора, дабы они вновь не нарвались на нетрезвое навязчивое гостеприимство ее мужа.
И уже потом, когда их привезли, а Олюшка, раз десять, наверное, извинившись перед соседкой за изрядную задержку, пошла провожать ее до дома, отец Василий подумал, что для нормальной жизни надо совсем немного: просто преодолеть в себе ненависть и позволить любви поселиться в сердце. Так, как это сделали после двадцати трех лет ненависти Роман и Макарыч.
* * *
На следующий день Санька с Катей подали заявление в загс, и дни потекли так, как им и положено течь: в мире и взаимопонимании. Отец Василий окончательно восстановил свой нормальный рабочий график, вплоть до посещения районной больницы, и с удовлетворением констатировал, что никаких «дыр» более не осталось и можно, пожалуй, подумать о том, чтобы сходить с Олюшкой и Мишанькой на пляж – погода позволяла.
