Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков
— Ладно, ребята, все плохое уже позади. Я не верю, что после случившегося крутые рискнут к нам сунуться. И караулить не станут. В милиции их предупредят. Теперь только Борьке нельзя туда появляться — в их логово. Там они утворят над мальчишкой что хотят, — предупредила Наталья и добавила: — Конечно, сынок, теперь лучше уехать в деревню. Поживи там до зимы. За это время многое изменится, утрясется, появятся новые друзья, забудется пережитое. И хотя не хочется отпускать, знаю, вернешься иным человеком.
Так они и решили. Ночью Наталья сказала Герасиму:
— Пойми правильно. Борис поедет к твоей родне, где помнят и любят тебя. Слыша о тебе всяк день, он поневоле начнет свыкаться с тобой. К тому ж в деревне не побездельничаешь. Там работают все. И нашему сорванцу дело сыщется. Постепенно втянется. Его надо похваливать. Он любит быть нужным. А если привыкнет к деревне, насовсем отойдет от крутых и забудет их.
— Наташ, ты говоришь о нормальных детях. Обычных, домашних. Борька не такой! — сомневался Герасим.
— Одиноко ему. От отца натерпелся много. Не только дружить, оставаться наедине с ним боялся. А я на работе. Куда было деться? Ну и влип… Тут и моя вина есть. Но мальчишки не могут жить взаперти! Им все надо знать, везде себя попробовать. Вот и Борька такой. Уж если вода — подай целое море. Ему мало облака — все небо захочет. Все мы такими росли.
— Мне мечтать было некогда, — глухо заметил Герасим и добавил: — Только бы прижился он там и не сбежал…
Утром Герасим с Борисом сели в автобус. Путь предстоял неблизкий. Почти двести километров ухабистой дороги вели к деревне. Борька ни разу за свою жизнь не уезжал из дома так далеко и надолго.
— Давай к окну садись. Дышать будет легче, — указал Герасим пацану место поудобнее. Тот мигом занял его. И весь путь смотрел в окно.
Он восторгался рощами и перелесками, реками и озерами, множеством цветов. Глаза мальчишки горели восторгом.
— Глянь, заяц побежал! Какой маленький! Посмотри, кто там еще! — указывал на белку.
Увидев лису, выбежавшую из-под куста, подскочил чуть ли не до потолка. Ему непременно захотелось поймать ее за хвост.
— Потерпи немного! В деревне этого добра хоть жопой ешь! — успокаивал отчим, но Борька все вертелся, будто сидел голым задом на крапиве.
— Глянь! Собака бежит! Наверное, пошла из деревни в город, к новым хозяевам…
— Да это волчонок, — смеялся Герасим, выглянув в окно. — До деревни еще далеко, — пытался удержать Борьку на месте.
— Глянь, сколько коней гуляют! А в твоей деревне есть лошади?
— А как же без них?
— Мне дадут покататься?
— Сколько захочешь!
— Ты умеешь ездить на конях? — теребил Герасима.
— Конечно!
— Меня научишь?
— Само собой…
Когда автобус, чихая, остановился посреди деревни, мальчишка завизжал от восторга, увидев кучу ровесников, примчавшихся встречать вернувшихся из города.
— Привет! — здоровался Борька с каждым за руку. Ему охотно пожимали руку, называли имена. Пацаны сразу позвали его на речку. И если б не Герасим, умчался б с ветром. Но отчим придержал:
— Вначале бабке покажись, поешь, а уж потом беги купаться! — увел Борьку. Тот шел оглядываясь. И мальчишки, поняв, крикнули:
— Мы тебя подождем!
Совсем иным представлял себе мальчишка деревенский дом. Он вовсе не походил на развалюху и смотрелся куда как лучше городского, в котором Борька прожил все свои десять лет.
Большой, плечистый, крепкий, с металлической крышей, он утопал в зелени сада. От самой калитки и до крыльца пела бетонированная дорожка. Во дворе росло множество цветов.
— Вот откуда ты взял свои рисунки на горшки и кувшины! А я считал, что ты их придумал! — Подошел к розе, хотел понюхать и уколол нос. — Во гада! Такая красивая, а злая как собака!
— Не ругайся! Все живое должно уметь себя защитить, — оглянулся Герасим. И позвал мальчишку за собой в дом.
Там их встретила мать Герасима, плотная, румяная старуха. Увидев сына, каждой морщиной разулыбалась, обцеловала все его лицо. И, только усадив к столу, приметила Бориса.
— А это кто? — спросила неуверенно.
— Борис! Мой сын! — ответил не сморгнув.
— Батюшки! Внучек! — обняла мальчишку. От нее, как от доброй печки, хлынуло тепло. — Какой же ты большой, красивый! И вылитый Герка! Ну прямо портрет его! — радовалась бабка, оглядывая пацана. — Что ж ты молчал про сына столько лет? Почему раней не привозил? Такого мальца прятал от меня? — сокрушалась женщина.
