Валерий Рощин - Подводные волки
Я повторил нажатием кнопок названный дедом шифр и… подъемный механизм задвижки ожил.
Я победно посмотрел на старлея, но он только устало улыбался…
А уже через секунду под сводами огромного зала заметалось тревожное эхо сирены.
– Уходите! – замахал рукой старик и исчез под носовой башней зенитных автоматов.
– Готов?
– Так точно.
– Пошли…
Схватив за шиворот Маринина, я устремился под задвижку, едва та приподнялась над грунтом. Выскользнув наружу, что есть силы заработал ногами…
Ласт на ногах не было, но это не главное. Нам неизвестно, на какое время рассчитаны допотопные немецкие аппараты, поэтому следовало торопиться. Выбраться из тоннеля побыстрее нужно было и по причине возможного обвала в момент подрыва торпед.
Вокруг темно, только впереди мерцал зеленоватый свет – выход из тоннеля в бухту. Под завывания далекой сирены, прорывающейся сквозь толщу воды, мы на него и держали направление…
Внезапно из темноты с двух сторон вспыхнули и ослепили яркие лучи подводных фонарей. Сначала загорелись два, затем еще два. Я понял: это мои ребята. Но узнают ли они нас? На мне штатный гидрокомбинезон, зато дыхательный аппарат жилетного типа и с большим германским орлом на правой стороне груди. Маринин вообще был одет, как немецкий подводник-диверсант.
Во избежание недоразумений я приветственно поднял правую руку и снял маску. И тут же оказался в чьих-то крепких объятиях.
Водружая маску на законное место, догадался: это Георгий Устюжанин. Рядом появились остальные пловцы группы: Фурцев, Жук, Савченко, Степанов.
Однако в следующую секунду переполняющие нас эмоции остудил отрывистый «лай» зенитных автоматов. Звук выстрелов был настолько силен, что с лихвой перекрывал сирену.
Это последнее предупреждение – надо срочно выбираться из тоннеля.
«Помогите моему напарнику!» – показал я ребятам.
Они подхватили Маринина под руки и по привычке взглянули на меня, ожидая приказа.
«Чего застыли, голуби? – развел я руками. – На волю! В пампасы!..»
Взрыва мы не услышали.
Всплыв на поверхность, я оттолкнул двухметровую льдину и резко обернулся к скале. От нее исходил гул, сверху сыпались огромные камни, а по воде расходилась мелкая рябь. Лишь через пару секунд над верхушкой показался столб дыма с пылью, а сама скала будто немного съежилась, осела.
– Все? – огляделся я по сторонам.
– Все, – прополоскал водичкой рот Устюжанин. – И шлюпка на подходе…
Эпилог
Оказавшись на палубе научного судна, я первым делом отправил в медблок раненого Маринина. Затем сжато доложил Горчакову о произошедших с нами передрягах.
Он пожал мне руку, поблагодарил. Я же, подхватив чей-то автомат, подошел к леерным ограждениям.
– В чем дело, Евгений? – удивился генерал.
– Я нашел под скалой своего деда, – стараясь, чтобы голос не выдал меня, передергиваю я затвор. – Несколько минут назад он погиб, спасая нас.
Мои ребята взяли оружие и молча встали рядом. Над бухтой зазвучали три салютных залпа.
Сергей Сергеевич в нерешительности замер с бутылкой в руке.
– Алкоголь не повредит?
– Наливайте – что нам, быкам, сделается! – усмехнулся я, глядя на его встревоженное лицо. – Мы же не изнеженные олигархи.
– Разве олигархи не пьют?
– Еще как пьют. Но после каждой попойки ложатся в частные клиники под капельницы. А здоровье боевых пловцов из «Фрегата» позволяет принимать большие дозы без риска серьезных последствий.
– Мудрено сказал. – Горчаков наполнил два бокала: себе – на самое донышко, мне – почти полный. – Ты пиши-пиши!..
Над раной Маринина в лазарете колдовал судовой врач, и я вынужден был в одиночку составлять подробный отчет о наших приключениях. Писатель из меня неважный – с грехом пополам нацарапал один стандартный листок, теперь корпел над вторым.
