Андрей Воронин - Мертвый сезон
Он стоял неподвижно, как будто ни вонь, ни мухи ничуть ему не досаждали.
– Рядом, – ответил один из автоматчиков. – Километра два с половиной, три. Пустяк.
– Надо забрать его отсюда, – сказал Эдик. – И надо вырезать пулю, чтобы быть уверенными. Хотя мне кажется, калибр тот же, что и у тех, в машине, – сорок пятый. У нас нечасто стреляют из сорок пятого калибра, правда? Хотя я не был дома столько лет, все могло измениться...
– Нечасто, – сказал один из автоматчиков. – А если бы даже и часто, все равно таких совпадений не бывает.
Костя сделал шаг вперед, потом еще один. Он не хотел туда идти, но ноги сами вели его, как будто в них вселился злой дух. С каждым пройденным шагом запах разложения усиливался, мало-помалу становясь нестерпимым. Наконец Костя подошел вплотную к группе людей у стены и остановился.
Первым делом в глаза ему бросилась надпись, нацарапанная чем-то острым на облупившейся штукатурке стены. Наверное, он увидел надпись потому, что смотреть вниз ему не хотелось. "ПРИВЕТ АРШАКУ!" – гласила она. Черт знает какая чепуха полезла Косте в голову в этот момент. Показалось почему-то, что перед ним – предсмертное послание москвича, которое тот нацарапал за минуту до того, как пустить себе пулю в лоб. В течение какого-то очень короткого времени эта дикая, ни с чем не сообразная мысль выглядела для Кости почти логичной, потому что ничего другого в голову ему просто не пришло. Потом он опустил глаза и увидел то, что лежало на полу.
Там, на полу, на груде строительного мусора, поросшего бледной от недостатка солнечного света сорной травой, лежал Гамлет – вернее, то, что от него осталось. Завьялов узнал дорогой черный костюм, лакированные туфли и даже фирменную белую рубашку, хотя она побурела от засохшей крови и была испещрена подвижными черными точками ползавших по телу мух. Узнать лицо оказалось труднее, но прическа была та, и золотая цепь на вспухшей, почерневшей шее трупа была Завьялову хорошо знакома, так же как и блестевшие на мертвом запястье дорогие швейцарские часы. Часы еще шли; это было нелепо и страшно, почти кощунственно, но еще страшнее, еще кощунственнее была промелькнувшая в голове у Кости мыслишка: а хорошо бы эти часики приватизировать, покойнику они все равно не нужны...
– Убит, – обращаясь персонально к Косте, зачем-то сообщил Эдик. – И убит давно. А мы на него грешили... Прости, Гамлет. Ну, а ты, уважаемый, что думаешь по этому поводу?
Костя ничего не думал по этому поводу. Издав сдавленный, мычащий звук, он торопливо отвернулся, согнулся пополам, и его обильно вырвало на пол. Рвота была такой мощной и неудержимой, что он даже испугался, как бы не выблевать собственные внутренности. Потом спазмы начали утихать и вскоре совсем прекратились. Костя стал разгибаться, и вот тут-то Эдик углядел у него под рубашкой револьвер.
– А это что такое? – спросил он, одним точным движением выхватив оружие у Кости из-за пояса.
– Это... да я же вам говорил! Это ствол, который мне москвич дал.
– Покажи, – обратился к Эдику один из автоматчиков и, бросив на револьвер один только беглый взгляд, резко повернулся к Косте всем телом, словно собираясь броситься на него. Судя по выражению его разом потемневшего лица, так оно и было. – Это Гамлета, – сказал автоматчик, сверля Костю бешеным взглядом. – Это его револьвер, он с ним в тот день поехал к старику, у которого этот шакал койку снимал.
– Точно? – переспросил Эдик и, не дожидаясь ответа, тоже повернулся к Косте. – Так, – сказал он веско, будто камень уронил. – Ну-ка, пошли со мной, потолкуем. Расскажешь поподробнее, как тебе этот ствол достался – кто дал, зачем дал... Или, может, ты сам его взял? Может, руку ты сломал, когда джип с дороги сталкивал?
– Какой джип?! – заголосил Костя, пятясь от надвигавшегося на него Эдика, который в данный момент напоминал уже не лорда на прогулке, а скорее вурдалака на ночной охоте. – Я же говорю, ствол мне москвич дал, почти насильно всунул! Бери, говорит, пригодится... Я здесь ни при чем, клянусь, я же сам к вам пришел!
– Струсил, потому и пришел, – сказал Эдик. Глаза у него стали совсем узкими, превратившись в две черные щелочки. – Давай, давай, выходи на улицу, там поговорим. Расскажешь, для чего ты его с собой притащил. Грохнуть меня хотел? Засаду хотели устроить, в ловушку нас заманить? – Он остановился и, повернувшись к своим людям, сдержанно сказал: – Берите Гамлета, надо вывезти его отсюда и похоронить как положено. Только аккуратнее. Вы смотрели, маяк не заминирован?
