Джек Хиггинс - Штормовое предупреждение
— Как соблаговолит лейтенант.
Джего вошел в рубку и свалился в кресло перед картой. За штурвалом стоял Петерсен, моряк с десятилетним довоенным опытом торгового плавания, включая два похода в Антарктику на китобоях.
— Вы в порядке? — обратился Джего.
— Прекрасно, лейтенант.
Джего достал карту британского адмиралтейства 1796 года. Южный Юист, Барра и россыпь островов пониже, их цель — Фада — на южном конце цепи.
Дверь пинком открылась, вошел Янсен с кружкой кофе и поставил ее на стол.
— Какое гнусное место — сказал Джего, хлопнув карту. — Магнитные аномалии обозначены по всей области.
— Ну, это полезно — сказал Янсен. — Нужная штука, когда вы работаете над курсом в дрянную погоду.
— Острова к югу от Юиста — это кладбище — продолжал Джего. — Где ни посмотри — на проклятой карте написано «Тяжелые Рифы» или «Опасные Воды». Одно рисковое место за другим.
Янсен развязал желтый клеенчатый кисет, вытащил трубку и начал набивать ее, опершись на дверь.
— Я поговорил с рыбаками в Маллейге перед тем, как мы вышли. Они рассказали, что иногда погода здесь так плоха, что Фада отрезана неделями.
— Самая плохая погода в мире — там, где начинают движение атлантические штормы — сказал Джего. — Только бог знает, на что это похоже зимой.
— Тогда какого дьявола адмирал Рив ищет в таком месте?
— Спроси, что полегче. Я вообще не знал, что он здесь, пока в Маллейге не приказали захватить для него сообщение и вручить лично. Последний раз я слышал о нем в день-Д. Он был заместителем начальника военно-морской разведки и вышел в плавание на норвежском эсминце «Свеннер» который был потоплен тремя торпедными катерами типа «Меве». Потерял правый глаз, говорят, что его левая рука годится только для виду.
— Дьявольский человек — сказал Янсен. — Он покинул Коррехидор уже после того, как ушел Макартур. Шел под парусом на люгере около шестисот миль до Качаяна и улетел на одном из последних самолетов. Как я помню, он тонул на эсминце под Мидуэем, был поднят на борт «Йорктауна» — и снова оказался в воде.
— Пунктуально, Янсен. Ваш энтузиазм налицо, а я думал, это невозможно, когда дело касается медных касок.
— Но мы говорим не об обычном адмирале, лейтенант. Он редактировал превосходную историю флотского оружия и, наверное, лучшую из напечатанных биографий Джона Пола Джонса. Великий боже, сэр, этот человек действительно умеет читать и писать.
Янсен приложил спичку к чашечке трубки и добавил уголком рта:
— Совершенно невероятные знания для морского офицере, как лейтенант, наверное, согласится первым?
— Янсен — сказал Джего. — Вали к дьяволу отсюда.
Янсен удалился, а Джего повернулся и обнаружил широкую улыбку Петерсена.
— Ты тоже шагай! Я возьму управление!
— Конечно, лейтенант!
Петерсен вышел и Джего потянулся за другой сигаретой. Пальцы перестали дрожать. Когда корабль поднимался но очередной волне, дождь брызгал в окно, и с удивлением он осознал, что наслаждается, несмотря на ноющую спину и постоянную усталость, которая, должно быть, длиться уже годы.
Харри Джего было двадцать пять, но выглядел он на десять лет старше, даже в хороший день, чему бы вряд ли удивился тот, кто заглянул в его военный послужной список.
Он бросил Йейл в марте 1941 года, чтобы вступить во флот, и был направлен на торпедный катер, входивший во вторую эскадру во время компании на Соломоновых островах. Битва за Гуадалканал длилась шесть месяцев. Джего вошел в нее хрустящим, чистеньким девятнадцатилетним энсином, а вышел младшим лейтенантом с Военно-морским крестом, потеряв два судна.
Потом вторую эскадру переформировали и направили в Англию по настоятельному требованию Штаба Стратегических Сил для высадки американских агентов на французское побережье и вывоза их оттуда. Джего снова выжил, на этот раз в Английском Канале, в непрестанной битве лоб в лоб с немецкими катерами возле Шербура. Он выжил даже в день-Д в аду Омаха-Бич.
Наконец, его везение кончилось 28 июня, когда катера атаковали конвой американских десантных сил, ждавший в заливе Лайм приказа пересечь Английский Канал. Джего пришел из Портсмута с сообщениями и оказался лицом к лицу с шестью лучшими кораблями, которых смогло найти Кригсмарине. В незабываемой десятиминутной стычке он потопил одно, повредил другое вражеское судно, потерял пять человек команды и закончил бой в воде с шрапнелью в левом бедре и правой щекой, разъятой до кости.
