Андрей Ильин - Ловушка для героев
И начнут допрос. С пристрастием. До полного выяснения несуществующей в природе правды. И тогда расстрел в джунглях покажется детской забавой…
Вдруг так?
Почти наверняка так! Как бы ни хотелось ошибиться… Во всех других случаях они бы не церемонились. Как с командиром…
Значит, будет допрос. И вопросы. И боль. Будет все то, что сопровождает выяснение истины у захваченных на чужой территории с оружием в руках диверсантов. Которые своим непрошеным визитом поставили себя вне закона. Будет допрос без оглядки на юриспруденцию. Без оглядки на милосердие. И лучше к этому готовиться заранее…
Остановка.
Кто хочет, может пить…
Откуда? Вот из этого еле текущего ручейка с непрозрачной зеленоватого оттенка водой? В которой наверняка плавает весь перечень кишечно-печеночных паразитов. Тех, что когда-то демонстрировали в Институте эпидемиологии и паразитологии. Еще там, дома. От самых маленьких, до таких, что больше самих кишок. Что-то не привлекает…
Кто не хочет — может не пить…
А пить очень хочется.
С другой стороны, не глупо ли заботиться о здоровье своего организма, когда в любой из следующих дней в него можно заполучить пулю — несовместимую с жизнью…
Пожалуй, пару глотков можно себе позволить… Пара глотков — не много. Авось пронесет.
Наверняка пронесет… Это можно даже не сомневаться…
— Встать! Встали.
— Пошли!
Пошли…
Интересно, а американцев-то куда? Американцы им вроде союзники? По крайней мере не противники. Хотя по обхождению это совершенно не чувствуется. Может, эти вьетнамцы вообще не знают что есть такая страна Америка и такая страна Советский Союз? Может, для них понятно только деление на белых и желтых. Желтые — свои. Белые — чужие. С которыми не церемонятся…
Шли долго. Шли двое суток. Исправно удерживая друг друга за руки. Как отправившаяся на прогулку малышковая группа детского сада. Только шли не по городу, а по влажно-сумрачным тропическим джунглям. И сопровождались не женщинами-воспитателями, а вооруженным автоматами конвоем. И шли неизвестно куда…
Но пришли. Именно туда — не знаю куда…
Поляны, хижины, заборы, чем-то напоминающие украинские плетни, только более экзотические, лепешки помета крупнорогатого домашнего зверья под ногами, запах дыма и подгоревшей пищи. В общем, деревня как деревня. Если не обращать внимания на окружающую пеструю флору и фауну. И нездоровый прищур и цвет лиц местного населения.
Двинулись мимо хижин. Мимо заинтересованных взглядов голопузых детей, сидящих в придорожной пыли. Ну правильно, к ним тут зоопарк редко приезжает. А если и приезжает, то с тем же самым набившим оскомину зверьем, что в изобилии водится за околицей. А тут — что-то очень новое. Белое, бородатое и свирепое.
— Стой!
Встали.
Большинство вьетнамцев куда-то разбежались. Остались лишь несколько. И те косили глазами в стороны и нетерпеливо перебирали ногами, как застоявшиеся жеребцы, предвкушая близкую встречу с домом. Или с казармой. Где тоже накормят и спать уложат.
Вьетнамцы пришли домой. А все прочие? Они куда?
— Пошли! Пошли…
— Направо… Теперь налево… Опять направо… Стой!
Встали. Пред какими-то ямами, накрытыми бамбуковыми настилами. Странными настилами. С частыми, мелкими квадратными дырами.
Вьетнамцы подняли настилы и показали вниз.
— Что? Спускаться? Туда?!
Туда, туда, оживленно закивали вьетнамцы Им до чертиков надоели эти туго соображающие белые.
Из ямы несло тухлятиной и дерьмом. Как из привокзального, коллективного пользования сортира. Как из выгребной канавы жарким летом.
— Я туда не полезу! — сказал Резо. — Я не свинья!
— В такую дыру и свинья бы не полезла! Побрезговала.
Вьетнамцы придвинулись, подтолкнули пленных к краю ямы.
— Мы вместе? Мы тоже? — спросили американцы.
— Вы тоже. Что вы — желтые, что ли? — злорадно ответил за вьетнамцев догадавшийся о смысле вопроса Кудряшов.
Дна ямы видно не было.
— Как же туда спускаться? Там же лестницы нет!
— Самокатом.
— Скорее самопадом…
— Хо! Хо! — с угрозой сказали охранники. Или не «хо», но что-то очень похожее и столь же непонятное…
— Ху!.. — ответил за всех Пивоваров. Ну или не «ху». Но тоже очень похожее… И понятное…
Вьетнамцы ударили стоявших ближе к ним пленных прикладами автоматов. Ткнули штыками в мягкие ткани.
