Леонид Словин - Пауки
—….Мудаку закрутило ногу. Его так не вытащить. Надо подать поезд назад…
Кто-то должен был спуститься под вагон. Держать пьяного.
—Машинист поднимет пантографы, включит ток. Чуть двинет. На сантиметр, на метр…
Полковник спросил, глядя на меня:
—Может, кто вызовется сам?
Тридцать первое декабря. Меньше часа до Нового года… Пьяный амбал, который неизвестно как себя поведет в решающую секунду… Если все хорошо — благодарность в приказе и 50 рэ. Если что не так — медаль «За отличную службу по охране общественного порядка» (посмертно)… Статья в «Петровке, 38»:
«Скромный герой московской краснознаменной, погибший при исполнении служебных обязанностей…»
Я промолчал вместе со всеми.
Было важно, кто лежит на путях.
«Пьяный мудак? Женщина? Ребенок?»
Полковник все понял.
Через несколько месяцев как частный детектив «Лайнса» я уже участвовал в обычных опасных играх…
Я познакомился с добытыми на вилле документами. Адвокат Леа была права. Окунь и О'Брайен перевели деньги и пустили их и дело! Адвокатская контора Ламма продолжала и тут вести их дела. Я обнаружил свидетельство о регистрации фирмы «Свивати тоцэрэт „Алькад“. Это была английская „Еnvironmental produce „Alkad“. По-русски «Экологическая продукция «Алькад“.
Справка Торгово-промышленной палаты, как я назвал бы ее в России. Документ, о котором говорила Леа.
Я немедленно конфисковал его.
Несколько папок составляла переписка с банками. Ламм хранил деньги в валюте на трех континентах — американском, азиатском и европейском, и банки регулярно сообщали о всех текущих изменениях па его счетах. Долларовые счета были миллионные. Японские йены следовало учитывать миллиардами. Был тут и десяток кредитных карточек, в том числе израильские: «Виза», «Исракарт», «Мастеркард», в основном используемые взамен наличности…
Большую часть бумаг я собирался показать адвокату,предварительно ксерокопировав их.
Самой же важной добычей, возможно, был чек ни 50 000 000 (пятьдесят миллионов) долларов США. Чек особенный, выписанный не лично распорядителем счета, а неким израильским банком. В случае его предъявления в течение ближайших десяти дней банк гарантировал незамедлительный перевод указанной суммы в Россию.
Срок чека заканчивался в среду.
Никто, кроме упомянутого в нем банка «START», миллионы получить не мог.
Я поднял голову и понял:
«Ночь закончилась…»
В субботней тишине Старого города зазвучал первый крик муэдзина из арабской деревни. Вслед за мусульманской молитвой трижды прокричал петух.
В промежутке между ними мне позвонил Шломи — глава детективной фирмы. Он вернулся из Эйлата, собирался на боковую.
— Ты в порядке?
— Да, спасибо…
Тем временем к вилле съезжалась команда. Ламм прибыл только под утро, по-видимому, он проводил ночь в Кейсарии и ему сообщили не сразу. До этого на вершину Байт ва-Ган взлетела мощная «турбо» — на ней из «Клаб-отеля» в Эйлате вернулись Ургин и его спутница, победители лотереи на знание рекламы, проведенной детективным агентством «Нэшек». Подруга Ургина сразу принялась приводить в порядок внутренние помещения — мне было видно, как она убирает с мраморных плит у двери куски отбитого мною толстого стекла художественной отливки…
На площадку перед входом в виллу вынесли из холла длинный стол. Кресла отодвинули, но не убрали. По обе стороны, на двух скамьях, которые заменили белые пластмассовые кресла, сели боевики — земляки Вахи, три быка. Самого Вахи не было, он находился где-то внутри виллы.
Я навел бинокль на сидевших. Мгновенно возникла пугающая иллюзия близости. Будто я так же хорошо виден им, как они мне! Я включил звук записывающего устройства, и тут произошла досадная осечка! Сидевшие за столом не произнесли ни слова на русском. Они говорили на языке, абсолютно мне незнакомом! Это мог быть и грузинский, и любой другой, включая один из абхазско-адыгейских, дагестанских и нахских, на которых говорили и чеченцы, и ингуши… Знакомыми были только географические понятия — «Израиль», «Иерусалим»… Мне показалось, я услышал название иерусалимского района Рехавии, к которому примыкал Крестовый монастырь. Кто-то произнес имя:
—Лобан…
Еще «Хайфа», «Кипр».
Все происшедшее вписывалось в версию о причастности к случившемуся группировки Лобана… Последняя фраза, должно быть, звучала так:
—Они погнали через Хайфу на Кипр!
Мне надо было на гору Герцля.