Когда в августе он, наконец, вышел из госпиталя, ему дали всех, кто остался от старой команды — девять человек, и новую работу: отдых, в котором он сильно нуждался, исполняя роль почтальона на Гебридах между различными американскими и британскими станциями погоды и другими такими же организациями на островах, плавая на довоенном корабле, гордости королевских ВМС, который начинал рассыпаться на куски, когда пытался превысить скорость в двенадцать узлов. Кто-то из прежних владельцев под перилами мостика написал название: «Мертвая Точка», что можно было понимать по-разному.
— Всего на месяц-другой — сказал Джего командир эскадры. — Смотрите, как на отпуск. Я имею в виду, что там ничего не может случиться, Харри.
Джего вопреки себе улыбнулся и, когда шквал дождя ударил в окно, прибавил скорость. Штурвал дергался в руках. Море теперь было его жизнью, едой и питьем, важнее любой женщины. Все это подарили ему перипетии войны, но война не будет длиться вечно.
Он тихо произнес:
— Что, к черту, я стану делать, когда все кончится?
***Были дни, когда контр-адмирал Кэри Рив определенно думал, что жизнь кончена. Дни, когда вакуум существования казался невыносимым, а остров, который он любил с глубокой и неколебимой страстью, — тюрьмой.
В такие моменты он обычно шел в любимое место, на холм, называющийся по-гэльски «Дан Бунде» — «Желтый Форт», стоящий над Телеграфной бухтой на юго-западной оконечности Фады, названной так в свою очередь после бесплодной попытки установить в начале века станцию Маркони. Бухта лежала на дне кольца скал в четыреста футов высотой; полоска белого песка уходила в серую воду; почти в трех тысячах миль к западу был Лабрадор и ничего посередине.
Тропинка вниз была не для слабонервных, проходя зигзагами по гранитным скалам, заляпанным птичьим пометом; морские птицы орали, кружась громадными облаками: бритвоклювы, шаги, чайки, водорезы повсюду. Некоторое время он угрюмо смотрел на все своим единственным глазом, потом повернулся взглянуть на остров.
Земля ступенями снижалась к юго-западу. По ту сторону Телеграфной бухты лежала Южная бухточка и стояла спасательная станция, лодочный сарай, причал, дом Мердока Маклеода и больше ничего. Слева от него — весь остальной остров. Россыпь формочек, в большинстве заброшенных, торфяное болото, овцы, пасущиеся на редком дерне, все пересечено двойной линией узкоколейки, идущей на северо-запад к Мэри-тауну.
Рив вынул из кармана старую медную подзорную трубу и навел на спасательную станцию. Никакого признака жизни. Мердок, наверное, трудится над своей проклятой лодкой, и чайник, должно быть, тихо парит на каминной конфорке над горящим торфом, а кружка горячего чая щедро сдобрена нелегальным виски собственной Мердока выгонки и в такое утро не будет надолго забыта.
Адмирал засунул трубу в карман и пошел вниз по склону. Дождь висел над островом, словно серый занавес.
***Когда он вошел в лодочный ангар через маленькую заднюю дверь, Мердока не было и следа. Моторная спасательная лодка «Мораг Синклер» типа Уотсон в сорок один фут длиной стояла в своей тележке в начале слипа. Раскрашенная в бело-голубой цвет, она была аккуратна и красива, каждым квадратным дюймом доказывая заботу, которую расточал на нее Мердок. Рив с явным удовольствием провел рукой по борту.
Позади со шквалом дождя открылась дверь и голос с мягким шотландским выговором произнес:
— Я был в амбаре, собирал торф.
Рив повернулся, увидев в дверях Мердока, и в то же мгновение огромная ирландская овчарка протиснулась за ним и понеслась к адмиралу.
Его руки сомкнулись на имбирной морде зверя.
— Рори, старый дьявол. Следовало догадаться. — Он поднял глаза на Мердока. — Миссис Синклер искала его утром. Потерялся вчера ночью.
— Я хотел позже сам привести его — сказал Мердок. — Вы здоровы, адмирал?
Ему было семьдесят: необъятного размера, в высоких ботинках и гернсейском свитере, глаза — вода на сером камне, лицо изборождено морщинами и сформировано жизнью на море.
— Мердок — сказал адмирал Рив. — Вам никогда не приходило на ум, что жизнь — это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости и совсем ничего не значащая.
— Утро такое? — Мердок стряхнул с рук торф и достал кисет с табаком. — Хотите чаю, адмирал? — справился он с тяжеловесной горской вежливостью.
