Евгений Сухов - Крысятник
— Правильный Варяг вор, базару нет, — подтвердил Смола. — Он ведь мне рекомендацию на законного дал. — Его голос потеплел. — Я даже не ожидал. Кто я для него был, обыкновенный пацан. А он тогда был почти легенда.
Смола запустил руку в карман, еще раз перечитал маляву и, щелкнув зажигалкой, поднес огонь к уголку листка. Когда бумага превратилась в прах, небрежно сдул его под ноги и взялся писать на новом листке.
— Вот так-то оно лучше будет.
* * *За почту в хате отвечал блатной с погонялом Жучок. По фене это означало, что хозяин погоняла — изворотливый воришка мелкого пошиба, для которого украсть банку с вареньем на оставленной без присмотра даче и то уже большая удача.
В общем-то, он и был таким. Без особых амбиций и дум о воровской карьере, он жил просто, совершенно не заглядывая в завтрашний день. Крал по-мелкому, но регулярно, а если попадался, то изворачивался на допросах, как уж под вилами. И очень часто ему удавалось выскользнуть или отвертеться.
Совсем неожиданно для Жучка смотрящий камеры Мартын доверил ему быть «конем», то есть сделал человеком, отвечающим за почту. По существу, это второй человек в камере, и Жучок относился к своему назначению необыкновенно серьезно.
Жучок занял свое место у окна и теперь ждал ответа из «индии». Он с интересом посматривал на Беса, который держался настороженно, но довольно уверенно. Мент ни с кем не разговаривал, ни к кому не лез с расспросами и тем более не набивался на дружбу. А вокруг него образовалось поле отчужденности, которое было настолько осязаемо, что возникало желание его потрогать.
Жучок со злорадством думал о том, что из «индии» непременно придет решение «парафинить» легавого. В таком исходе никто не сомневался, а потому к менту не обращались вовсе, как будто опасались, что могут «зашквориться» даже словом.
Была еще одна причина, по которой не хотели связываться с Бесом. Он полностью оправдывал свое погоняло, и когда один из постоянных обитателей тюрьмы, Печенка, плотоядно улыбаясь, спросил у мента, помыл ли он очко перед предстоящей экзекуцией, тот, не сказав ни слова, набросился на него с кулаками. И верно, убил бы, если бы подоспевшие зэки не оттащили Беса в сторону.
Мартын разобрался в конфликте своей властью, посчитав Печенку неправым, и тот, затаив нешуточную обиду на мента, с нетерпением дожидался минуты, когда можно будет поквитаться за недавнее унижение.
Неожиданно веревка дрогнула — это был сигнал из «индии» — и заскользила вниз.
— Малява! — возбужденно выдохнул Жучок, и тотчас взгляды всех арестантов устремились в сторону окна.
Безмятежным оставался лишь тот, кого это должно было волновать больше всех, — развернув газету, Чертанов читал статью о себе. Она была написана все тем же журналистом. Стало быть, мало он его проучил! Если выпустят, нужно будет непременно добавить. Курдюков писал о том, что правда наконец восторжествовала и один из организаторов заказных убийств наконец-то угодил за решетку. Дело остается за малым — изобличить остальных преступников и довести всех их до суда. Милиция же предпринимает усилия, чтобы обелить своего работника.
Статья Чертанова насторожила, в ней были опубликованы несколько эпизодов, которые находились в оперативной обработке, а следовательно, автор получал секретный материал из первых рук. Вкупе с перечисленными фактами вина Чертанова выглядела почти бесспорной.
— Сделай Федю! — распорядился Жучок.
Дежурный, флегматичный босяк с погонялом Каторга, застыл у двери, прислушиваясь к малейшему шороху. Темно-коричневый мешочек с малявой уже спустился к самому окну, когда за дверью раздались шаги. От прежней флегматичности не осталось и следа, округлив глаза, Каторга воскликнул:
— Все «на вокзал»!
Зэки, стоявшие рядом, мгновенно отреагировали на призыв, столпившись у двери, заслонив при этом окно. Двое навалились на дверь, стремясь не впустить вертухаев, которые уже стучали по металлической обшивке.
— Открыть дверь!
Снаружи послышался дружный топот. В соседнюю стену забарабанили, предупреждая об опасности, но Жучок уже вытащил из мешочка маляву и мгновенно сунул ее за пазуху.
Зэки, будто бы поддаваясь силе, мгновенно отпрянули от двери, которая с шумом отворилась и, ударившись о стену, мелко задребезжала.
Первыми, сжимая в руках дубинки, ворвались два крупных прапорщика. Круглые и необыкновенно мощные, они напоминали стволы деревьев, лишенных крон. А следом за ними ворвался караул с автоматами, взяв зэков в тесный полукруг.
