Сергей Коротков - На острие победы
Немцы свернули до утра поиск диверсантов, отпустив ополченцев по домам, а своих солдат расположив в палатках на меже рапсового и кукурузного полей. Остатки разбитой рации русских и холодный, изувеченный при падении на камни труп Гейнца они нашли, собаки местного бургомистра Брига потеряли след у речушки, протекавшей с юга на север по коллектору, пронзавшему железнодорожную насыпь. Наутро было решено продолжить преследование парашютистов, потому что ночью в темноте и от страха пробираться по зарослям лесного массива стало нереально.
Разведчики спали мертвым сном почти до утра. Первым очнулся и вскочил, тыча стволом оружия по сторонам, Машков. Он поднял остальных, народ стал собираться в путь, доедать ужин, запасаться свежей водой из колонки, рассматривать карту и обсуждать детали. Посвежевшие и немного отдохнувшие бойцы улыбались и шутили, хозяйку вызволили из подвала, закрыли в комнате ее сына и сгрудились над картой.
Видимо, во сне Машкову приснилось, что он недостаточно жесток с фашистами, бегает зайцем от них и бессмысленно теряет людей, не нанося никакого вреда врагу. Он озвучил эту мысль товарищам, на что те закивали и принялись соображать, какими способами можно наносить фрицам максимальный ущерб, бегая по лесам и не рискуя жизнью впустую.
Рассматривались все способы: поджог сельхозугодий и фольварка, уничтожение его главы, пуск под откос проходящего эшелона, открытый бой с солдатами вермахта и колкие лесные налеты на обозы противника. Лиза случайно заметила желтую газетенку, взяла ее, пробежалась глазами по немецкому тексту и плохого качества фотографиям. Нашла рубрику с новостями и чрезвычайными происшествиями, стала внимательно читать, пока мужчины обсуждали план мероприятий на ближайшие сутки.
– Нам нужен транспорт получше лошади, – предложил Селезень, – но не мотоцикл. На нем мы все не поместимся, снарягу не уложим, будем на виду.
– Опять бронемашину захватывать? Пупок надорвем у роты эсэсовцев отбивать ее! – заметил Машков, хмуря лоб и вглядываясь в карту. – А колеса нужны позарез. Бегать по редким лесам этой части Пруссии мы долго не сможем. Фрицы уже стянули кольцо, теперь нам либо в их форму переодеваться и внаглую кататься по зоне, выискивая выход из нее, либо принимать свой последний, но очень заметный бой. А чтобы мы зазря не полегли, нужно прорываться к радиосвязи или телефонному узлу и сообщать нашим последние сведения.
– Тебе бы, сержант, все погибать да помирать! – пробурчал Сергачев, затягивая ремень на животе. – Не спеши, тут нужно тщательно подумать, как с пользой и живыми выбраться, Центру помочь и быстрее отсюда ретироваться.
– Ветеран дело говорит, – поддержал железнодорожника Селезень, – только как нам выскользнуть из мышеловки этой?
– Из крысоловки, я бы заметил!
– Вот-вот. Словили «Крысу», а теперь она нас загоняет к бесплатному сыру.
– На запад нам путь заказан однозначно. – Машков стал водить пальцем по карте вдоль границы Восточной Пруссии и Литвы. – Немцы на Кибартай стянули все силы, может быть, не только по наши души, а так, для посылки на фронт, но и нас там ждут. Точно говорю! И оптика не врет – сами видели в окуляры перед сумерками, сколько народу они нагнали в поля от самой железки до озер и реки, куда мы собирались переться. Остается одно – запутать врага и сбить для начала со следа, покрутить по этому сектору и ловко выскочить из него… ну-у… например, вот сюда… или сюда.
– Так это же в обратную сторону от границы!
– И? Ты по мамке соскучился, Серега? Сутки-другие поводим их за нос, потом срулим, куда нам нужно. Меня транспорт сейчас больше всего интересует. Скорее всего, без маскарада не обойтись. Мой зачуханный жандармский наряд уже не годится, нужна более свежая форма. Желательно эсэсовская. Завидев СС, местные отворачивают взгляд, вермахт тупит взор, а птички перестают петь.
– Юморист, на! Ишь ты, размечтался, четырех штурмовиков Гиммлера решил одолеть без крови, чтобы ряжеными стать?! Орел! – Селезень усмехнулся, играя ножом между пальцев.
– А че, слабо?
– Мне-е? Ну… нет. Только четверых сыскать этим утром в засранном поселке – это чересчур круто! Даже мне не под силу.
– А кто сказал, что четверых? – Машков посмотрел на Сергачева, потом на Пешкову, изучавшую местную периодику с хмурым видом. – Степаныч имеет форму прусского железнодорожника, он в ней и будет. Лизка сойдет за местную деваху типа той, которую изображала в броневике с пленным офицером. По-немецки она шпарит отлично, мы тоже кое-что балакаем. Степаныч притворится глухонемым или просто немым, можно горло перевязать, типа ангина пятой степени. Как вам идея?
