Андрей Константинов - Мусорщик
Шум воды стих, смолкло пение. Спустя минуту в спальню вошла Настя с бокалом сока в руке, села в кресло.
— Ну, рассказывай, что у тебя за проблема, Миша.
Малевич рассказал. Когда он закончил свой рассказ, Настя покачала головой и сказал:
— Греб вашу маму, господин вице-губернатор… С Наумовым я, конечно, переговорю. Но лучше готовь деньги, Миша.
— Черт! Но где же я столько возьму?
— А сколько, кстати, надо?
— Черт его знает… он не конкретизировал. Может, сто тысяч, может, двести. Сказал: верни, что украл… Сволочь!
Тихорецкая снова покачала головой.
— Да, Миша, ты попал… Готовь бабки. Николай Иваныч — серьезный дяденька, он шутить не будет.
Малевич и сам знал, что Наумов — «серьезный дяденька», но вдруг взбрыкнул:
— Да ладно… я, в конце концов, Толяну позвоню.
— Рыжему-то? — с иронией спросила Настя. — Ну и что? Рыжий тебя может прикрыть перед губернатором или прокурором… но от пули он тебя не прикроет, Миша.
— Ты что же, всерьез допускаешь, что…
— Ну что ты! — перебила его Настя. — Конечно, нет… Мы же живем в правовом государстве.
Вице-губернатор посмотрел на нее беспомощно и растерянно.
* * *Под вечер трезвый Обнорский увел пьяного Семена. Уходили они в обнимку, хором пели народную ментовскую песню «Наша служба и опасна и трудна». Пели плохо, но громко. А главное — с душой, искренне.
Зверев и Лысый остались вдвоем. Бывший мент и бандит. Подельники. Жертвы умной и жестокой стервы… Посидели, помолчали. Они не виделись более четырех лет. Им было о чем поговорить. Они проговорили три с лишним часа. О живых и о мертвых. О детской тюрьме на Лебедева. Об архангельской зоне и о зоне нижнетагильской. О том, как прессовали их в зонах, добиваясь компромата на начальника детского СИЗО. О том, как нелегко здесь, в Питере, пришлось отстаивать свое «место под солнцем» команде Лысого.
О многом они говорили в тот вечер. Только об Анастасии Тихорецкой не было сказано ни слова.
* * *Разговор о Тихорецкой произошел только на следующий день. Зверев и Мальцев встретились, на верхней палубе ресторана «Кронверк». Было по-летнему тепло, солнечно, но с Невы долетал иногда холодный ветерок. Вниз тем не менее уходить не хотелось. Нева сверкала, сверкал Петропавловский шпиль, бабахнула пушка с равелина — обозначила полдень. Над Заячьим островом взмыли сотни ворон, голубей и чаек… Весна!
— Саша, — сказал Лысый, — пришло время поговорить с мадам Тихорецкой.
— Да, — согласился Зверев, — пришло.
— Я понимаю, что для тебя это может быть весьма непросто. Есть психологические нюансы и все такое… Никто тебя не принуждает. Ты можешь участия не принимать. Твоя доля никуда не денется.
Зверев сделал глоток кофе и скептически ухмыльнулся:
— Нюансы психологические, как ты выразился, есть. Именно поэтому я просто обязан принять участие в деле, Виталий. Что же касается доли… Денег от мадам мне не нужно. Мне нужно с ней поговорить.
— Про деньги ерунду говоришь. Они нужны всегда и всем. Кроме жмуриков… А насчет «поговорить» — поговоришь. Тут проблемы нет. Когда мы плотно возьмем тетю в оборот, она сама захочет говорить.
— Тогда, не теряя зря времени, давай обсудим конкретные детали: что? где? когда?
Неделю за Анастасией Тихорецкой наблюдали. Никакой сложности в этом не было — Настя чувствовала себя уверенно, даже не пыталась проверяться. Одновременно велась прослушка ее телефонов: мобильного и домашнего. Для того чтобы «оседлать» телефоны, пришлось привлечь спеца со стороны. Спец оказался толковый и дело сделал четко. Тихорецкая вела обычный для обеспеченной свободной женщины образ жизни: не очень сильно обременяла себя работой, зато много времени уделяла шейпингу, бассейну, солярию и сауне. И, разумеется, любовникам. Помимо Миши Малевича у Насти обнаружился еще один — здоровенный самец моложе ее лет на десять.
В общем, «все как у людей» — сытая, комфортная жизнь «среднего класса» с поправкой на российскую реальность в виде сокрытия доходов от государства и необходимости делиться теми же доходами с крышей. Крышевали Настю, естественно, менты.
После анализа результатов наблюдения решили, что работать с Настей удобнее всего на квартире ее молодого любовника. В кафешке, где самец обедал, у него из кармана плаща извлекли ключи от квартиры. Через пять минут их вернули. Теперь оставалось дождаться, когда Настя захочет навестить любовника. Долго ждать не пришлось — на другой день Анастасия Михайловна позвонила самцу и сказала:
— Привет, дружок. Соскучился?