Этих следовало опасаться больше всего. Любое подобное происшествие они воспринимали как маленькое приключение, которое по-хорошему могло скрасить однообразный и серый армейский быт. Дай им волю, так они даже в прогулочном дворике устроят стрельбище. А потом разлетятся по своим деревням, и их уже не найти!
— Отставить! — крикнул прапорщик Таракан, заметив нешуточный азарт в глазах новобранцев. И, посмотрев на Мартына, в котором безошибочно признал старшего, спросил на удивление спокойным тоном: — Что здесь произошло?
— Да понты все это, начальник, — развязно заговорил Мартын. — Пацаны шушару ловили. А так все путем.
Таракан взглянул на окно, где висел пустой мешочек, слегка покачиваясь на капроновой леске. Губы его неприятно скривились, вертухай понял все. Глупо было бы выискивать маляву — даже если он задумает перевернуть все вверх дном, то вряд ли чего отыщет. Зэки умеют прятать вещи так, что никакой шмон не поможет.
Жучок уже отпрыгнул от окна и с самым невинным видом стоял в сторонке, как будто образовавшаяся кутерьма не имела к нему никакого отношения. Поди докажи, что он «конь»!
Рубануть бы дубинкой смотрящего, стоявшего чересчур уж независимо, словно это он имел власть над ворвавшимся в хату вертухаем. Однако нельзя! Следует собрать всю свою выдержку в кулак и вести едва ли не дипломатические переговоры. В противном случае камера воспримет все произошедшее как обыкновенный беспредел, и горькая весть мгновенно разбежится по всей тюрьме. А там и до приговора недалеко, как говорится, все мы под богом ходим, всадит какой-нибудь отмороженный чертила заточку в бок, и поминай как звали. Да мало ли таких случаев!
А могут и вовсе сделать по-простому — скинуть маляву на волю, что, дескать, есть у них на киче один неугомонный «красноперый» и не помешало бы из него всю краску выпустить, чтобы другим неповадно было.
Смотрящий, казалось, прочитал мысли Таракана, и по его тонким, почти бесцветным губам скользнула едва заметная улыбка.
Единственное, на что был способен прапорщик, так это наказать крайнего.
— Кто держал дверь? — сурово спросил Таракан, едва обернувшись к бойцам, стоявшим за его спиной. Не зная произошедшего, можно было подумать, что это они, совместно с зэками, не пускали дежурного по коридору.
Все дело было в «дороге». Сорвать ее можно было в течение одного часа и даже добиться того, чтобы она не появлялась вовсе. В общем-то, их работа в этом и состоит. Но подобные мероприятия проводились нечасто, если не сказать, что от случая к случаю. А следовательно, в «дороге» были заинтересованы не только зэки, передававшие информацию практически в каждую хату, но и персонал.
— Кто дверь держал, спрашиваю? — повысил голос прапорщик, сурово посмотрев на смотрящего хаты.
Равновесие — вещь всегда очень шаткая, и оно способно дать перекос в любую секунду. А кому страдать? Смотрящему, разумеется!
— Я понфанул, — признался Каторга, вновь превратившись во флегматичного босяка, которого если что и может расшевелить, так это хороший удар дубинкой между лопатками.
Таракан уже замахнулся, ожидая прочитать в глазах Каторги страх, но, кроме отвращения, ничего не увидел. Рука, застывшая над головой, смилостивилась и повисла вдоль бедра.
— Кто второй?
— Я это, гражданин начальник, — раздвинув зэков, стоящих плечом к плечу, произнес парень лет восемнадцати. Погоняло Окунь.
Вот этот здесь совсем ни при чем! Но молодой набирает очки, посидит в карцере дня три, вернется чуточку более уважаемым. А на зоне, глядишь, положенец его в свою пристяжь оформит.
— Ну-ну, — ухмыльнулся Таракан. — Чего стоите? Выводите их!
На лицах солдат отразилось заметное разочарование. Сейчас бы шашку наголо да в атаку! А тут приходится арестантов под локотки брать, как барышень. И жестко, не обращая внимания на протесты, они вытолкали Каторгу и Окуня в коридор. Гулко хлопнула дверь за прапорщиком, который напоследок долгим взглядом обвел камеру, как бы говоря: «Шалить — шалите, но меру знайте!»
Еще через секунду раздались удаляющиеся шаги, и Мартын, устроившись на шконке, распорядился, с трудом сдерживая нетерпение:
— Что там? Читай!
Вся хата затаилась. Только в самом углу кто-то довольно хохотнул, предчувствуя представление.
