Андрей Московцев - Бухгалтер
— Что-то случилось?
— Нет, — спокойно ответил старик, — но впереди место, где женщине будет страшно.
— Много змей? — напряглась Алика.
— Нет, кладбище.
Дед свернул карту, пошел прямо. Василий с Аликой переглянулись. Девушка пожала плечами — эка невидаль, кладбище! Скоро вышли на равнину, заросшую невысоким кустарником. Далеко впереди замаячило строение, похожее на разрушенный храм. Подошли ближе, увидели, что проломы в стенах от окон и дверей заложены странными круглыми камнями желтовато-серого цвета. Старик свернул в сторону, на холм. Оттуда разглядели, что внутри дом до краев наполнен такими же круглыми камнями. Василий заметил, что Хо низко опустил голову и ускорил шаг, почти побежал. Алика ничего не замечала, любопытно таращилась на развалины. От руин тянулась едва заметная узкая дорога, густо заросшая травой. Девушка повернулась к Василию, намереваясь что-то спросить. Ей бросилось в глаза белое лицо Барабанщикова и остановившиеся глаза. Удивленно оглянулась и чуть не закричала …
Разрушенный дом, а скорее храм, полон человеческих черепов. Доверху! Проломы в стенах заложены тоже черепами, скрепленными между собой глиной. Крыши не было и черепа возвышались над стенами горой с тупой вершиной. Белые, желтые и серые, вымытые дождями и высушенные солнцем. Они мертво смотрели на живых пустыми дырами, будто молча кричали — и вы придете! В дверном проеме какой-то сумасшедший весельчак расположил черепа лицевой частью наружу. Получилась адская мозаика оскаленных ртов и глазниц. У некоторых черепов оскал продолжили канавками на глине. Они словно хохотали, глядя на живых. Старик низко согнулся, что-то невнятно забормотал, будто молился и тряс головой.
Дальше шли молча. На привале старик уступил настойчивым расспросам Алики и рассказал. Раньше здесь был храм. Монахи молились Будде, никого не трогали. Пришли «Красные кхмеры», разграбили и взорвали храм, монахов убили. Головы отрубили, сложили в единственном уцелевшем помещении. Обезглавленные трупы растащили дикие звери. Потом сюда стали свозить убитых в других монастырях, убитых крестьян, недовольных новой властью. Убивали студентов, школьников вместе с родителями и учителями. Головы отрубали и везли сюда. Смрад стоял страшный. Крысы и воронье сплошной серо-черной массой покрыли землю. Обожравшиеся человечины вороны не могли летать. Тяжело ходили среди крыс, не обращая никакого внимания на хвостатых. А крысы не замечали ворон. Когда храм заполнили до оконных проемов, какие-то психопаты притащили огромный котел и стали вываривать головы. Черепа использовали вместо кирпичей, закладывая ими проемы окон и дверей. Новые головы забрасывали через стены. Когда набросали столько, что стало сваливаться обратно, возить головы перестали. С тех пор прошло много лет, дорога заросла. Хоронить головы некому. Так все и осталось.
Алика долго лежала, молча глядя на звезды. Василий даже забеспокоился. Лицо белое, брови сведены в одну линию.
— Да ладно тебе, — не выдержал он, — раньше еще больше убивали. Ну, Чингисхан, тамерланы всякие.
— Это ведь наши виноваты, — негромко ответила Алика, — Пол Пота учили китайцы, а те — у нас. В высших партийных школах. Потом, вернувшись домой, вот так творчески применили марксизм-ленинизм с учетом местных особенностей. Это же коммунисты сделали.
Старик по-прежнему идет первым. И так неразговорчивый, замкнулся еще больше. Василий и Алика идут следом и тоже молчат. Увиденное потрясло особенно девушку. Ей начало казаться, что оскаленные черепа выглядывают из кустов, прячутся за деревьями. Даже камни стали встречаться, похожие на черепа. Наконец, она не выдержала:
— Василий, расскажи что ни будь. Он взглянул в глаза девушке, понял:
— Я думаю, все скоро кончится. Нам надо добраться до города, любого, созвониться с посольством и все. Осталось немного. Если погода не испортится, дня за четыре дойдем.
Старик до предела сократил привалы, шел быстро, будто хотел побыстрее уйти как можно дальше от страшного места. Было в его переживаниях что-то странное. Василий долго думал, перебрал все варианты. Оставался только один вывод. Такой, что он крепче сжал автомат…
К вечеру вышли на берег небольшой реки. Старик, как всегда, ушел, Василий набрал хвороста и развел костер. Сидели в этот раз долго. Барабанщиков старается не смотреть на огонь, иначе в темноте ничего не увидишь. Ему очень не нравиться, что старик передвигается по лесу абсолютно бесшумно. Никогда не знаешь, с какой стороны выйдет. Дрова уже прогорели до углей, когда в кустах зашуршало и знакомый голос сказал:
— Это я.
