Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти
«Вот и все. Больше, генерал, мы с тобой никогда не встретимся. Никогда! А может, оно и к лучшему».
Она потянулась к телефону, трубка выпала из рук.
– Будь ты неладна! – зло схватила трубку Эмма, поставила телефон на колени и набрала номер фотографа. – Это я, Эдуард, порядок, – отчиталась она дрогнувшим голосом.
– Понял, – торопливо ответил фотограф. – Все сделано?
– Да, приезжай.
– Сейчас, дождись.
– Дождусь.
Эмма приготовила себе очень крепкий кофе, выпила две чашки, выкурила сигарету. Затем начала прибираться в квартире. Все эти привычные движения не помогали развеять тоски.
«Чертова жизнь! Вот как приходится зарабатывать деньги – обманом, подлым обманом, подставлять, в общем-то, нормальных людей. В чем они виноваты? В том, что не нравятся Бутакову? Ну, так это же не моя вина. А я инструмент в руках Бутакова, обычный инструмент – такой, как ножницы, нож, ложка или вилка. Он пользуется мной для достижения своих целей. Да, он мне хорошо платит, но разве деньги чего-то стоят по сравнению с тем унижением, которое я испытываю? Сволочь ты, Бутаков, самая настоящая мразь!»
– Мерзавец! Негодяй! Подонок! – бормотала Эмма, и от этого ей становилось немного легче.
Раздался звонок. Все уже было убрано, осталось лишь вымыть чашку и кофейник. Эмма подошла к двери, сбросила цепочку. Она даже не глядела в глазок, знала, что пришел Эдуард Вяткин.
Фотограф был возбужден, румян, пыхтел, как игрушечный паровоз:
– Ну, что, все в порядке? Вижу, вижу, все в порядке. Полный ажур.
– И по каким признакам ты это видишь, Эдуард?
– Глаза у тебя, как две пустых чашки, видно, что выложилась, пусто внутри.
– Да, пусто… – грустно улыбнулась Эмма. – Но тебе этого не понять.
– Конечно – не понять, у мужчин и у женщин физиология разная.
– Ты помолчать можешь?
– Не всегда.
– Я мразь, но и ты не лучше.
– Если тебе от этого легче, – пожалуйста, можешь думать и так, хотя я предпочитаю уважать и себя, и тех, с кем работаю. Слушай, родная, тут вот какое дело. Мне сейчас сбросили на пейджер, что меня ждут в ночном клубе. Там состоится презентация, соберется очень много важных людей, дорогих, так сказать, гостей. Я все эти камеры с собой взять не могу.
– Как не можешь?
– Не могу, и все. Там служба безопасности, проверка, не хочу светиться со специальной аппаратурой. Я только пленки заберу.
– А как же аппаратура? – все еще не поняла Эмма.
– Думаю, ты адрес не забыла?
– Нет, – Эмма уже начала догадываться, – не забыла.
– Привези, пожалуйста, я в долгу не останусь.
– Что с тобой, Эдик, поделаешь, вечно у тебя какие-то проблемы. Опять своих потаскух снимать едешь?
– Ты же знаешь, я не выбираю, кого снимать: за что платят, то и сниму. Скажут снимать свиней на ферме – поеду снимать свиней, только если заплатят зеленью. Так привезешь?
– Подумаю.
– Я же тебя выручал.
– Привезу.
– Только просьба к тебе, Эмма: пожалуйста, осторожнее, аппаратура больших денег стоит, такую сейчас достать – головная боль, грыжу наживешь.
– Хорошо хоть не очень тяжелая, а то посмотришь, как фотографы маются – треноги всякие, лампы, сменные объективы…
– И пультик не забудь, это и для тебя палочка-выручалочка, да и для меня тоже.
– Не забуду.
Эдуард довольно ловко взгромоздился на два табурета и быстро извлек пленку сначала из одного аппарата, затем из другого. Он тщательно, словно драгоценность, упаковал маленькие кассеты, спрятав их на дно кофра.
– Вид у тебя какой-то неважный, подруга, не нравишься ты мне.
– Я и себе не нравлюсь, Эдик. А ты, смотрю, пышешь здоровьем, радостью, небось, не пьешь, не куришь и с женщинами…
– С женщинами – нет, ты же, Эмма, знаешь, у меня другая ориентация.
– Опять по мальчикам ходишь?
– Зачем, мальчики ко мне подъезжают.
– Когда привезти аппаратуру?
– Я вернусь со съемок часов в пять, кое-что сразу же напечатаю. Спать не буду, так что, если сможешь, приезжай пораньше.
– Ну, не знаю…
– Постарайся, Эмма, эти приспособления могут понадобиться.
– А если тебя еще куда-нибудь вызовут?
– Дорогуша, вот тебе ключи от моей квартиры.
Откроешь и в шкаф спрячешь.
– Ладно, договорились. Кофе выпьешь?
– Какой к черту кофе, меня уже полчаса ждут!
– Куда хоть едешь?
– В один ночной клуб на Тверской.
– Успехов.