– Все чисто, – ответил человек со снайперской винтовкой.
– Тогда выносите. Пошел, – обратился он к Косте, сопроводив свои слова красноречивым движением автоматного ствола.
Завьялов повернулся к нему спиной, почти уверенный, что сию секунду получит пулю в затылок, и, спотыкаясь, побрел к светлому прямоугольнику выхода. Он вышел на солнечный свет и с наслаждением вдохнул полной грудью воздух, в котором не было и намека на тошнотворный запах разложения, пропитавший старую башню насквозь.
Позади него, в смрадном полумраке развалин, трое молодых армян, тихо переговариваясь, начали поднимать четвертого, которому уже не суждено было состариться. Потом там раздался негромкий, но отчетливый металлический щелчок, за которым последовал чей-то испуганный возглас, и сразу же прогремел взрыв.
Тугая воздушная волна ударила Костю между лопаток, швырнув лицом вниз на каменистую землю. Он заорал от боли, упав на сломанную руку, и почувствовал, как на спину и затылок градом сыплются мелкие камешки. "Живой, – подумал он, – неужели живой? Ай да москвич! Ай да сволочь!"
Как ни туп был Костя Завьялов, даже он сообразил, что случилось. Растяжек и мин в старом маяке не было; мина была внутри Гамлета.
* * *По некоторым чисто объективным причинам Глеб Сиверов не смог присутствовать на премьере кровавого спектакля, который задумал и поставил в одиночку. Слепой нисколько об этом не жалел: честно говоря, методы, которыми он воспользовался на этот раз, не вызывали у него восторга, и смотреть, что из этого получится, ему совсем не хотелось. Сидя на террасе кафе, откуда открывался прекрасный вид на бухту, и потягивая скверно сваренный кофе, он наблюдал за отходом яхты, принадлежавшей Багдасаряну. Глеб не знал, находится ли на борту яхты Костя Завьялов, но элементарная логика подсказывала, что он должен быть там.
Яхта, как и следовало ожидать, взяла курс на мыс с развалинами маяка. Глеб попытался еще раз просчитать варианты и возможные последствия. Неизвестно, попадут ли охотники в расставленные ловушки, а если попадут, то насколько серьезно при этом пострадают. Не исключено, подумал Глеб, что среди них найдется умный человек, который не станет очертя голову лезть в открытую дверцу мышеловки, и тогда ни один из капканов не сработает. Капканчики-то примитивные, поставлены просто на всякий случай... Тогда никто не пострадает, и через пару-тройку часов господа охотники вернутся домой – усталые, голодные, с пустыми руками и злые как черти. Костю они скорее всего шлепнут прямо там, на месте. "Ну и черт с ним, – подумал Глеб. – Я его не убивал, я просто указал ему дорогу к месту, где это сделают другие".
"К черту Костю Завьялова, – сказал он себе. – Что у нас в наличии? В наличии у нас два или три часа, в течение которых часть имеющихся у противника бойцов будет лазать по камням, плавать под водой, изображать туристов, попадать в рыбацкие сети и взрываться вместе с начиненными пластиковой взрывчаткой трупами. То есть не с начиненными, конечно, а просто с лежащими на взрывчатке с взрывателем нажимного действия. Еще чего не хватало – в лежалом трупе ковыряться, взрывчаткой его начинять! Так даже изящнее: взрыватель сработает только в том случае, если тело попробуют поднять. А они, конечно, попробуют..."
Он подозвал официантку, расплатился и встал, бросив последний взгляд в сторону бухты. "К власти рветесь? – подумал он. – Страной порулить захотелось? Ишаками рулите, джигиты, если уцелеете. Не забыть бы потом, как освобожусь, смотаться к маяку, проверить, что там и как. Если что, надо обезвредить ловушки, чтобы случайные прохожие в них не угодили..."
Он усмехнулся, выходя с террасы на яркий солнечный свет и привычным жестом опуская на переносицу темные очки. В последней мысли содержалась двойная неопределенность: он понятия не имел, будет ли жив через час, да и случайного прохожего, который полезет в подводную нору, представить было тяжеловато.
Правда, был еще заминированный труп Гамлета. Случайный прохожий его трогать не станет, но вот вызванные этим прохожим менты... Они-то ничем не виноваты, среди них порой даже встречаются вполне приличные люди...
"Съезжу, – решил Глеб. – Если буду жив. А если не буду... Ну, тогда к длинному списку моих грехов добавится еще один. А скорей всего, что и не добавится. Они клюнули и отправились на мыс. А раз направились на мыс, то и Гамлета своего найдут. И вынести его из развалин попытаются сами – не ментов же им, в самом деле, вызывать, дело-то, можно сказать, семейное! Так что все путем, и беспокоиться не о чем".