До того как уйти, я увидел, как из виллы вышли Ламм и Ургин. Боевики поднялись. По знаку Ургина направились к машинам. Вскоре джип и «рено», наполненные людьми Ламма, перевалили через вершину Байт ва-Ган. Я понял, что они направились на виллу в Рамот…
Я двинулся через религиозный квартал Гиват Мордехай.
Транспорт сегодня тут не ходил.
Улица вилась по краю холма. Дома вдоль склона стояли как на невидимых с дороги ходулях: на улицу выходили верхние этажи, и, чтобы попасть на первые, приходилось спускаться на лифте.
Я быстро удалялся от Элиягу Голомб.
Моей целью снова был телефон, установленный на военном кладбище на горе Герцля.
Я думал о банковском чеке, выписанном малоизвестному российскому банку, который я нашел среди документов адвоката. Банковский чек, или, как тут называли, «чек банкаит», отличался от чека, выписанного самостоятельно владельцем чековой книжки. Тот мог, вопреки закону, в последний момент отменить его, чек, наконец, мог оказаться и вовсе без покрытия.. «Чек банкаит» на пятьдесят миллионов был гарантированным. Его выписал не адвокат Ламм, не Окунь, а банк, и именно банк в течение обозначенного десятидневного срока нес полную ответственность за то, что такая сумма действительно есть на счете фирмы «Экологическая продукция „Алькад“, и сразу после предъявления чека к оплате банк должен был перечислить указанную сумму. Что произойдет из-за того, что чек находится в данное время у меня?
«Может ли „Независимость“ наложить арест на всю сумму, учитывая невыполненные обязательства „Алькада“?!»
Встречные молодые люди мельком скользили взглядом по моей непокрытой голове. Некоторые кивали.
Неодобрение их мог вызвать лишь иудей, нарушавший Тору. Люди других конфессий и верований не несли от рождения никаких особых обязательств перед Богом!
Я пришел к телефону-автомату на гору Герцль рано и еще минут двадцать ходил по аккуратно подстриженным лужайкам, где были захоронены почти все главные политические фигуры Израиля. Их было не так уж много за пятьдесят лет существования государства. Несколько скромных черных плит. Никаких барельефов. Могилы жен рядом с их мужьями. Камешки на плитах вместо цветов. Ниже по склону и в стороне по линейке тянулись могилы погибших в войнах — скромные, одинаковые, отличающиеся одна от другой только именами на плитах. Ни один человек не встретился мне за это время. Ни посетитель, ни сторож. Над военным кладбищем на горе Герцль в Иерусалиме витали целомудренные сны мертвых.
Одинокий телефон-автомат внезапно зазвонил. Я взял трубку. На проводе был Джамшит. Я коротко доложил о главном, о ситуации с чеком. Джамшит обрадовался:
—Бумага очень нужна. Срочно оставь где договаривались.
Он говорил о тайнике в Цветных Камнях, по дороге в Гило. О нем знал только Рембо.
—Теперь Николай, следак…
Он сразу понял.
Из пяти с лишним десятков синонимов к слову «убить», в том числе более или менее понятных, типа «дернуть вглухую», «замочить», я выбрал, на мой ментовский взгляд, далекий от расшифровки, хотя и не точный:
— Взяли под галстук…
— Ясно! — Это был его родной язык.
— Пастора тоже… — Я подвел итог: — Все! Проехали!.. Кормит рыб… Сегодня тут большой сход…
Я, как мог, обрисовал положение.
Съехались все, кто хоть в какой-то мере был связан с кредитом, полученным у «Независимости». А также секьюрити, телохранители — они же в необходимых случаях и заказные убийцы, киллеры…
Предстоял крутой разбор.
Я пока не видел лишь наиболее важных фигур: О'Брайена и Лобана…
— Страшен сон, да милостив Господь!
— В монастыре был?
— Иду сегодня.
Мы уже заканчивали разговор. Джамшит приберег информацию к концу:
— Мне снился этот монастырь. И ты тоже. И будто юриста видят там неподалеку, в кафешке…
— Сон в руку!
—И будто ты навестил его дома. Ну, давай!
«Кафешка вблизи монастыря! И там же дом! — Это было главным. — А еще чек!»
Православный монастырь, которым интересовался Джамшит, находился на краю оживленного шоссе, недалеко от парламента и Высшего суда справедливости. Еще снаружи было заметно, что монастырь очень стар. Грубо обтесанный камень. Крепостные неприступные стены. Трогательное простодушие форм. Входить в него следовало сгорбившись под низким брусом каменной притолоки.
Туристическая группа, которую вела Лена, перед Крестовым монастырем должна была посетить еще один — Эйн-Кэрем. Мы договорились, что я буду ждать ее внутри.