— Настя! — произнес самец приглушенным, «интимным» голосом. — Настя! Я о тебе день и ночь думаю. У меня при одной мысли о тебе встает.
Бизнесвумен рассмеялась и ответила:
— О’кей! Проверим вечером… жди, к восьми часам заеду. Опять, поди, без денег сидишь, раз у тебя встает от одной мысли о моем кошельке?
— Настя! Зачем ты так?
— Так что — денег тебе не нужно? — с издевкой спросила Тихорецкая.
— Ну-у… видишь ли, Настя…
— Вижу, — засмеялась она. — Не ссы, мальчик, за удовольствие тетя заплатит.
— Настя!
— В восемь, — сказала Тихорецкая и положила трубку.
Спустя несколько минут Кент, дежуривший в раздолбанной «пятерке» возле Настиного дома, доложил Лысому: сегодня в восемь. Виталий в свою очередь позвонил Звереву. Сердце у Сашки заколотилось.
— Саша, — сказал Лысый, — я уже говорил тебе, но повторяю еще раз: мы справимся без тебя. Если тебе тяжело…
— Нет. Я хочу участвовать, — твердо ответил Зверев.
* * *В 19.30 Зверев и Лысый почти одновременно подъехали к дому Настиного любовника. Альфонс жил на Комендантском аэродроме в огромной блочной девятиэтажке. Кент уже был здесь. Он сидел в серой раздолбанной «копейке», на пассажирском сиденье лежал «сэконд-хэндовый» радиотелефон, дублирующий Настин аппарат.
Зверев и Лысый подсели к Кенту.
— Трахаль дома, — доложил Кент. — Час назад ходил на рынок, купил свежих яиц и сметаны.
— Понятно, — ухмыльнулся Лысый. — Для укрепления рабочего инструмента… Что еще?
— Ничего, — пожал плечами Кент. — Мадама, — он кивнул на телефон, — на связь не выходила… жду.
— Ключи? — спросил Виталий. Кент протянул ключи, изготовленные по слепкам с оригиналов.
— Проверял? — спросил Виталий.
— Обижаешь, Виталик… Вот этот — от верхнего замка. Подходит идеально. Два оборота против часовой. Этот от нижнего — два оборота по часовой. Но скорее всего нижним он, когда сам находится дома, не пользуется. Засова нет. Так что проблем у вас, я думаю, не будет. Квартира однокомнатная. Дверь в комнату — слева. В прихожей на подзеркальнике хранится газовая пукалка. Сам трахаль с виду супермен, но на самом деле — студень… только для траха и годится. От испуга обоссытся.
— Молодец, хорошо работал, — похвалил Лысый.
Теперь оставалось только ждать.
Настя опоздала на восемь минут. В плотно заставленном машинами дворе она не сразу нашла место для «мерса». А студень-супермен уже махал рукой из распахнутого окна на седьмом этаже… Настя вышла из «мерса». Она была в шикарном плаще почти до земли и туфлях на высоком каблуке… хороша!
Зверев смотрел напряженным взглядом. «Мерседес» мигнул габаритами, встал на сигнализацию. Настя скрылась в подъезде.
— Я бы такую бабенку без денег трахал, — сказал Кент. — Наоборот — сам приплачивал бы.
— Помолчи, — бросил Зверев. Кент пожал плечами. В молчании они выждали в машине минут пятнадцать.
— Ну что, — спросил Виталий Сашку, — пойдем?
Зверев молча вылез из машины, двинулся к подъезду. Лысый следом. Лифта в темном и грязном подъезде они ждали, кажется, вечность. Но все же он пришел и открыл перед ними серо-желтое нутро.
…А внутри Сашка ощутил запах Настиных духов!
— Саша! — негромко сказал Виталий.
— Седьмой этаж, — процедил сквозь зубы Зверев.
Лысый нажал кнопку. Лифт вздрогнул и поехал наверх. В нем не пахло духами, в нем пахло блевотиной. Зверев смотрел в стенку. Там были какие-то надписи и рисунки. Он попытался сосредоточиться… ничего не получалось.
— Приехали, — сказал Лысый за спиной, Сашка машинально кивнул.
Дверь квартиры № 90 была стальной. Лысый, слегка наклонившись, приник к ней ухом. Он вслушивался минут десять и ничего, кроме невнятных звуков музыки, не услышал. Он пожал плечами и вытащил из кармана дубликаты ключей… Нижний замок, как и предсказал Кент, был не заперт… Лысый вошел первым. В прихожей горел свет, на вешалке висел Настин плащ. На подзеркальнике стояла ее сумочка, рядом лежал газовый револьвер. Из приоткрытой двери комнаты звучала «ламбада».
Лысый взял револьвер и неслышно подошел к двери. Заглянул в щель и поманил пальцем Сашку.
