Андрей Дышев - Моя любимая дура
– Мураш, – произнес я, – это были они.
– Конечно. А чему вы удивляетесь? Вы ведь давно подозревали, что это они ограбили автобус.
– Я не о том. Грабители интересовали меня меньше всего. Так, для удовлетворения тщеславия: вот, дескать, целая бригада милиционеров повсюду рыщет, и все без толку, а я в одиночку за неполные сутки преступников вычислил… Но мне даже в голову не могло прийти, что это те самые люди, которые шантажируют меня уже почти неделю и заставляют идти на Джанлак. И они держат в заложницах женщину… В общем, очень близкого мне человека…
– Понятно, – вздохнув, сказал Мураш.
– Ничего тебе не понятно! Я столько времени гонялся за ними, столько раз пытался выйти на их след, добыть их приметы, описание внешности! Но как об стенку лбом! И вдруг сейчас я узнаю, что милая парочка, с которой я провел вчерашний вечер, сидел за одним столом, катался по склонам, – это и есть мои заклятые враги… Нет, об этом невыносимо думать! Это просто нечеловеческая пытка!.. Ведь я же мог схватить их, как базарных гусей, за шеи, намотать их себе на руки и заставить немедленно отпустить Ирину. Мог! Мог! Тысячу раз мог!
– Не расстраивайтесь вы так, – принялся успокаивать меня Мураш. – Давайте позвоним в милицию.
– Ты с ума сошел! – крикнул я. – Да теперь ни один волосок не должен упасть с их головы! Потому что в их руках жизнь Ирины! Пока милиция будет с ними разбираться, мне преподнесут ее холодный труп! Пойдем отсюда! Пойдем быстрее! Бегом!
– Куда?
– На ледник Джанлак! – рявкнул я. – Неужели ты еще не понял, что наши с тобой цели как никогда совпадают! Ты вообще за моей мыслью поспеваешь?
– Простите меня, – пробормотал он. – «Я мысли свои по пивным раскидал…»
– Только не надо стихов, Антон. Не надо стихов…
Глава 29
С ПРИБЫТИЕМ!
Мы поднялись на верхотуру. Погода быстро портилась. Хребет затянуло серым маревом, снег перестал искриться, и поблекли цвета. В довершение стал усиливаться ветер. Он срывал с карнизов снежную пыль, отчего казалось, что хребет по краям дымится, как тлеющая вата, и вот-вот вспыхнет алым пламенем.
– Вот что, Антон, – сказал я, когда мы подошли к южному краю хребта и посмотрели в туманную бездну. – Спускайся-ка ты на канатке вниз, бери машину и поезжай через Эден в Мижарги. Оттуда…
– Нет, – жестко ответил Мураш и даже отступил от меня на шаг, будто боялся, что я отправлю его на канатку силой. – Это исключено. Я вас не оставлю. Даже не пытайтесь уговаривать меня.
– Ты же видишь, какая погода. Это очень опасно.
– А для вас не опасно?
Он был упрям, решителен и отважен, но только потому, что его жизненный опыт был еще совсем скудным. Что этот пацан успел повидать в своей жизни, кроме ценных бумаг, банковских счетов, чеков и алчных взглядов клиентов?
– А ты уверен, что сможешь спуститься? – спросил я. – Посмотри, склон почти отвесный.
– Уверен! Не принимайте меня за мальчишку! – обиженно воскликнул Мураш.
– Нет-нет, что ты! – поспешил я успокоить его. – Просто у меня в отличие от тебя нет других вариантов. Это мой единственный путь.
– Значит, и для меня единственный. Куда вы, туда и я.
Я не удержался и обнял Мураша. Блаженны одержимые, ибо страха не ведают.
– Что ж, тогда внимательно выслушай меня, – сказал я и слово в слово повторил все то, что рассказал мне о покорении лавины Альбинос. Лицо Мураша побелело от волнения. Он нервно покусывал губы, и его взгляд, полный тревожного предчувствия, скользил по дымящимся снежным карнизам.
– Испугался? – спросил я.
– Нет, – не очень уверенно ответил он. – Но все это похоже на фантастику. Зона повышенного давления, полет, скорость самолета…
– Вот сейчас мы и проверим, фантастика это или нет, – ответил я и пристегнулся к сноуборду. Мураш проделал то же самое. Я заметил, что губы его побелели и дрожат. Бедный малый! Его стоицизм вызывает уважение. Духовный мир этого парня сейчас как никогда близок мне, потому что я очень, очень хорошо понимаю его. Мураш идет на смертельный риск не ради личной выгоды, блажи или райдерского самоутверждения. Его мотивы, как и у меня, за пределами собственного живота. Я рискую ради Ирины, а он – ради памяти отца.
На нас никто не смотрел. Спина хребта опустела, лишь какой-то экстремал-одиночка готовился съехать по давно обкатанному северному склону, который теперь даже мне казался совсем простым и даже детским.
Мы опустили очки на глаза и встали на самом краю обрыва.
– Идешь только за мной и след в след! – громко сказал я, перекрикивая завывания ветра.
