Сергей Зверев - Ненависть и месть
– Чего же он так? – спросил кто-то из братков.
– Начефирился, вот и развезло его. Другой в ответ ему тоже: ты, мол, петушина позорная. Ну, в общем, чего я буду зря талы-талы гнать? Привели их в чувство, смотрящий за зоной подумал и по ходу: японское танго давай. Короче, разделись пацаны до пояса, дали им в руки по перу, и устроили они в бараке танцы-шманцы.
– Короче, Склифосовский, – раздался нетерпеливый голос.
– А че короче? – недовольно буркнул Шнобель, – пописали они друг дружку. Вот и весь сказ. Один сразу копыта откинул, а другой на кресте. Я так кумекаю, что Никон и Рябой просто так уже не разойдутся.
– В натуре, – загудела толпа, – японское танго!
* * *– Саша, ты меня хорошо знаешь, я человек тихий, мирный. Принципы мои тебе известны – живи сам и дай жить другим.
– Я в курсах.
– Мне совершенно ни к чему, чтобы меня считали примитивным живоглотом. – Да и сан не позволяет, – скромно сказал Айваз.
При упоминании о сане вора-законника Саша Порожняк слегка поморщился.
– Я хочу быть честным бизнесменом, – продолжил Айваз. – Один раз мы договорились, с меня достаточно. К твоему другу Копельману у меня не было и нет никаких претензий. Я ему не мешал. Кто организовал нападение на машину со спиртом, понятия не имею. И Гришу Володина я не трогал. Он мне не конкурент. Хотя знаю, что многие в этом городе подумали, будто я организовывал нападение на автозаправочную станцию. В общем, оправдываться не буду. Я перед людьми чист. Если что и случалось, так это не по моей вине. А вот твои ребята, Саша, мне напакостили.
Порожняк приуныл, вспомнив, как метался среди братвы, чтобы выяснить, кто пострелял возле айвазовского особняка.
– Моих пацанов хочешь крайними сделать? А кто копельмановский «Мерс» рванул? – мрачно спросил он.
Айваз скосил глаза на Артура, немного помолчал, потом согласно кивнул.
– Хорошо, Саша, раз пошел такой базар, как ты выражаешься, тогда слушай сюда. Это была подляна на подляну. Каюсь, грешен, не уследил за своими джигитами. Но вина моя только в том, что в этот момент я был в отъезде, «родский» не даст соврать. И, между прочим, поехал я к нему для того, чтобы просить его помочь уладить наши недоразумения. Артур великодушно согласился.
За столом воцарилось молчание. Из-за закрытой двери доносился все нарастающий шум в зале «Агдама».
* * *Рябой и Никон, обнаженные по пояс, с ножами в руках, стояли в центре широкого круга, образованного сгрудившейся братвой. Их горящие взаимной ненавистью взгляды лучше слов свидетельствовали о том, что один из них живым из этого круга не выйдет. Слишком тяжелы были нанесенные оскорбления.
Рябой бросился на врага первым. Вытянув вперед руку, он размахивал ножом, словно пытаясь перерубить противника пополам.
Никон отскочил в сторону, но Рябой, резко развернувшись, успел задеть его кончиком лезвия. Из рассеченной кожи на плече Никона потекла струйка крови.
– А, бля, – ощерился Рябой, снова кидаясь в драку.
На сей раз Никон действовал удачнее. Он отклонился в другую сторону. Перо просвистело в нескольких сантиметрах от его груди, не причинив вреда.
Рябой начал метаться из стороны в сторону, бросая руку с ножом то влево, то вправо.
– Ну давай же, давай, Никон! Рябой, мочи его! – подзуживали дерущихся из толпы.
Никон, которому больше некуда было отступать, сделал выпад, как фехтовальщик. Эта тактика не принесла ему успеха. Рябой отскочил назад и наугад махнул перед собой ножом. Лезвие распороло Никону скулу и зацепило глаз.
– Он ему фары помыл!
Участь Никона была предрешена. Он упал на колени, выронил нож и схватился за порезанный глаз. Сквозь пальцы хлынула кровь. Рябой подскочил к нему, схватил за волосы, рванул голову противника вверх и с размаху полоснул ножом по горлу.
Из разрубленной гортани вырвался громкий свистящий звук.
Японское танго закончилось.
* * *– Взаимные претензии вы высказали, – низким сиплым голосом сказал Артур. – Каждый признал свою часть вины. Это хорошо. В нашем доме должны быть мир и спокойствие. Но мир и спокойствие не воцарятся до тех пор, пока не заглажены взаимные обиды. Айваз уже сделал для этого первый шаг. Он наказал своих людей, повинных во взрыве автомобиля.
Саша Порожняк с недоверием посмотрел на азербайджанца.
Тот вынул из внутреннего кармана дорогого пиджака карточку и бросил ее на стол. Это была фотография, сделанная «Полароидом».
Порожняк глянул на снимок. Там был изображен труп молодого мужчины характерной кавказской внешности, с лицом, обезображенным побоями.
