Валерий Горшков - Фраера
Внутри квартиры было тихо.
Осторожно приоткрыв дверь на ширину, достаточную, чтобы просочиться за порог, вошёл в прихожую.
Хотя мысленно я уже представлял себе, что ждёт меня внутри, но все-таки был ошеломлён зрелищем варварского погрома, который учинили в моей уютной берлоге неизвестные подонки.
Впрочем, не такие уж они неизвестные, если подумать…
Все вещи были разбросаны по полу.
Кухонные электроприборы, телевизор, музыкальный центр и компьютер представляли собой жалкие осколки со свисающими с них оборванными проводами.
Кожаная обивка стоящей в гостиной мягкой мебели во многих местах вспорота.
Антикварные часы с маятником – разбиты.
Стены испачканы дебильными надписями при помощи красной аэрозоли.
А в спальне, на кровати, виднелись следы от армейских ботинок и лежала натуральная куча отвратительно воняющего дерьма.
Но самым главным было другое – из квартиры не исчезло ровным счётом ничего! Даже находившиеся в резной деревянной шкатулке на полочке золотые запонки и массивная золотая цепочка с крестом оказались на месте. Вломившиеся ко мне ублюдки имели своей целью не банальный обнос – это было предупреждение о возможных последствиях моего отказа от дачи уточняющих показаний по делу о нападении на вице-консула Санта-Каролины.
Я поднял лежащую на полу, среди вытряхнутой из шкафа одежды, разбитую стеклянную рамку, с которой через паутину трещин и отколов на меня смотрело улыбающееся, милое и до сих пор любимое лицо Маши, и почувствовал, как внутри меня все покрывается льдом.
Конечно, можно было, поняв всю серьёзность предупреждения скинхедов, смирившись с нанесённым вандалами ущербом и в конце концов плюнув на совершенно чужого мне негра, сделать так, как хотели бритоголовые и их гнусный адвокат, в качестве «благодарности» взяв с них четыре штуки баксов. Однако после созерцания лежащей на кровати кучи дерьма и разбитой, умышленно оплёванной фотографии дорогого мне человека я уже не мог идти на попятную.
Эти твари решили унизить меня, поглумиться над самым сокровенным и тем ещё раз самоутвердиться в собственных глазах как бесстрашные и готовые на все «патриоты». Такого наглого, кричащего вызова я не смог бы простить никому на свете.
Бережно вынув фотографию из разбитой рамки, я поставил её на прежнее место и до боли в сведённых судорогой челюстях стиснул зубы.
И в это время вдруг откуда-то из-под разбросанных по полу вещей до моего слуха донеслась тихая настойчивая трель. Оказывается, телефон все-таки работал.
Бросаясь к окну, падая на ковёр и разгребая кучу наваленных у подоконника рубашек и книг, я сразу отыскал снятую с базы трубку радиотелефона и, уже не сомневаясь, что сейчас услышу слащавый голос Снежинского, нажал на кнопку…
Но я ошибся. А поняв это, сразу воспрянул духом, и зреющий в моей голове план жестокой мести вконец обнаглевшим скинхедам мгновенно обрёл кристальную чёткость.
На том конце линии был Андрей Пацейко, майор РУБОП, неформальный лидер нашей с Павловым «крыши», находящейся прямо в питерском ГУВД, на Литейном проспекте, дом четыре.
Ещё в самом начале деятельности нашего сыскного агентства мы не стали долго думать, кому лучше отстёгивать за охрану, сразу сделали предложение команде тогда ещё капитана Пацейко и с тех пор ни разу не пожалели об этом. Особенно после того, как двум группам претендентов на «законную долю», вломившимся к нам в офис с наглыми мордами и золотыми цепями на бычьих шеях, дали карточку с номером мобильника Андрея. А потом случайно узнали, что те и другие в результате стрелки с нашей «крышей», прибывшей на место встречи в масках и при полном боевом параде, отправились либо в больницу, либо в Кресты.
Больше нас никто не отвлекал от работы, а с ребятами из РУБОП у нас с Серёгой сложились если не дружеские, то вполне доверительные отношения.
Среди братвы о «бешеном майоре» из управления по борьбе с организованной преступностью ходили всякие, сплошь невесёлые, байки. Так что с ним и его парнями в погонах большинство группировок предпочитали не связываться – себе дороже выйдет.
А те, кто рискнул, либо уже сгинули в неизвестном направлении, либо растворились за тройной колючкой разбросанных по всей необъятной стране ИТК.
– Здравствуй, дорогой, – как всегда беззаботно приветствовал меня Пацейко. – Чего такой взвинченный?..
– Вы, Андрей Васильевич, как всегда вовремя, – с толикой облегчения сказал я.
– Неприятности? – В голосе майора отчётливо послышался металл. – Давай выкладывай, что там у тебя стряслось.
