Евгений Сухов - Крысятник
В первых трех не было ничего удивительного: первоходки просили крещения, и Смола, напрягая воображение, щедро награждал их погонялами. Три других послания касались внутренних разборок, и Смола со Скоком без особого труда распутывали клубок противоречий. Седьмая ксива оказалась посложнее — в хате на втором этаже сошлись бывшие подельники, которые обвиняли друг друга в оговоре перед следствием, и у «индии», как высшего суда, просили справедливости.
Потолковав между собой, Смола со Скоком отложили маляву в сторонку, решив сделать запрос о подельниках, а уж там и решить их дальнейшую судьбу. Но последнее письмо несказанно удивило обоих. Оно касалось мента, майора Чертанова, о котором каждый из воров был наслышан. Странным было не то, что майор милиции оказался за решеткой, таких случаев предостаточно. Да что там говорить, бог он все видит — существует целая колония, где отсиживают бывшие легавые. Воров насторожило, что Чертанова решили подселить к уголовникам. Самое меньшее, на что он мог рассчитывать в этом случае, так это увеличение естественного дупла до размера наиболее крупной из засунутых туда шишек.
Кому-то этот майор очень сильно досадил. По существу дело было решенное, мента Чертанова следовало отправить в петушатник, к этому же склонялись и сидельцы камеры. Но, как бы играя в демократию, и чтобы все было по понятиям, они отписали на тюремный суд. Никто не сомневался в том, что ответ будет положительным, и каждый из зэков ожидал великолепного развлечения. Все-таки не каждый день приходится опускать майора милиции, да еще из убойного отдела.
Кто не позарился на мусорской зад, так это смотрящий хаты, молодой, но опытный блатной по кличке Мартын. В этом парне чувствовалась мудрость, и если он не допустит какого-нибудь «косяка», то непременно поднимется до уровня положенца, а то и корону нацепит.
Смола со Скоком задумались всерьез, в который раз вчитываясь в содержание малявы. Их решение воспринималось как рок, а потому не имело обратной силы.
— Ну, что делать будем? — спросил Смола.
Скок открыл холодильник, достал пару бутылок пива и, ловко сковырнув пробки открывалкой, протянул одну бутылку Смоле.
— Я припомнить не могу такого, чтобы опера к блатным сажали, — наконец отозвался он.
— Я тоже, — согласился Смола, сделав первый небольшой глоток.
Пиво подействовало благотворно, разбежалось по всем жилочкам, добавив тонуса.
— На киче-то скукота. Народ потехи ждет, а тут такой спектакль намечается. Разъедутся по зонам, будут рассказывать, как опер на «хряще любви» вертелся, словно мясо на шампуре. — Глаза Скока недобро блеснули. — Честно говоря, мне самому хотелось бы посмотреть на такое.
— Я о Чертанове наслышан, он просто так не дастся. Сущий Бес.
— Ну, прокусит кому-нибудь глотку, так для него это только хуже.
Смола допил пиво несколькими большими глотками и поставил пустую бутылку на стол.
— Значит, ты за то, чтобы опустить мента?
Скок удивленно посмотрел на товарища:
— Послушай, Смола, что-то я тебя не совсем понимаю. Нас для чего сюда поставили? Чтобы мы законы соблюдали. Верно?
— Так, — сдержанно согласился Смола.
— А закон заключается в том, чтобы легавого опустить! Ты думаешь, что я обломами какими-то буду терзаться? — слегка повысил голос Скок. — Ничего подобного, мусора из меня столько крови за всю мою жизнь выкачали, что ею можно было бы километровый котлован залить! А то, что Беса посадили к блатным, не наше дело! Мы в это не вникаем. Мы воля тюрьмы, ее неписаные законы. Если мы поступим по-другому, то нас не поймут.
— А ты не подумал о том, что мы сыграем на руку тем ментам, которые его сюда упекли? Надо бы с этим делом разобраться поаккуратнее, — мягко возразил Смола. — Я немного знаю этого парня…
Скок неожиданно вспылил:
— Я тоже знаю «красноперых», и ты предлагаешь мне одного из них пожалеть? Да была бы моя воля, так я каждого из них под нары бы загнал. — Понимая, что он слегка погорячился, Скок смягчил тон: — Пойми, Смола, не затем мы сюда поставлены, чтобы жопы легавых прикрывать!
С какой стороны ни посмотреть, Скок был прав. Жизнь распорядилась так, что разделила воров и ментов на два непримиримых лагеря, между которыми неустанно происходят столкновения. Очередное небольшое, но важное сражение разыгрывается в этих стенах. В этот раз скромная победа пойдет в зачет ворам.
— Хорошо, я отпишу пацанам, — сказал Смола.
Скок, улыбаясь, допил пиво. Его рот напоминал ювелирную лавку, набитую золотом.