С аппаратурой возиться пришлось недолго. Эмма тщательно запаковала две камеры и крепления, спрятав все в целлофановый пакет.
"Ну, что, теперь можно и уходить, – она посмотрела на букет цветов в вазе и несколько мгновений размышляла:
– Забрать, что ли?"
Вызвала такси. Машина приехала невероятно быстро, словно стояла где-то на перекрестке в десяти шагах. Эмма села на заднее сиденье, положила рядом цветы, лениво назвала адрес.
– Со дня рождения или с торжества, что ли? – поинтересовался немолодой седой таксист.
– Нет, с работы.
– Работа, наверное, хорошая, если такие цветы дарят. Актриса?
– Ну ее к черту, эту работу! «Только бы не забыть аппаратуру, – подумала Эмма, когда автомобиль сворачивал на ее улицу. – Не забыть, не забыть!» – повторила она себе несколько раз и переложила пакет на колени.
Рассчитавшись с таксистом, Савина поднялась к себе. И тут же в квартире зазвонил телефон.
– Да, слушаю, – ответила Эмма.
– Это ты, Эмма? – звонил генерал Климов.
– Да, я, Андрей.
– Ну, как ты?
– Ничего. А ты как?
Генерал говорил шепотом, явно прятался от домашних, закрывшись в кабинете.
– Все нормально.
– Я жалею, что уехал, – вздохнул Климов.
– Можно было остаться, – Эмма тоже говорила тихо. – Ну, да что уж теперь, такой фокус сделать невозможно, чтобы мы вдвоем по желанию оказались в одном и том же месте.
– У меня послезавтра вторая половина дня свободна. Ты как?
– А у меня, к сожалению, занята, – даже не задумываясь, ответила Эмма.
– До самого позднего вечера? – с досадой, предчувствуя ответ, спросил генерал.
– Боюсь, даже до ночи.
– Что ж, жаль, конечно. Надеюсь, ты мне позвонишь, когда освободишься?
– Позвоню. Спокойной ночи, я ужасно устала, голова раскалывается.
– Да-да, отдыхай.
Не успела Эмма положить трубку, как телефон вновь зазвонил. На этот раз послышался властный голос Бутакова:
– Ну, что скажешь?
– Все в порядке, Григорий Германович, просто-таки замечательно.
– Ты делаешь успехи, с каждым разом работаешь все быстрее и быстрее. Эдуард был?
– Да, забрал пленки.
– Что-то нигде не могу его найти.
– Он поехал снимать какую-то презентацию.
– Вот уж, фотокор – член-корреспондент, понимаешь ли, нашелся! – недовольно пробурчал Бутаков. – А когда появится?
– Я ему не пастух.
– Может, сказал?
– Снимет и вернется домой.
– Ясно. Спасибо.
– А как наш уговор?
– Не волнуйся, я тебе позвоню, – Бутаков понял, на что намекала Эмма. – Ты же знаешь, я долги всегда возвращаю. Хочу, правда, сначала взглянуть на интересные картинки.
– Думаю, все нормально, если, конечно, техника не подвела.
– Ну, если что будет не так, фотограф тебе и компенсирует, – неприятно рассмеялся Бутаков, хотя до этого говорил вполне серьезно.
Эмма подозревала, что Бутаков работает не только на ФСБ, подкладывая ее то под одного, то под другого мужчину, он преследует какие-то свои корыстные цели. Но до поры до времени она не беспокоилась об этом. Бутаков ее прикрывает, так что волноваться не о чем.
«А если он ведет какую-то свою игру? Что ж, это его дело, и мне туда нос совать не стоит, лучше держаться подальше, так оно будет спокойнее. Ведь у меня ребенок, мне головная боль ни к чему».
* * *Бутаков разговаривал с Эммой Савиной из своего офиса. Рядом сидели Аркадий Груздов и Лев Кириллов.
– Все слышали? – блеснув стеклами очков, спросил у них Бутаков.
– Слышали, – отозвался Лев Кириллов.
– Значит так, Лева, поступим вот каким образом. Эфэсбэшники уже слишком близко, дышат, можно сказать, в затылок. Надо рубить хвосты, и не мешкая. Фотограф нам больше не нужен. Они очень уж старательно копались в Питере, могут добраться и до него. Вяткина ликвидировать, но лишь после того, как у меня окажутся фотографии. Поедете к нему завтра утром, заберете фотографии. А с ним аккуратно разберитесь, придумайте что-нибудь новенькое. Мне нужен еще один несчастный случай.
– Да что тут думать? Эдик – пидар. Это все знают. Передозировка наркотика пойдет? – предложил Груздов, похрустывая усталыми пальцами..
– Нормально, – кивнул Бутаков, – передозировка – всегда хорошо. Пидар-фотограф стал наркоманом – никто ничего не заподозрит. Только никаких следов, никаких отпечатков!
– Уж это мы постараемся, чисто сделаем, Григорий Германович.
– Постарайтесь, ребята. А потом сразу же и бабу убрать, она нам тоже не нужна.
