Борис Седов - Мстительница
— Это не кусок водопроводной трубы, — еле слышно произнес из-за спины Карамзюка низкий, чуть сипловатый женский голос. — Это «Зигфрид Хюбнер», навинченный на «девяносто вторую Беретту». Сдадут нервы, шевельну указательным пальцем, и твой жбан разлетится на мелкие части, будто арбуз, сброшенный с пятого этажа… Ты любишь арбузы, Евгений Сергеевич?
— Теперь ненавижу, — абсолютно ровным голосом произнес Карамзюк, повернул ключ зажигания и бросил взгляд в панорамное зеркало. — Куда едем, красавица?
Девица, с пистолетом в руке устроившаяся на заднем сиденье «Бьюика», оказалась, и правда, красавицей. Это первое, что машинально отметил Евгений. Вторым было то, что она и не подумала хоть как-то прикрыть свое симпатичное личико. Вывод элементарен: налетчица абсолютно не опасается, что ее жертва когда-нибудь опознает ее, а значит, живым Евгению Сергеевичу из этой передряги не выпутаться.
Вот когда Карамзюк, на протяжении минуты еще умудрявшийся сохранять самообладание, мгновенно покрылся потом, и ладони его, судорожно сжимавшие руль, пошли нездоровыми красными пятнами.
— Протяни мне твой сотовый, пристегнись и трогай с места, — еще раз несильно ткнула глушителем в затылок Карамзюка нежеланная пассажирка. — Развернись. Едем обратно. В сторону Вырицы.
— В «Простоквашино»? — срывающимся фальцетом проблеял патологоанатом.
— Не совсем так. Я объясню… Не гони, пожалуйста, Женя. В таком состоянии ты можешь устроить аварию. Разобьешь хорошую тачку, пострадают невинные люди…
В отличие от исходящего потом Евгения, налетчица была само воплощение спартанского хладнокровия, и у Карамзюка не оставалось ни капли сомнения, что если сейчас он предпримет попытку хоть как-то спастись, эта попытка обречена на полный провал. Разогнаться, потом резко ударить по тормозам и попробовать выскочить на ходу из машины? Не позволит ремень безопасности. Попытаться устроить лобовое столкновение со встречным грузовиком, понадеявшись на подушки безопасности, которыми оборудован «Бьюик»? Не успеть. Проклятая девка настороже. Чтобы нажать на курок, ей достаточно доли секунды. А твердый глушитель как приклеился намертво, так и не отлипает от коротко стриженного затылка. Остается надеяться лишь на какую-либо случайность. Или на то, что эта бестия вдруг смилостивится. Позадает вопросы, поизмывается, отведет свою стервозную душу, да и отпустит с миром. Вот только все эти надежды… призрачнее ничего не бывает.
— Ты меня пристрелишь, красавица? — оставив позади уже километров пятнадцать, сумел выдавить из себя Карамзюк.
— Навряд ли. Ведь в мусарню ты жаловаться на меня всё равно не пойдешь — у самого рыльце в пушку. А брать лишний грех на душу я не намерена. Я не мокрушница, — без колебаний соврала Тамара. — Так что, ответишь мне на вопросы и иди себе с миром. Конечно, — зловеще усмехнулась она, — всё зависит от того, как ты будешь на них отвечать… Сейчас налево.
«Она везет меня в мой коттедж, — сразу же догадался Евгений. Почему-то такой вариант до этого ему в голову не приходил. „Простоквашино“, какая-нибудь глухая лесная тропа, всё, что угодно, но не коттедж. — Там сигнализация, и о ней эта дура, наверное, не знает. Лучше это для меня или хуже, когда по тревоге приедут менты? Как бы там ни было, но это уже какие-то осязаемые крупицы надежды».
Крупицы надежды без следа растворились в тот самый момент, когда, припарковав «Бьюик» возле высокого, выкрашенного облупившейся охрой забора, Карамзюк выбрался из-за руля и трясущимися руками принялся шарить по брючным карманам в поисках ключей от калитки.
— Не делай глупостей, Женя, — послышался за спиной спокойный голос налетчицы. — Как только войдешь за ограду, сделай три шага вперед и вставай на колени. Физиономию в землю, руки за голову. Немного промедлишь, прострелю тебе ногу С сигнализацией справлюсь сама. Код знаю… Ну, и хрен ли ты там копошишься?
Когда удалось отомкнуть заупрямившийся замок и распахнуть со скрипом калитку, Карамзюк поспешил исполнить всё, что только было приказано, с такой суетливой поспешностью, что разбил о посыпанную гравием подъездную дорожку лицо и застонал то ли от боли, то ли от безысходности. А потом, даже не думая оглянуться, начал прислушиваться к тому, как налетчица греми дверцей железного ящика, в котором находился пульт сигнализации.