В руках у деда большая рыбина, завернутая в широкий лист пальмы. Кладет на землю, одним движением вспарывает живот рыбе. Потрошит, спускается к реке, полощет и заворачивает в какую-то траву. Закатывает в глину, раздвигает угли и закапывает рыбу в самый жар. Василий равнодушно рассматривает звезды, а Алика грызет травинку и сразу видно, что она готова съесть рыбину целиком, сырой и вместе с травой.
Ночную тишину разрезал надвое медленно нарастающий вой. Странный какой-то, не волчий. Старик не обратил внимания, а Алика подпрыгнула и тут же спросила, уставившись круглыми от страха глазами:
— Хо, это что за вой?
— Обезьяна, — равнодушно ответил дед, — несчастная любовь. Тут уже удивляется Василий:
— Что?! Несчастная любовь у обезьян?
— Да. Ничего удивительного. У них, как у людей. Только проще и открыто. Сильный самец отбил самку у слабого, тот и воет. Может с ума сойти от горя.
— И что тогда? — спросила девушка.
— Сбесится. Начнет кидаться на всех. Либо погибнет в драке, либо уйдет в лес и станет злобным духом.
— О Господи, да что за напасти тут у вас? — нервно произнесла Алика, — то черепа, то бешеные обезьяны, теперь вот злобный дух.
— Злой дух бешеной обезьяны — круто! — задумчиво сказал Василий.
— Да, — ответил старик, — это лучше, чем злые люди.
Рыбу съели всю, без остатка. Старик знал, какие травы добавить и получилось так вкусно, что Алика хотела записать рецепт. Когда Хо начал перечислять травы, она перестала записывать. Местные названия трав ничего ей не говорили, а русского перевода старик не знал.
Воющий крик повторился несколько раз и затих. Опустилась глубокая ночь. На ночлег Алика устроилась так, что бы с одной стороны ее защищал земляной холм, с другой уложила Василия и приказала сердитым шепотом:
— Лежи и охраняй меня от злых обезьяньих духов!
Рано утром девушку разбудил запах мясного бульона. Не открывая глаза, начинает гадать, что это такое? Курица, черепаха или местная дикая коза? Так и не разобравшись, открыла глаза и села. Старик мешает длинной палкой в котле, Василий в сторонке чистит автомат. Значит, все спокойно. Девушка умылась, привела себя в порядок и чинно подсела к костру. Барабанщиков учтиво протянул ей самодельную деревянную ложку:
— Сделано только для вас, баронесса, к супу.
Алика милостиво склонила голову, приняла ложку. Перед ней сразу оказалась глубокая тарелка. Действительно суп из мяса и трав. Девушка осторожно попробовала. Вкусно, как из курицы. Она быстро управилась, вымыла тарелки. Заметила, что Хо и Василий внимательно присматриваются к ней. Решила, что сегодня она особенно хорошо выглядит и только поэтому на нее смотрят. О странных когтях в супе не думала. «Не дождетесь, не запищу!» Василий не удержался, спросил:
— Ну как, вкусно?
— Да.
— Это я готовил, — с гордостью сообщил Барабанщиков, — Хо научил. Надо такой суп теперь чаще готовить, правда?
— Да, старайся, — ответила Алика голосом Снежной Королевы.
Почти два часа ушло на сколачивание плота и переправу. Старик отыскал старый толстый бамбук и вместе с Василием собрал две огромных охапки, перевязали лианами. Сверху положили бамбуковые палки и получился плот. Стащили на воду, в середину посадили девушку, обложили со всех сторон сумками и оружием. Василий и Хо вошли в воду и поплыли, толкая плот перед собой.
— Уважаемый Хо, — обратилась Алика, — в этой реке нет крокодилов?
— Нет.
— А ядовитых змей и пиявок? Василий сразу понял, в чей огород камешек и ответил за старика:
— Бывают. Особенно они любят выползать на плавающий по реке бамбук, чтобы погреться на солнышке.
— Гребите шибче, рыцарь, — парировала Алика, — пиявки не догоняют!
Старик молча плыл, потом вдруг ответил, добросовестно, как на уроке:
— Нет, не слыхал о таких.
К обеду стало очень жарко. Все давно уже высохли после переправы. Липкий пот полз по спине и Василий с грустью вспомнил о прекрасном месяце ноябре. Мокрый снег, холодный ветер. Голые сучья стучат, в проводах гудит — какая прелесть! Ну что может быть лучше! Решил остановиться и снять лишнюю одежду, как над головами захрустели ветки и посыпались ветки. Все трое одновременно подняли головы …
