Сергей Коротков - На острие победы
– Сейчас бы озерцо или колодец, мыться охота – мочи нет! – мечтательно пробурчала Пешкова.
– Да-а, освежиться бы не помешало! – вторил ей идущий следом Сергачев, уставший более всех, но упорно поддерживающий свое состояние духовно. Ныть и падать он не собирался, потому что находился среди разведчиков и по заданию самых главных руководителей страны, подводить никого не хотел, хотя и готов был свалиться и больше не вставать. Даже пожаловаться никому не имел права.
Группа быстрым темпом прошла километр, с пригорка заметила все еще сужающееся кольцо противника, солнце, неумолимо катящееся к западному горизонту, и позволила себе пять минут привала.
Никто не говорил, не шевелился, не остерегался возможной опасности из кустов – все до того устали, что неподвижными трупиками лежали у подножия старой толстой сосны.
Шишка, упавшая сверху, громко брякнула по каске Машкова, отчего он вздрогнул и схватился за автомат. Сначала засмеялась Лиза, потом ее поддержал Сергачев, вот уже Селезень залился тихим хохотком.
– Вась, не помяло тебя?
– Васек, смотри, как каска треснула.
– Белка, поди, заигрывает с нашим сержантом.
На этот раз сержант не послал шутников к такой-то матери, а сам улыбнулся и обнажил золотую фиксу, чем еще больше вызвал смех товарищей, редко видевших улыбки Машкова.
– Ишь, заблестел фиксой, щас ослепнем!
– На зоне вставлял рыжье или знакомого врача надыбал, а, Василий?
– Интересно, а у него весь рот золотой или там вообще зубов больше нет?
Снова заржали, заерзали, стали обильно поливать лица водой и утолять жажду, благо недавно в речке набрали свежей.
– Юмористы, блин! Я посмотрю, как вы шутить будете, когда в клещах фрицевских окажетесь. Подъем!
– Ну вот… Взял и все опошлил.
– Тьфу на тебя, Васек!
Группа снова выдвинулась в рейд, теперь уже в густой ельник, через труднопроходимые заросли, раскидистые колючие лапы и сети паутин, вечно залеплявшие лица. Из кустов выскочил заяц и бросился наутек, от испуга у Лизы чуть сердце не разорвалось. Селезень снова пошутил, но ответной реакции уже не последовало – бойцы твердо встали на ноги и, настроившись на серьезный лад, упрямо зашагали вперед.
– И все же нужно их пощекотать, – предложил через некоторое время Селезень, – не хрен за нами во весь рост шастать, пора и меру знать.
– Идем, пока идется незамеченными! – сказал как отрезал Машков. – Напоремся на них, обещаю, что дам тебе вволю пошмалять. А сейчас будь добр, Серега, шевели колготками дальше!
– Есть.
Когда начали сгущаться сумерки и немцы, судя по всему, тоже решили сворачиваться с прочесыванием местности и оставить посты, чтобы завтра снова продолжить поиск парашютистов, группа разведчиков наткнулась на паренька. Он катил на велосипеде по проселочной дороге, петляющей среди лесного массива, и заметил диверсантов. Селезень вскинул винтовку, но Машков придержал его:
– Не стреляй. Ребенок же.
– Да этот гамбургер сейчас доложит своим папкам и дядькам о нашем местонахождении! Такой вот шибзда Матвеича нашего завалил дуплетом! Ты че, сержант?
– Отставить, я сказал! Мы не фашисты детей мочить. Все, живо уходим на запад, – приказал сержант, провожая взглядом уносящего ноги мальчонку.
– Почему запад? Нам же на восток! – вслух удивилась Пешкова.
– Они тоже знают, что нам восток нужен, – пояснил Машков, поправляя на себе амуницию, – и выставили заградительные отряды, не видно, что ли?
– Прорвемся, стало быть! Что, нам теперь по их землям носиться в поисках рации и выхода с чужой земли?
– Запутаем врага. Пусть он думает, что мы усердно когти рвем к своим, на свою землю, туда стягивает все силы. А мы тут еще повоюем. Помотаем противника, за нос поводим, нервы пощиплем. Глядишь, и рацию сварганим по пути. А до партизан еще ох как долго пилить!
– Сержант верно говорит, – поддержал Машкова Сергачев, – я хоть и тоже до чертиков устал и хочу быстрее попасть домой, но идти вдоль железки к Литве – это утопия. Мышеловка. Предлагаю где-то перекантоваться на ночь, привести себя в порядок, я переоденусь в форму прусского железнодорожника, коей меня снабдили на Родине, рано утром выйду в расположение их узловой станции, проберусь в депо, под видом «своего» найду телефон и сообщу куда нужно и что нужно. Как вам идея такая?
Разведчики переглянулись, Селезень почесал нос.
– А что. Идея фикс. Думаю, ветеран справится.
– По-немецки гутарить умеешь? – спросил Машков.
– Нет, но немного слов знаю. Частично польских, сколько-то немецких, по-белорусски умею калякать.