– Иду за вами след в след! – повторил Мураш так же громко, чтобы вычистить грудь от въевшейся дрожи.
«Помоги нам, господи!» – мысленно взмолился я и прыгнул вниз. Доска понесла меня по заснеженному склону, и на мгновение вспыхнул испуг, что скорость нарастает слишком быстро, но я подавил его, сосредоточившись на поворотах. Все нормально. Сноуборд слушается, как хороший умный конь. Идут секунды, я живу, я дышу, я управляю… Карниз, прыжок, и опора ушла из-под ног. Метров десять я падал подобно перевернутому табурету. Приземляться пришлось на очень крутой склон, покрытый, как периной, толстым слоем рыхлого снега. Я погрузился в него почти по колени, но сила инерции продолжала толкать меня вперед, и сноуборд вырвался на поверхность. Мчусь по пушку! Это уже не наказание, не испытание, это даже удовольствие! Я что-то крикнул от избытка чувств. Не боги горшки обжигают! Гора покоряется мне!
Нарисовав на снегу огромную дугу, я остановился, поднял очки и обернулся. Мураш несся следом за мной, как велел ему, – след в след. Молодец, парень! Расставив руки, он спускался ко мне с неба, словно огромная птица. Затормозил, остановился и согнулся, упираясь руками в колени. Дышит тяжело, раскрыв рот. Бандана съехала на одно ухо, обнажив второе – одинокое, красное, похожее на язык, вывалившийся не там, где надо.
– Все нормально, – бормотал он. – И не так страшно, как вы говорили… Долго еще?
– Прилично. Это только начало.
– Голова немного кружится. Снег, камни, снег, камни… Была у меня такая компьютерная игра: надо проехать на автомобиле по пустыне, где раскиданы огромные камни, и не врезаться… Никогда не думал, что когда-нибудь в жизни мне придется так же…
Понеслись дальше! Кто бы знал, как я себя хорошо чувствовал в эти мгновения! Они до предела заполнены настоящей мужской работой. В них спрессован смысл, который иногда бывает в таком жутком дефиците! Сколько пара клубится над человечеством! Сколько ненужных усилий и телодвижений совершается каждую секунду на планете, сколько впустую тратится нервов, сколько выплескивается невостребованной энергии! А может, это все оттого, что мы, мужики, забыли о своем истинном предназначении? О том, что весь смысл нашей жизни – в любви к женщине? И только это чувство… Но о чем это я? О какой любви? Разве я знаю, что такое любовь к женщине?.. Снег в лицо. Туман сгущается. Плохо видно. Доска бежит вперед, словно у нее есть мощный, хорошо отлаженный мотор. Он работает бесшумно, бесперебойно, и мой снаряд, плавно наклоняясь то к одному, то к другому канту, надрезает спекшийся под утренним солнцем наст… Опять карнизы и обрывы… Склон ухудшается с каждым мгновением. Повсюду камни, осыпи, острые скальные пики. Я чувствую, как наполняются тяжестью ноги, и мышцы будто горят, и ноющая боль поднимается от колен к бедрам… Он бесконечный, этот склон! И мы с Мурашом будем соскальзывать по нему целую вечность, все глубже погружаясь в бездну…
– Кирилл!!!
Я едва услышал крик Мураша. Попытался остановиться и вдруг почувствовал нечто странное, необычное, какое-то несоответствие между скоростью скольжения и скоростью перемещения в пространстве. И гул, низкий, утробный, словно я оказался среди сотен и тысяч умирающих в агонии слонов. Цельный, нетронутый, как стеклянная композиция наст вдруг покрылся трещинами, и снежные плиты пришли в движение, зашевелились, как живые, стали наползать друг на друга. Оглянувшись, я увидел, как мимо проносятся камни и скалы – слишком быстро! На сердце словно кусок льда положили. Ну что же это я растерялся? Даже руки онемели, покрылись мурашками. Альбинос ведь предупреждал. И я хорошо потренировался в своем воображении…
– Антон! – крикнул я что было сил, подняв лицо к небу. – Скорость! Скорость!
Я сжался в комок и направил доску вперед, туда, где начинало клубиться ядро лавины. Я мчался по прямой, без зигзагов, лишь приподнимая нос доски, чтобы ей легче было взлетать на завалы ломаного наста и заструги. Я уже не думал о том, что происходит и каков будет конец, и ужас легко вытеснили упрямство и злость. Скорость становилась просто безумной, но при этом сопротивление ветра слабело. Я несся прямо на клубящееся ядро, которое по своим размерам уже превосходило приличный дом, и грохот, который оно издавало, давил на уши до нестерпимой боли. Снежное чудовище стремительно оживало, приподнималось, набирало силы. Под его мощью лопались и взрывались целые пласты натечного льда, фирновые доски, казалось, что начала вспучиваться сама гора и я вот-вот увижу омерзительную чешуйчатую спину монстра. Зрелище природного катаклизма было настолько необыкновенным, настолько захватывающим и страшным, что даже перестало походить на реальность, и я, заткнув голос разума, воспринимал происходящее как анимацию, компьютерную графику, очередную гротескную выдумку Спилберга…