— Кстати о птичках, — как бы между прочим довела до сведения Евгения девица. — Если окажется, что мне дали неправильный код, и сюда всё же нагрянут легавые, я сначала прикончу тебя, а потом постреляю и их. — Скрипнула затворяющаяся калитка. — Поднимайся, юродивый. Веди в дом. Не пойму, и зачем тебе одному такие хоромы? Или хочешь устроить здесь еще одно «Простоквашино»?
«Что этой мегере известно про „Простоквашино“?.. Что она знает о моей роли в том, что там происходит?.. Откуда ее, такую крутую, прислали?.. Кто прислал?.. Магистр?.. Астафьевы?.. Спецслужбы?.. Кто-либо из конкурентов?.. И чем, наконец, для меня всё это закончится?.. Неужели умру?!! — Все эти вопросы устроили свалку в голове Карамзюка, пока он, как паралитик, с превеликим трудом скрипел гравием по направлению к дому, пока на трясущихся ногах поднимался на невысокое крыльцо и безуспешно пытался вставить в замочную скважину ключ! — Эта девица — профессиональная киллерша?.. Тогда почему она не убила меня, когда сделать это было гораздо удобнее?.. Зачем притащила сюда?.. Чего она там говорила про то, чго намерена задавать мне вопросы?.. Может быть, даже пытать?.. Она не просто убийца, она мстительница, которой недостаточно всего-навсего всадить в меня пулю?..» — Как много вопросов! Путаются, цепляются друг за друга. Как же им тесно! Еще чуть-чуть, и от них просто лопнет башка!
Мириады вопросов!!! И ни единого ответа (хотя бы догадки, хотя бы намека на этот ответ)!
— Слышишь, хирург! В твоем недостроенном тереме есть, где присесть?
— Да, — просипел Карамзюк.
— Проводишь туда. В ногах правды нет.
До Евгения донесся скрежет замка, когда девица запирала за ними входную дверь. И в этот момент он нашел в себе силы с трудом переступить через страх и еле слышно спросил:
— Меня заказали? Ты привезла меня сюда убивать? — Непозволительная роскошь для жертвы — сразу два вопроса подряд, но белокурая бестия отнеслась к этому абсолютно спокойно.
— Я же тебе говорила, что просто желаю с тобой побеседовать. Захотела бы шваркнуть, сделала б это в тысячу раз проще. — И столь же спокойно предупредила: — Попытаешься спросить меня еще хоть о чем-нибудь, прострелю тебе ногу. Учти, Женя, вопросы здесь задаю только я. Между прочим, чтобы избавить тебя от соблазна, сразу представлюсь. Чтобы знал, как ко мне обращаться. Астафьева Тамара Андреевна. Дата рождения 20 декабря 1977 года. Место рождения Череповец. Астафьев Игнат Анатольевич — мой родной дядя. Астафьева (в девичестве Комарюк) Светлана Петровна — организаторша убийства моих родителей. Что ты знаешь про эту историю?
У Карамзюка чуть-чуть отлегло от сердца. Если эта девица действительно та, за кого себя выдаёт, она явилась из Преисподней по грешные души Астафьевых. К нему же, Карамзюку, у нее не должно быть ни малейших претензий. Он не сделал ей ничего плохого. Он вообще ее видит впервые. Он нужен ей лишь как «язык», источник информации. И он, естественно, ее даст. Не поскупится, а то вон как у этой садистки чешутся руки всадить ему пулю в коленную чашечку. Теперь можно надеяться, что обойдется без этого. А надежда на то, что после «допроса» удастся выбраться отсюда живым по сравнению с тем мизером, что был еще две минуты назад, возросла в тысячу раз. Нет, конечно, этой стервозе вполне может прийти в дурную башку избавиться от свидетеля, которому она так неосмотрительно показала свое лицо и, более того, назвала свои анкетные данные. Но ведь сама же говорила, что не мокрушница и лишний грех на душу брать не намерена. Дай Боже, чтобы действительно так!
— Алло, Женя! Чего замолчал? — Тамара вошла следом за Карамзюком в небольшую пыльную комнатушку, которая в лучшем случае служила каптеркой. Дощатый стол, застеленный потертой клеенкой, несколько заляпанных белилами табуретов. Брезгливо поморщившись, девушка выбрала тот, что почище, и придвинула его для себя вплотную к столу. — Усаживайся напротив, — эффектно махнула она через стол глушителем «Зигфрид Хюбнер» и достала из кармана болоньевой ветровки миниатюрный Цифровой диктофон. — Так чего замолчал, Карамзюк? Соображаешь, что мне рассказать, чего скрыть, а что напарить? Не рекомендую. Чревато. — Тамара еще раз эффектно качнула стволом пистолета. — Почувствую, что лепишь горбатого, знаешь, что сделаю?
Карамзюк, узнав, с кем имеет дело, настолько пришел в себя, что даже сумел нарисовать на лице слабое подобие улыбки и еще недостаточно окрепшим голосом произнес:
— Знаю. Прострелишь мне ногу.