– Ну-у… Вроде нормалек. Других пока не родили. Остался транспорт. Давай я прошвырнусь по деревне, пока еще не рассвело? Поищу колеса.
– Колес здесь полно, нам фрицы нужны теплые. Пленные эсэсовцы с пропусками в зону, и желательно скорее.
– Вот едрить, блин, вас коромыслом! – Селезень задумался, кусая губу.
– Колеса, я думаю, найдем быстро, – вдруг обмолвился Сергачев, покручивая ус, и жестом привлек товарищей к карте, – вот железка, вот здесь и здесь станции, причем вот эта узловая. Значит, там имеется не одно депо с вагонами, дрезинами и паровозами. До станции семь кэмэ по лесу и полю. Чешем туда, хватаем либо дрезину, либо локомотив, заряжаем его на запад и протыкаем зону особого внимания насквозь.
– Степаныч, ешкин кот, да ты просто красава! Нормальный мужик! Ишь, как удумал здорово. – Машков аж приобнял ветерана.
– А пока дуем туда, можно и формой прибарахлиться по пути, но это уже ваша забота, – продолжил Сергачев, расплывшись в довольной улыбке, – я гарантирую, что заведу паровоз и доставлю вас куда захотите. Только учтите, их локомотивы бегают лишь до границы, дальше колея другая по ширине, поэтому это одна из причин, как скрытно уйти отсюда, но в противоположную сторону.
– Степаныч, ты как, кстати, определил, что литерный фальшивый и танк – это макет?
– Долго рассказывать.
– Это мы уже слышали. И все же?
– По количеству осей и размерам платформ, по нагрузке на сцепки, буфера и полотно, по типу паровозов и составу литерного… Короче, чисто из специфических соображений… Профессиональные навыки, так сказать.
– Во дает, мужик! А из нас никто не догадался бы учитывать такие нюансы, – недоуменно воскликнул Селезень.
– Так даже в Центре никто не сообразил, – Сергачев покрылся румянцем, – пока меня не вызвали в командировку в наркомат. Прямо к Берии на совещание.
– Мда-а, с кем мы знакомы, товарищи лазутчики?! – Машков наигранно вытянулся по стойке «смирно», отдал честь смущенному ветерану. – С самим Сергачевым Семеном Степановичем, который утер нос и нашим спецам в Москве, и фрицам вместе с Гитлером, и даже с Берией ручкался! Ого. Это вам не пуп чесать и крысиные какашки считать по шпалам. Операцию-то не в твою честь назвали, мой дорогой диверсант с Урала? Крысолов.
– Видать, ты прав, сержант… В точку попал!
– Ну, хватит уже, – неожиданно отозвалась Пешкова, шурша бумагой и подойдя к столу, – тут мысль одна нарисовалась. Вот местная газета «Кенигсберг Альгемайне Цайтунг» за вчерашнее число. В ней кроме всякой лабуды про сельхоздостижения, пропаганду и погоду еще и про наши подвиги говорится. Вот цитирую выдержки из полосы о чрезвычайных происшествиях… «… помимо захваченного почтамта и взятия заложниками его служащих… понесли потери до взвода солдат вермахта, а их командир штурмшарфюрер СС Зингер погиб в неравном бою. По нашим источникам, русскими изуверами жестоко убит сын местного мельника…» Так, это не важно, вот… «…Кроме нанесенного ущерба в Винтерхаузе русскими парашютистами убит жандарм из Айсштадта по имени… Прибавьте к этому недавний бой наших доблестных солдат с противником на мельнице под Гумбинненом, где авиацией русских были уничтожены…»
Лиза замолчала, рассматривая товарищей. Их вопросительные мимики не удовлетворили радистку, она скривилась и затрясла газетой.
– Вы понимаете, что это значит? Они все наши действия освещают в периодике. Все-е! Каждый шаг, день за днем. Хотя… С какой периодичностью выходит газета?
Селезень и Сергачев отрицательно помотали головами, Машков промямлил:
– Не-а. Не томи, Лизок, нам выходить нужно. Там лошадь на улице скоро ржать начнет.
Пешкова позвала хозяйку дома, и когда та вышла из комнаты, что-то начала расспрашивать у нее, показывая на газету. Потом отпустила фрау Марту, плотно прикрыв за ней дверь, и повернула озабоченное лицо к друзьям.
– Василий, дай огонька, – попросил Сергачев, выудив из кармана маскхалата папиросу, – я, когда волнуюсь, ужасно хочу курить.
– Степаныч, а ты угадай, что у меня в левом кармане на букву «Ж», тогда дам огонька, – подмигнул ветерану Машков.