— Черкни, у тебя стиль хороший.
Смола достал лист бумаги и написал: «Пацаны, с приветом к вам „индия“. Маляву вашу получили и, покумекав малость, шлем ответ. Мы так думаем, „красноперый“ — птица важная и очень красивая, а потому и место ей нужно определить соответствующее, что подходит к ее чину. Чтобы перышки не истрепались и хохолок не помялся. А для этого лучшего места, чем петушатник, ну никак не найти».
— Оцени, — протянул Смола Скоку ксиву.
Прочитав, вор одобрительно хмыкнул:
— Ловко у тебя получается. Давай я «конем» поработаю.
Скок сложил письмо вчетверо, прошил его пару раз нитками и закрепил на «дорогу» — леску, что уводила на второй этаж.
Неожиданно хлопнула амбразура, в проеме появилось усатое лицо дежурного.
— Тут вам малява пришла, — заговорщицки произнес вертухай, — с воли. Срочная.
Скок даже не отошел от окна. Не тот у него чин, чтобы шарахаться в сторону при малейшем шорохе. И вряд ли кто-нибудь из вертухаев осмелился бы обидеть законника. Если подобное бесчинство произойдет, так тюрьма тут же будет «разморожена». В камерах немало найдется и таких, что в знак протеста вскроют себе вены. Чревато, господа «красноперые». Прежде чем сделать очередной шаг, вы сначала подумайте, а не глупость ли это?
Достойно, безо всякой спешки, Смола поднялся со своего места и взял конверт, прошитый суровыми нитками.
Вертухай, которого все на киче звали не иначе как Выдра за лоснящиеся волосы, плотно сидел на общаковских деньгах. Самое странное было в том, что он находился на хорошем счету у администрации, которая, конечно же, знала про его мелкие шалости с блатными, но воспринимала их с пониманием. Что поделаешь, все-таки у парня на иждивении четверо душ.
Дверца амбразуры тотчас захлопнулась. Совсем не обязательно было обладать даром телепатии, чтобы представить, как блаженно расползлось лицо Выдры, когда он подумал о том, что к основному окладу у него добавилось еще энное количество рубликов.
Смола достал ножницы — недопустимая вещь в любой другой камере, аккуратно разрезал нитки и с шорохом развернул письмо.
— Что там? — нетерпеливо спросил Скок, продолжая крепить маляву к веревке. Нитки были не очень крепкими, уже оборвались дважды, и он, едва не уронив послание, затянул очередной узел.
— Малява-то… от Варяга! — взволнованно произнес Смола, поднимая лицо.
— Ну да! — выдохнул Роспись. — Что он там пишет?
— А вот послушай… «Бродяги из „индии“, Скок и Смола, будьте здоровы, с поклоном к вам Варяг. Есть у меня к вам, бродяги, просьба, только вы и можете мне помочь, — на этом месте Смола сделал паузу и гордо взглянул на окаменевшего Скока. — В одном из аквариумов парится мент с погонялом Бес, возьмите его под свою опеку. Бродяги вы правильные, объяснять много не надо. Полезен он в нашем деле. Обнимаю крепко, Варяг».
Скок снял с «дороги» заготовленное послание и, не говоря ни слова, разорвал его на мелкие клочки, после чего с раздражением швырнул в парашу.
— Вот оно как дело повернулось, — задумчиво протянул он. — Не ожидал… Бывает же такое! Как ты думаешь, для чего Варягу этот легавый понадобился?
Смола продолжал растерянно держать ксиву, затем сунул ее в карман.
— Понятия не имею. Не очень-то он любит распространяться о своих планах. Всегда втемную играет. Мы-то здесь сидим, о делах на воле только понаслышке знаем, а там что-то непонятное затевается… Но я так мыслю. Бес — мент принципиальный и от своего дела не отступится. Возможно, и в чалку угодил потому, что кому — то очень серьезно помешал. А Варяг хочет использовать его для каких-то своих целей, как цепного пса.
— Возможно… Только не крутим ли мы вагранку? — буркнул Скок.
Смола задумался. Нет более серьезного обвинения, чем нарушение воровских законов. На то они и поставлены в Лефортово, чтобы беречь их колодезную чистоту.
— Не дело, конечно, с ментами в жмурки играть. Мутное это занятие. Только Варяг тоже просто так настаивать не станет. О благом деле печется. Отпишем смотрящему хаты, пускай проникнется, — заключил вор.
— Придется, — неохотно согласился Скок. — Варягу разве откажешь! Я ведь когда-то с ним на малолетке сидел. Он был вором отряда. Во всей колонии не было человека, который бы его не уважал. Редкий случай. Я еще тогда думал, что он далеко пойдет. Но чтобы вот так!.. Никто и предвидеть не мог!
