Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
— Я вижу свою главную ошибку...
— Что ты сказал? — переспросил Джефри.
Нуган сглотнул, дернув кадыком. Возможно, у него болело горло. Нервная лихорадка в тропиках начинается так...
— Я сказал, что моя вина в том, что новые времена слишком быстро наступили. Я сознательно тянул с реорганизацией Сети, наслаждался тем, как она отлаженно работала... словно война не кончилась. Я знаю, что ты думаешь. Что я сделался тираном и потому угробил дело. А ведь я не стремился к абсолютной власти. Я был счастлив, понимаешь, Джеф? Рядом были старина Роб, старина Джеф... Все, как во время войны... И как у римлян давным-давно. Тиран, создавший дело и верный ему, должен быть прикончен ужасным образом. Вот что происходит теперь, Джеф!
— Я тебе выскажу сокровенную догадку, Нуган... Бруно совершил переворот. Он разумный, терпеливый и ловкий интриган. Его режим будет еще более тираническим, чем твое руководство, но фасад-то, фасад!
— Какой еще фасад?
— Фасад-то будет иным... Все будут восхвалять его как умника и новатора за то же, за что тебя поносили как грубого давилу... Вот так вот это случается, Нуган, дружище Нуган...
Джефри все-таки отхлебнул из стакана.
Этот Лябасти! Какие-то собственные таинственные пересылки значительных сумм через Триест в Швейцарию. Это — раз. Наглая самоуверенность в отношении угроз всемогущей мафии «Бамбуковых братьев» — два. Олимпийская невозмутимость перед неясной по масштабам опасности состоянием Клео Сурапато, близкого компаньона, да и личного друга — три. Скрытая с необыкновенной ловкостью от Клео и Джефри, от всезнающего Нугана и остальных влиятельных товарищей по Сети операция по захвату «Нуган Ханг бэнк» — это четыре. Смерть Роба Иенсена, то есть отсечение Сети от контроля любой правительственной администрацией — американской, британской, австралийской или какой там еще из тех, которым продолжал служить Иенсен. Это — пять...
Таковы подвиги.
При этом как хладнокровно использован навык финансовых наскоков Клео Сурапато и как точно рассчитана реакция его инстинкта на возможность достать деньги «Нуган Ханг бэнк»! А тщеславие и мнимое превосходство над заморскими чертями, столь присущее Клео, Бруно держал на хорошем пару, подвернув вовремя золоченый кулак «боксеров»... Просто и точно, а потому — успешно.
— Я тебе советую, Нуган, — сказал Джефри, — поехать допивать бутылку в отель из недорогих, скажем «Слоани корт» на Болморэл-роуд... Потому что в дорогих тебя примутся искать в первую очередь... Но скорее всего искать тебя некому. Возможно, приспичит потребовать отчета его французскому превосходительству Лябасти... Мой генерал! Так точно и слушаюсь! Чтобы полегче отвечать в этой манере, постарайся напиться. Понадобится продолжительное время, учитывая твою закалку, и еще более продолжительное на протрезвление... Двое суток есть. Вперед!
Джефри отстоял минут пять в стиснутой никелированными перилами очереди за такси, случай в Чанги небывалый. Он с раздражением подумал, что уже два часа крутится на аэродроме, в сущности, безо всякого дела.
Водитель, открывший багажник рычагом со своего места и не потрудившийся загрузить чемодан, оказался корявым китайцем, плохо понимавшим по-английски. Изнервничавшийся и усталый Джефри, ощущавший, что белградская простуда после глотка виски переплавляется в головную боль, наорал на него, выскочил из машины, потом снова сел и заставил по справочнику искать свою улицу — Сандерс-роуд. Когда ее иероглифическое обозначение против английского обнаружилось, таксист невозмутимо сказал:
— Потом сэр говорит тогда надо Изумрудный Холм... Тогда потом говорила сэр Изумрудный Холм... Ха-ха!
Сигнализатор превышения скорости попискивал с панели приборов, над которой раскачивались три красных гирлянды из шерстяных ниток. Львиная голова, драконья морда с ослиными ушами и шестигранный фонарик, расписанный фигурками танцовщиц, мотались на них, обеспечивая процветание, если судить по надписям, десять тысяч раз по сто лет их владельцу, а также его потомкам.