Дальше пятиться было некуда. И предложение было хоть и без восторга, но принято. Всеми гостями одновременно.
— Черт!
— Devil!
Вразнобой закричали гости, ссыпаясь на дно ямы и друг на друга.
— Чтоб маму вашу вьетнамскую… Папа ваш вьетнамский… Но не ваш отец… — пожелали русские.
— Fuck you… Durty pigs… — добавили американцы. Бамбуковая решетка упала, поделив чужое небо на мелкие, как в тетради по арифметике, клетки.
Хоть в крестики-нолики играй.
— Все! Приехали!
Яма была глубокая. Метра три с половиной, если мерить от пола до отсутствующего потолка. И если есть чем мерить…
— Не достать. Даже если прыгнуть, — оценил на глазок расстояние до бамбуковой решетки Кудряшов.
— А зачем прыгать? — спросили американцы.
— Чтобы форму не потерять, — недовольно ответил Кудряшов.
— Какую форму? — не поняли американцы. — Военную?
— Физкультурную. Спортсмен он, — ответил за Кудряшова Пивоваров. — У вас баскетбол есть?
— Yes, yes, — закивали американцы.
— Ну так вот он тот самый баскетболист. По бросанию чего-нибудь лишь бы куда-нибудь. Йес?
— О! — сказали американцы. — Yes!
Яма была мокрая. На полу кое-где стояли лужи от недавно прошедших дождей. Крыши-то в этом доме не было! В дальнем углу была вырыта еще одна яма — яма в яме, которая, судя по исходящему от нее запаху, выполняла роль отхожего места. Относительно сухо было только возле стен, где были выбиты или выцарапаны в стенах примитивные ступеньки-сиденья, застеленные сухими листьями.
— Извиняйте, что не прибрано, — сказал Кузнецов, широким жестом приглашая товарищей располагаться. Уж как получится.
Русские заняли места подальше от невыносимой, в обоих значениях этого слова, параши. На правах хозяев.
Американцы сели там, где осталось место. Как бесправные зеки второго сорта. Они все еще ощущали себя пленниками. Пленниками русских пленников. Которых в свою очередь пленили вьетнамцы. Пленниками в квадрате. Хоть это и было странно. Американцев было, как минимум, больше. Просто они еще не оценили ситуацию… Или не были приучены бороться за место подальше от параши. По причине незнания некоторых, общеизвестных в Союзе, законов общежития.
— Ну и что будем делать? — спросил Пивоваров. — Спать! — коротко ответил Кудряшов.
— Здесь?
— Здесь! Или ты ожидаешь, что тебя пригласят в хозяйскую спальню, под бочок хозяйской жинки?
— Не-ет! Не надо. Лучше здесь, чем под такой бочок, — поморщился Пивоваров.
— Ну так не теряй времени — устраивайся! — И, показывая личный пример, Кудряшов улегся на земляное сиденье.
Война войной, а обед по расписанию! За неимением такового — сон. Как говорится в малозажиточных семьях: есть хочешь — спать ложись. Сон, он тоже силы восстанавливает, которые еще очень и очень могут пригодиться.
На обед пленникам дали сон. Сколько влезло. На ужин — дрему. Тоже от пуза. На завтрак — легкий пересып. Без ограничений в весе и калориях.
И только в обед следующего дня — собственно еду.
— Что это? — спросил Далидзе, показывая на спущенный сверху на веревке большой полукруглый котел.
— Супница, — ответил ему Пивоваров, — причем, кажется, с супом.
— А я думал — недостававшая в камере параша. Из которой по случайности забыли вылить содержимое… — задумчиво заметил Далидзе, приоткрыв крышку и нюхая предложенное первое блюдо. — Очень похоже…
— Что есть такое параша? — спросили любопытные американцы.
— Вьетнамский столовый прибор. Коллективного пользования.
— Yes, yes! Pa-ra-sha, — с удовольствием повторили новое слово полиглотствующие янки.
— Ну что, будем дегустировать?
— А супчик с чем?
Пивоваров ковырнул гущу случайно найденной палочкой.
— По-моему, какие-то гусеницы…
— Что?!
— Вот, — вытащил Пивоваров на палочке толстую, разваренную личинку.
— Мамочка моя!
— Что-то этот ресторан перестал внушать мне доверие, — сказал Далидзе, страдальчески посматривая в дальний, заглубленный угол ямы.
Пивоваров продолжал задумчиво ковыряться в супе.
— Знаете, мужики, вы как хотите, а я… Ну не умирать же с голоду в самом деле…
— Хозяин — барин.
Пивоваров решительно вздохнул и подсел ближе к котлу.
— Дайте ложку.
— Откуда бы ей взяться?
Ложки не было. И вообще посуды не было. Никакой.
— Что же нам, через край хлебать? Как свиньям из кормушки?
— Похоже на то.