Ни у Герасима, ни у Борьки не повернулся язык сказать правду и омрачить светлую ее радость. Бабка бегом носилась по кухне, накрывала на стол.
Когда Герасим с Борькой вышли во двор, чтоб смыть с себя дорожную пыль, мужик попросил тихо:
— Теперь уж молчи. Потом скажем правду. Сейчас не время. Мать много лет мечтала увидеть моих детей, ради этого жила. Не отнимай у нее радость. Не много света было в жизни, еще меньше — тепла. Впрочем, и твоя судьбина не подарок. Должен понять и мою мать.
— А как я должен звать ее?
— Сам Господь велел бабкой называть. Поверь, она это заслужила. Коль к ней по-доброму — сторицей в ответ получишь. — И вылил на Борьку ведро воды.
Тот с визгом влетел в избу:
— Бабуля! Дай полотенце! Глянь, как меня облил Герасим!
— А пошто ты его по имени, а не папкой кличешь? — удивилась старуха.
— У нас в городе все так, — смутился Борис, прикусив язык.
— Дурной этот город, душу из людей вымораживает. Живи лучше у меня в деревне. И тебе веселей, и мне отраднее. Так, что ли, Гер? — глянула на вошедшего сына и повторила: — Вот зову Борьку у меня пожить, в деревне.
— А он для того и приехал, чтоб до зимы здесь отдохнуть. А если понравится, так и подольше побудет.
— Уж я постараюсь, чтоб Боря полюбил нас, — пообещала женщина и усадила обоих за стол.
Мальчишка ел за обе щеки. Уж чего только здесь не было! Борщ и пельмени, огурцы и помидоры, сырники и жареная рыба, ряженка и молоко, пироги с вареньем. Борька лопал все подряд. Он ел ложкой домашнюю сметану и тут же запивал ее квасом.
— Степановна! Скоро ваш Борька выйдет на улицу? — послышались со двора голоса пацанов, с которыми он познакомился на остановке.
К ребятне вышел Герасим. Коротко поговорил. Вернувшись в дом, сказал улыбчиво:
— А ты пришелся по душе деревенским. Всей ватагой за тобой прибежали. Попросил я их с часок обождать. После дороги дух перевести надо. А нам, Бориска, и поговорить не мешает. Я завтра в город вернусь. Кое-что объясню и растолкую. Ты ж о деревне лишь понаслышке знаешь. А она не без премудростей. Их знать надо. — Повел Борьку на сеновал и, указав на лестницу, скомандовал: — Скачи вперед! Сеновал все мужики уважают. Подрастешь здесь, поймешь почему. Сеновал ты должен знать не хуже дома!
Влез следом и лег на свежее, душистое сено, раскинул руки.
— Вот этого нам всю жизнь не хватает. Запаха земли и травы, шепота наших рек, соловьиной трели и песен жаворонка, вкуса теплого хлеба и парного молока. Мы, русские, выросли на том. И сколь ни живи в городе, ночами все равно будут сниться роса на траве и свой дом, где родился. Это с нами до гроба.
Повернулся к пацану и спросил:
— Как тебе моя мать? Уживешься с ней?
— Запросто!
— Но об одном попрошу — помогай ей по возможности. Состарилась мать, силы сдают. Будь в доме мужчиной, своим, родным человеком, а не гостем из города. Бабка тебя за кровного признала, не подведи меня. Не обижай ее. Она и так в своей жизни немало пережила. Да знай, у нас в деревне не принято воровать друг у друга, а у своих тем более. Со старшими здоровайся. И не кури на глазах у взрослых. В деревне твои ровесники табаком не балуются, Я через две недели навещу вас. Как хочется, чтобы ты здесь стал своим, хозяином. — Глянул на Борьку, тот еле приметно кивнул. — И еще прошу: друзей выбирай с оглядкой. Не прикипайся ко всякому дерьму. Путевых клей в кореши. Дошло? Чтоб не получилось как у меня, — вздохнул Герасим.
— А что у тебя? Тоже предали?
— За что ж тебя так ненавидели? — посочувствовал мальчишка.
— Не старайся иметь много друзей. Средь них обязательно паскуда объявится. Его не угадаешь враз и не вычислишь. Прикинется своим в доску. А случись проруха, под доску уложит. Не верь никому. Пусть будет один в друзьях. И не беда, коль слаб да ростом мал, коряв и молчалив. Зато он за тебя душу отдаст без раздумий. Не будет искать выгоду из вашей дружбы, станет тенью твоей.
— Мне так не повезет. Вон сколько с крутыми кентовался. А получил — до самых подтяжек. И ведь ничего хренового им не отмочил.
— Ты их считал кентами, но не они. Крутые не берут в дружбаны тех, кто не имеет веса! Короче, корефанят с выгодными. Ты не подходишь им. С тебя стригли навар, как со всех. Ты ничем не отличался от первого встречного. Они любого тряхнут, для этого им не обязательно играть в карты. Не они тебя, а ты их называл корешами.