Радио передавало новости с ипподрома на китайском.
Заезда с Изумрудного Холма на Сандерс-роуд не существовало, только выезд по причине одностороннего движения и, чтобы попасть в улицу, надо забирать на Кэйрнхилл-серкл и развернуться у огромного дома, где живет Клео. Но Бруно не говорил об этом водителю, чтобы избежать новых пререканий. Китаец был явно чем-то встревожен. Может, именно поэтому, не обратив внимания на два запретных знака перед въездом в Сандерс-роуд, круто взял вправо, ослепив шарахнувшегося мотоциклиста, и задним ходом подал к подъезду.
Вытаскивать чемодан не стал, полученные пятнадцать долларов комком сунул в нагрудный карман.
Странное что-то творилось с такси в городе. Сначала ожидание, а потом грубость...
Он набрал код внутренней связи в подъезде.
— Слушаю вас внимательно, — ответил из квартиры мужской голос. Джефри узнал торжественную манеру, в которой портной его жены общался с другими сожителями на земле.
— Где Ольга?
— Мадам дома, господин Пиватски... Где же ей находиться? Мы не ожидали вашего появления. Вы ведь не предприняли ничего, чтобы предупредить... А я посчитал долгом находиться при леди все эти дни. Ее несколько необыкновенное состояние требовало этого... Я прошу вас повременить минут десять... Мы сейчас приведем себя в порядок, я только оденусь...
Джефри Пиватски замычал, замотал головой.
В темной низине улицы возле выезда на Изумрудный Холм вспыхнули круглые стоп-сигналы притормозившего на повороте такси, которое он отпустил.
Из открытого почтового ящика просыпался ворох конвертов, которые пришлось подбирать. Джефри вскрыл подвернувшийся и, чтобы протянуть время, принялся читать слишком правильно написанный английский текст на меловой бумаге с грифом неизвестной адвокатской конторы, выведенном готическими буквами у верхней кромки:
«... студент Франкфуртского университета с успехом взломал систему электронной защиты компьютера, которой пользуются многие банки и министерства. Студент — староста франкфуртского клуба «Компьютерный хаос», в котором состоит около ста хулиганов, одержимых манией проникновения в банки компьютерных данных различных учреждений вплоть до органов внутренних дел.
Бородатый Фриц Доэл попросил слово на совещании экспертов по защите компьютерных данных в Париже. Он привел доказательства о проникновении его группы безобразничающих молодых интеллектуалов через заградительные барьеры ста компьютеров Эс-ди-ай, включая принадлежащий управлению по аэронавтике и космическим полетам США... Есть сведения, что один Эс-ди-ай обслуживает американскую программу «Звездных войн»...»
Телефон Фрица Доэла, бородатого молодца, просившегося на службу к Джефри на встрече во франкфуртском «Хилтоне», значился в телефонной книжке, лежавшей в том же портфеле.
Он сел возле лифта в затертое кресло, которым пользовался охранник, вылавливавший в это время нанесенную листву сачком из бассейна. Заметив Джефри, щелкнул каблуками ботинок и приложил ладонь к фуражке с перекрещенными ключами на тулье. Алюминиевый черенок сачка приставил к плечу словно ружье... Джефри ответил, махнув листком ксерокопии из газетной статьи.
Посмотрел в последний абзац текста:
«Фриц Доэл арестован после сделанного сообщения в вестибюле гостиницы, где проходило совещание. Есть сведения, что французская полиция обратилась к германской за содействием в аресте имущества и помещения клуба «Компьютерный хаос» во Франкфурте. Но утверждать, что у Доэла возникнут осложнения с законом, трудно. Его методы взламывания «компьютерных сейфов» юридически не могут квалифицироваться как преступление. Каждый ведь волен крутить телефонный диск, подсоединив аппарат к персональному компьютеру, сколько вздумается».
Наискось всего листа шла надпись жирным фломастером:
«Уважаемый господин Дж. Пиватски, препровождаю настоящую копию по просьбе моего подзащитного и клиента Ф.-Д. Доэла экспресс-почтой, расходы по которой оплачены здесь, во Франции. Надеюсь, что она попадет к Вам одновременно с Вашим возвращением в Сингапур. Искренне Ваш и проч...»