– Так должно пресекаться самоуправство, – спокойно произнес Артур. – Теперь очередь за тобой, Саша.
– А что я могу сделать? – брезгливо отодвинув карточку, спросил Порожняк.
– Убери Рябого, – подсказал Айваз. – Пока он будет мутить воду, мир между нами не установится.
– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Порожняка.
– Я многое знаю, – улыбнулся Айваз. – Поверь мне, Рябой – это заноза в заднице. Он не угомонится до тех пор, пока ты сам его не успокоишь.
* * *Полчаса спустя «Мерседес» Саши Порожняка прибыл на стоянку возле профилактория «Лесной».
– Сивый, дай-ка мне свою волыну, – сказал Саша, увидев братву, сгрудившуюся между защитным каре из иномарок.
Водитель глянул на Порожняка, хмыкнул, но пистолет отдал.
Саша вышел из машины, держа оружие в кармане брюк. Не доходя нескольких шагов до толпы, он уже почувствовал враждебный настрой по отношению к себе.
Братки затихли, поглядывая в его сторону кто с презрением, кто с ненавистью.
Потом толпа расступилась, и Порожняк увидел лежащий на земле труп Никона, а рядом с ним Рябого с окровавленным ножом в руке.
– Ну, теперь осталось с этим разобраться, и я в дамках, – кровожадно ухмыльнулся Рябой, сделав шаг навстречу Порожняку. – Форшмак!
Саша не стал ждать, пока его постигнет та же участь, что и Никона. Он просто вытащил из кармана пистолет и всадил в Рябого три пули, разворотив ему грудь.
Ошеломленная толпа застыла в оцепенении.
Глядя на рухнувший ему под ноги труп, Порожняк влепил в него еще две пули.
Закричали, зашумели птицы в лесу, где-то далеко ухнула сова.
– Кто еще кипишнется? – угрожающе произнес Порожняк.
В ответ никто не сказал ни слова.
– На азеров больше не наезжать. Со всеми разборками завязать, – рублеными фразами говорил Саша. – Кто еще пасть раскроет, матку выверну.
Возражать ему так никто и не осмелился.
Не пряча пистолет, Порожняк развернулся и зашагал к своей машине.
– А с этими че делать? – крикнул кто-то из толпы.
– Закопать, – обернувшись, сказал Порожняк. – И языки на замок.
Сивый, возле машины наблюдавший за тем, что произошло, бросился к дверце и услужливо распахнул ее перед шефом, подтвердившим свой авторитет.
Порожняк молча сел в «Мерседес», положил пистолет себе на колени, закурил.
Сивый захлопнул дверцу, обежал вокруг машины, резво прыгнул в водительское кресло.
– Куда, шеф? На хату или, может, в кабак?
– Зачем в кабак? – мрачно спросил Порожняк. – Жмуриков обмывать? Или ты, может, Рябого помянуть хочешь?
– Ты че, Саша, – обиженно протянул Сивый, – я же ниче, я человек маленький, я как все. Братва тебя уважает. В огонь и в воду за тобой пойдут.
– То-то, гони в кабак.
Саша вынул из нагрудного кармана рубашки мобильный телефон и набрал номер.
– Айваз? Порожняк говорит. Проблема решена. Да, как договаривались. Заметано.
Глава 28
У подъезда своего дома Константин увидел машину Семенкова. Сам начальник службы безопасности с мрачным видом сидел за рулем. Телохранитель Константина Саша Ипатов прохаживался по тротуару, теребя в руке незажженную сигарету.
Увидев Панфилова, Семенков вышел из машины. Его взгляд, обращенный на Жигана, был красноречивее всяких слов.
– Ну ругай, ругай меня, Владимир Иванович, – развел Панфилов руками.
– Это непростительная глупость. Зачем ты сбежал, не дождавшись Ипатова?
– Не было времени ждать. – Он показал на Игната, который, шатаясь, вышел из машины. – Младшой опять в переделку угодил.
Заметив следы крови на одежде Панфилова, Семенков собирался задать вопрос, но Жиган успел ответить раньше:
– Все нормально. Кровь, слава Богу, не моя.
Уже в квартире Константин рассказал о том, что произошло.
Семенков схватился за голову.
– Константин Петрович, ты еще глупее, чем я думал. Взял деньги, поехал выкупать брата. Они же могли закопать тебя на месте.
– Не закопали же, – виновато улыбнулся Жиган. – Может, ты прав, но у меня не было другого выхода.
– Смотрю я на тебя иногда, Константин Петрович, и думаю – три с половиной десятка лет ты прожил на белом свете, а в душе пацан пацаном остался. Зачем я бьюсь над какими-то мерами безопасности, уговариваю, угрожаю? Обнаружив в своей машине бомбу, другой на твоем месте сидел бы в квартире, зашторя все окна, и носа не высовывал. А еще лучше, съехал бы в какие-нибудь теплые тихие края.