Я от начала до конца во всех деталях поведал ему историю, в которую мы с Павловым совершенно случайно влипли.
– … И когда я увидел на своей кровати кучу дерьма, а на полу в гостиной разбитый и обхарканный фотопортрет Маши, то думать о предложении этого очкастого хмыря мне сразу расхотелось, – почти спокойным тоном закончил я. – А тут вдруг вы звоните… Очень кстати.
– Да уж! – буркнул Пацейко. – Слышал я уже краем уха про твоего чёрного консула, «старшие» говорили. Если не ошибаюсь, лысые отмудохали его крепко. Несколько переломов, сотрясение. До сих пор не очухался. Угораздило же тебя влипнуть в политику, мать твою!.. Спокойно не живётся, блин.
– Вы поможете мне вернуть этим тварям должок или я действую своими силами? – может быть, чуть жёстче, чем следовало, процедил я сквозь зубы.
– Ты лучше охладись, понял? – последовал незамедлительный ответ. – Открой холодильник и выпей пивка! Наворотите дел, как тогда с Профессором, потом до пенсии не расхлебаете! Конечно, никто им такие выходки с рук не спустит… Сейчас вышлю к тебе бригаду, пусть зафиксируют взлом, а позже, часиков в двенадцать, сам к тебе заеду и обсудим тему без свидетелей. Ты все понял? Никакой самодеятельности! Они и так будут у меня визжать как недорезанные, будь уверен…
– Я вам верю, Андрей Васильевич. Кстати, а зачем вы мне звонили?
– Так, ерунда. После поговорим. Пока. – И в трубке раздались прерывистые гудки.
Я нажал на сброс, поднялся с пола, на котором сидел, и положил телефон на подоконник.
Ещё раз обведя взглядом устроенный ублюдками бедлам, взял себя в руки, вышел в прихожую, прикрыл металлическую дверь и пошёл на кухню, чтобы, наплевав на раскуроченную микроволновку, разогреть в духовке купленную по дороге домой большую замороженную пиццу с сыром и паприкой.
После сильного нервного потрясения, вопреки всем законам природы, во мне проснулся зверский аппетит.
Глава девятая
Соглашение
На встречу со Снежинским, назначенную им на самой окраине Богатырского проспекта, я приехал за пять минут до оговорённого времени. Остановил джип невдалеке от строящегося высотного дома, презрительно смотревшего на окружающий мир пустыми глазницами неостекленных окон, заглушил мотор и, закурив сигарету, принялся ждать адвоката.
Вскоре из-за поворота показалась уже знакомая мне «альфа-ромео». В отличие от предыдущего раза она была тщательно вымыта, и даже в матовом свете, падающем на землю через плотно затянутое облаками небо, её бока сверкали свежим полиролем, а тонированные стекла бликовали.
Сделав круг по пустырю, машина, подняв облако пыли, остановилась справа от моего «мерседеса». Из приоткрывшейся задней двери, с неизменным чемоданчиком в руке, вышел Герман Карлович и, мельком оглядевшись по сторонам, направился к приоткрытой дверце «мерседеса». Запрыгнул на сиденье, протянул руку для пожатия.
Я, проигнорировав этот жест, вытащил изо рта сигарету и стряхнул с неё пепел.
– Знаешь, мужик, если бы во время нашего с тобой прошлого разговора я знал, что ждёт меня наверху, в моей квартире, то непременно набил бы тебе морду. И бритые уроды с куриными мозгами, которых ты прихватил с собой в качестве охраны, поверь, не смогли бы тебе помочь избежать первой группы инвалидности, – сказал я, глядя в глаза адвоката. – Твоё счастье, что я быстро отхожу, а ты быстро ездишь… А то проглотил бы ты свои фарфоровые зубки и запил их кровавыми соплями, прихвостень нацистский!
– Я не понимаю, о чем вы, – спокойно произнёс адвокат. – Я приехал не для разговора о ваших личных проблемах, а чтобы уладить дело моего клиента, суть которого вам хорошо известна. И пожалуйста, не стоит меня оскорблять только лишь потому, что по причине возраста я не могу дать вам сдачи. Но поверьте, найдутся люди, которые смогут постоять за пожилого человека…
– Что они могут, эти твои «люди»?! – фыркнул я, скривив губы. – Только бейсбольными битами махать, нападая вчетвером на одного, и срать на кровати, забираясь на неё в грязных ботинках! Жаль, видеокамера у меня установлена только в прихожей и не смогла зафиксировать для истории такой пикантный момент! Но и того, что есть на этой плёночке, – я достал из нагрудного кармана куртки компактную видеокассету размером со спичечный коробок и помахал ею перед лицом Снежинского, – вполне хватит для суда, который на долгие годы упрячет твоих подонков в зону! Вот об этом ни ты, старый шакал, ни они даже не подумали, вламываясь ко мне в квартиру!