– В каком звании был командир U-3519? – оторвался от чтения моих перлов Горчаков.
– Корветтен-капитан.
– Не слышал о таком.
– На наши деньги – капитан третьего ранга или гидро-майор.
– Ага, так понятней. – Поправив очки, генерал вновь углубился в бумаги.
Я беспощадно поглощал бокал коньяка, как Баренцево море поглотило Рауля Амундсена, и продолжал выворачивать наизнанку память, подбирать благозвучные слова и составлять их в предложения…
– Значит, твой дед – Матвей Никифорович – имел возможность совершить побег с немецкой базы? – снова оторвал меня от творческого процесса Горчаков.
– Имел. Но, во-первых, был лишен зрения извергом Рашером. А во-вторых…
– Что во-вторых?
– Во-вторых, он рассказал об ощущениях, охвативших в первые минуты свободы.
Сергей Сергеевич благожелательно воззрился на меня поверх очков:
– Вероятно, с одной стороны, его душу переполняло счастье, а с другой – полная безысходность.
– Да, он незряче глядел на голые безжизненные скалы, на покрытую льдом бухту, ежился от ледяного ветра и понимал, что через несколько часов все равно погибнет. Убежать с этого острова было невозможно.
Спустя минут пять в дверь каюты постучали. На пороге возник врач, и мы чуть ли не в один голос спросили:
– Как Маринин?
– Пулю извлек, поврежденные ткани обработал. Кость задета, но цела, – замялся он. – В общем, все, что касается раны, – в относительном порядке.
– А что не в порядке? – нахмурил брови генерал.
– Вызывает некоторое опасение его моральное состояние. Какой-то он поникший, раздавленный.
– Плохо. Если эта история сломала парню психику – боевым пловцом ему не быть.
– Под водой и в подскальной базе он действовал отлично, – заступился я за старлея. – Я знаю, в чем дело.
– В чем?
– В его отношениях с супругой. Сергей Сергеевич, дайте минут на десять спутниковый телефон.
– Это важно?
– Очень.
– Бери…
– Татьяна?
– Да.
– Вы супруга Маринина Владимира Андреевича?
– Да. А с кем я говорю?
– Я его непосредственный начальник, капитан второго ранга Черенков Евгений Арнольдович, – подмигнул я лежащему под одеялом Маринину.
Он, глуповато улыбаясь, слушал мой треп с его женой.
– А что случилось? Он ведь в командировке?…
– Да, он в очень ответственной командировке, куда отбирались самые лучшие профессионалы.
– Понятно. Я вас слушаю, – сказала она ровным, уверенным тоном.
Пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию. Если она не поможет – тупо посоветую парню подать на развод.
– Вынужден огорчить: при выполнении сложнейшего задания ваш муж получил тяжелое ранение. Однако, проявив мужество, настойчивость и отвагу, он исполнил свой долг до конца, за что будет представлен к высокой правительственной награде.
Фразы получились сухими и официальными, но меня это не беспокоило – все военные начальники обязаны изъясняться именно так.
В трубке на несколько секунд воцарилась пауза. Затем дрожащий голос спросил:
– Он жив?
– Жив. Но ему необходимо длительное лечение. Сейчас командование подыскивает Владимиру подходящую клинику за границей.
На другом конце всхлипнули:
– А почему же Володя не хочет лечиться в Москве?
– Я разговаривал с ним на эту тему. Его ответ прозвучал так: «Чем дальше – тем лучше».
– Так и сказал? – молодая женщина чуть не захлебнулась слезами.
После нескольких секунд тактического молчания я снисходительно предложил:
– Могу дать ему трубочку. Только не злоупотребляйте временем – это специальный канал спутниковой связи.
– Позвольте мне с ним поговорить! – оживилась Татьяна. – Пожалуйста! Хоть полминуты!..
Подмигнув, я передал трубку Маринину и направился к двери. Мне еще предстояло описать встречу с дедом, изложить его рассказ о жизни в подскальной базе, рассказать о последних минутах жизни немецкого призрака U-3519…
Вздохнув, перешагнул порог. Прикрывая дверь лазарета, на миг обернулся и увидел счастливую улыбку на лице старлея…
