Андрей Костин - Шоу двойников (=Мистер бронежилет)
На пропускном пункте подошел круглоголовый парень и забрал документы. В ухе у пограничника блестела маленькая золотая серьга, и пахло от него дорогим мужским одеколоном. Он был похож на избалованное опасное домашнее животное.
— Сейчас проверят наши паспорта по компьютеру, — усмехнулся спутник. — Не занесены ли мы в списки Интерпола.
Маша открыла дверцу машины и вышла. Наступил прохладный теплый вечер в Швейцарии. На газоне рядом с площадкой, где стояла их машина, торчал плакат с просьбой не сорить на территории страны, куда приехали. Маша закурила, стряхивая пепел на траву, точно такую же, как где-нибудь в парке «Дубки» в Москве возле станции «Тимирязевская». Вот только воздух здесь был другой — в нем отсутствовали неприятные запахи.
Маша еще раз посмотрела на плакат, призывавший не сорить.
И тут она представила, что бы сотворил сейчас Николай.
«ОТКСЕРЬ ЖИЗНЬ, — написал бы он в стиле «графити». — ПОТЕРЯЕШЬ, ОСТАНЕТСЯ КОПИЯ».
На мгновение ей даже показалось, что это он, Николай, сейчас стоит возле машины, засунув руки в карманы, и улыбается застенчиво и одновременно нагловато.
— ОТ… чего, — переспросила она вслух у невидимого собеседника.
— СЕРЬ, — смущенно подтвердил невидимый собеседник, прежде чем навсегда растаять в вечереющем пространстве.
Вернувшийся с паспортами пограничник хоть и удивился, что молодая женщина, выглядящая здоровой, хотя и грустной, разговаривает вслух сама с собой, но виду не подал.
Стемнело быстро, и когда они поехали от границы вглубь Швейцарии, за окном уже ничего нельзя было разглядеть. Только силуэты деревьев вдоль дороги.
Вдруг отрылось огромное озеро. Огоньки на другом берегу казались рождественской гирляндой. Над озером то и дело заходили на посадку мигающие габаритными огнями самолеты.
— Смотри, — сказала Маша, когда они уже въехали в пригороды Цюриха, — Здесь очень любят синий цвет. Почти вся реклама синего цвета. Вернее, этот цвет не синий, он называется электрик…
— Вряд ли именно этот цвет — электрик, — возразил спутник. — Милый, — тихо спросила Маша. — Как мы теперь будем жить?
— Все устроится, — подбодрил он ее. — Кое-какие деньги остались на кредитных карточках, а там, кто его знает, может, удастся добраться до чемодана с деньгами, — он оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Машу. — Попробовать-то стоило бы…
— Я подумала, как нам теперь жить — со всеми любимыми тенями?
И ей показалось — хотя такого быть не могло — в ответ ей шумно вздохнула собака, как умеют вздыхать собаки, пристроившись наконец в ногах хозяина.
Тогда и Маша шмыгнула носом. А так, по голосу, и не догадаться было, что она плачет.
ГРОЗА
Бах, бах, бах…
Зной разразился грозой.
Гром прокатился над Москвой, и прежде чем на землю упали первые капли, резкий порыв ветра сдул с асфальта пыль и закружил в воздухе сухие листья, недокуренные сигареты, пустые пластиковые бутылки и обрывки бумаги.
Первая молния ударила в Останкинскую телебашню, на мгновение оставив в небе замысловатый след. Но как бы не был ужасен натиск грозы, он как будто обтекал со всех сторон высокого крепкого мужчину. Ни одна соринка не попала ему в глаз, ни одна из крупных тяжелых капель, только что упавших на землю, не оставила следа на его плаще, а порыв ветра не растрепал волос. …Бах, бах, бах…
Хозяин, как всегда в белом костюме, вышел из дверей автомобиля, заботливо поддерживаемый под руку телохранителем и направился к воротам особняка, где красовалась табличка — «Охраняется государством». Он так торопился успеть до первых капель дождя, что обогнал других охранников, замешкавшихся у машины сопровождения.
Единственная пуля, выпущенная из снайперской винтовки неизвестной рукой, нашла свою цель. Попала аккуратно в переносицу.
— Классный стрелок, — со знанием дела заявил позже охранник, похожий на гоблина.
— Даже удивительно, что Хозяин еще дышит.
Охранники, ругаясь сквозь зубы, стали обратно затаскивать тело Хозяина в автомобиль.
А ураган, уже ворвавшийся в Москву, заволок улицы пеленой пыли, смешанной с каплями дождя. Он срывал с опор рекламные щиты и выворачивал с корнем вековые деревья, обрушивая их на припаркованные рядом автомашины.
В ту ночь от распоясавшейся стихии погибли несколько человек и больше ста получили ранения. Телохранители Хозяина около часа не могли пробиться к «Склифу» из-за образовавшихся завалов. Впрочем, они могли и не спешить. Кусочек свинца, заключенный в медную оболочку, произвел в голове, которая прежде просчитывала на несколько ходов вперед, достаточно кардинальные изменения, несовместимые с жизнью. И даже когда какой-то участок мозга, не затронутый разрушением, передал сигнал губам, и губы умирающего произнесли:
— С… с-с, — попытался произнести он на судорожном вдохе, — Сы…
«Сынок, — надеялся сказать он, но не успел. — Отыщите Сынка, это его рук…» Но охранники в машине ничего не расслышали из-за воя ветра и непрекращающихся раскатов грома.
И лишь рыжий телохранитель предположил:
— Может, пописать хочет?
ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ (Перед грозой)
Жора Мортон никогда не забывал принимать таблетки, которые прописал ему доктор.
Доктор даже советовал подыскать другую работу, потому что считал — постоянное общение с покойниками плохо влияет на потрепанную психику пациента.
Но Мортон решил ограничиться таблетками.
Ночью привезли с десяток трупов в черных пластиковых мешках. Где-то под Москвой состоялась крутая разборка со стрельбой, о которой долго потом писали в газетах.
Санитары, перетаскивающие мешки, все время ругались. Давно им не приходилось так попотеть.
Когда все ушли, Мортон принял таблетку и спустился в холодное помещение, где лежали трупы. На улице было душно, а тут — свежо.
От лекарства он чувствовал себя совершенно спокойным, и даже благодушным.
Открыл один мешок, без всякого содрогания посмотрел на человека, у которого не было головы, и кряхтя, стал перекладывать его на оцинкованный стол с канавками по краю для стока жидкостей.
Патологоанатом придет утром, и надо было успеть все подготовить.
У следующего трупа была прострелена шея, но и после смерти он продолжал улыбаться, как будто гордился своей смертью.
У третьего… Четвертого…
Наконец, Мортон расстегнул мешок, в котором лежал мужчина, а на груди у мужчины чернели следы от четырех пулевых ранений. Мортон некоторое время вглядывался тому в лицо, и ему захотелось выпить еще одну таблеточку.
Это был тот самый загадочный тип, который приходил к нему однажды ночью и приказывал делать свою работу как полагается. Но теперь выражение лица у него было вовсе не страшное, а даже какое-то дурковатое.
Труп открыл один глаз, а потом этим же глазом подмигнул Мортону.
Жора почувствовал, как медленно оседает на пол.
— Такого не бывает, — пролепетал он.
— Конечно, — весело заметил «труп», окончательно выбравшись из мешка, а затем, отстегнув «липучки», снял с себя бронежилет, в котором засели четыре пули.
— Отксерь свою жизнь, — Сынок ухмыльнулся и бросил бронежилет на пол. — Потеряешь жизнь, пригодится копия. Душновато, верно? Гроза будет…