– Ну, по-белорусски тут и не пригодится – верная смерть! – заметил сержант. – А вот с формой ты здорово придумал. Давай обмозгуем все.
– И что он в форме, но без общения сделает? – встряла Лиза. – Тенью вдоль заборов юлить будет? Тут смело и открыто нужно по улицам или вдоль путей идти, изображать стрелочника или путейца, с молоточком, напевая песенку немецкую. Могу научить.
– Лизок, какие, на хрен, учебы?! – Машков рубанул воздух ладонью. – Так сойдет. Красться нигде не нужно, авось, пронесет и так. А текст к телефонной передаче мы сейчас накидаем с тобой, Лизка.
– Угу, чего там накидывать – позывной и фамилия офицера НКГБ.
– Еще бы помыться да пожратеньки! – пробурчал Сергачев, потирая щетину. – А то на потное тело натягивать свежее белье не очень-то… Вонять ходить на станции.
– За путейца-работягу сойдешь точно. Не духами же тебя брызгать, чай, не офицерье гестаповское!
– Тогда заходим в ближайшую деревню, благо мужиков оттуда всех вызволили на полевые работы и прочесывание местности, забуримся в крайнем хаузе и марафетимся. Ночью на выход все, – предложил Машков, – принято?
– Работаем, насяльника! – шутливо ответил Селезень, за что схлопотал по затылку брошенным сучком.
– Карту.
Выбрав по карте населенный пункт, разведчики приободрились и рьяно пустились в путь. Хороший план в голове да еще в таких условиях всегда подстегивает идти быстрее и веселее.
А вскоре показались и огни местного поселка.
* * *– Фрау Марта, успокойтесь и ничего не бойтесь! – сказала по-немецки Пешкова, убирая пистолет в кобуру. – Здесь вас никто не обидит, не тронет, ваш дом останется в целости и сохранности, весь инвентарь тоже. Мы просто воспользуемся вашим кровом для отдыха и гигиены, потом уйдем, и больше вы нас никогда не увидите. Мы, в свою очередь, тоже никому не расскажем, что воспользовались вашими услугами и приютом. Поэтому прошу вас быть тише, не нервничать, выключить свет и удалиться в подпол… или как он там у вас называется… подвал. Возьмите теплую одежду, молока и примус, ночь вы проведете внизу, утром выйдете, и нас уже не будет. Вам все понятно, фрау Марта?
– Да-да… Я поняла. Пожалуйста, не сжигайте дом!
– Я же вам объяснила – никто не собирается портить ваше имущество.
– Да-да, и комнату сына не оскверняйте, прошу вас! Он погиб на фронте, он выполнял свой долг, – затараторила седая худощавая, но все еще миловидная женщина в черном, расшитом серебряными нитями халате, – я очень дорожу его вещами и фотографиями.
– Я поняла вас. А теперь идите вниз и спокойно отдыхайте там. Все будет хорошо!
– Чего ты с ней цацкаешься, будто со своей теткой родной? – пробурчал бледный Машков, меняя повязки на плече и обмывая раны. Его воспаленный взгляд, потрескавшиеся до крови губы, круги вокруг глаз и щетина выдавали запредельную усталость и тяготы рейда. Вдобавок еще не совсем хорошо обстояли дела с двумя пулевыми ранами. Сержанта начинало лихорадить, по организму пошло воспаление.
У Лизы ранение выглядело лучше, девушка стоически держалась, а продезинфицировать плечо ей предстояло после разговора с хозяйкой дома.
Полчаса назад разведчики скрытно проникли в небольшое поселение Скайсгиррен, что находилось по ту сторону железнодорожной магистрали, на север от нее. Выбрали не самый крайний, а второй дом, до этого еще на опушке бора заметя́ свои следы и израсходовав на это остатки химии от собак.
Наружную охрану не выставили, бросившись заниматься лечением и водными процедурами. Во флигеле двухэтажного дома фрау Марты разместился санузел с душевой, там уже вовсю орудовал Селезень, босой ногой нажимая педаль подкачки воды, фыркая от удовольствия под скудным, но все же действующим душем. В закромах хозяйки оказался даже французский шампунь, который тут же пошел в дело. Позже рядового сменила Лиза, мечтающая принять ванну и почистить перышки, затем Сергачев и последним Машков, долго и аккуратно моющийся из-за ран. Бойцы поочередно сменяли друг друга в проведении процедур мытья, туалета и питания, затем расползались по углам и комнатам дома и на ходу вырубались. После помывки, вида кроватей и ощущения тепла и уюта сон сморил хлеще паралитического газа, народ уснул там, где повалился. Комнату погибшего сына хозяйки занимать не стали, помещений и коек хватало и без нее. Машков расположился прямо на полу, бросив матрас на закрытый люк погреба с находящейся внизу фрау Мартой и плюхнувшись на него в обнимку с автоматом. На столе и скамье остались грязная посуда из-под молока и жареного мяса, остатки сыра и колбасы, крошки хлеба, растаявший кусок сливочного масла. Темнота окутала разведчиков непроглядной пеленой, изредка гавкающая соседская собака вскоре успокоилась, и поселок погрузился в сон.
