Андрей Таманцев - Автономный рейд
— Двое шли по лестнице, а в лифте?
— Тоже двое.
— Молодец. Теперь, если хочешь жить, замри! По затылку, чтобы оглоушить, я бить не люблю. Одна из моих бытовых проблем в том, что армия учила меня исключительно убивать. Ну в крайнем случае — калечить. Логика у инструкторов при этом проста: лучше всего делаешь то, что делаешь автоматически, рефлекторно, совершенно не думая. Для тех, кто дерется, у одного и того же движения два-три варианта — сильный, средний и слабый, например. Но при этом мозгу и мышцам требуются дополнительные доли секунды, чтобы разобраться, с какой силой и куда бить в данный момент. А за это время тот же «каштан», делающий девятьсот выстрелов в минуту, успеет всадить в тебя пять-шесть пуль. Дороговато за гуманизм. И я с инструкторами совершенно согласен. Потому что — живой. Теперь мои рефлексы включаются автоматически до того, как успею осознать, что делаю. Это меня спасло от смерти уже раз двадцать. Что еще больше, по принципу обратной связи, закрепило те самые рефлексы. И если бы я даже и захотел только оглоушить водителя, то девяносто девять и девять десятых шанса из ста, что это был бы последний удар, полученный им при жизни.
Выскочив на шоссе Энтузиастов, я пронесся до «Римской», и, останавливаясь возле входа в метро, спросил тихо сидевшего всю дорогу водилу — до него, вероятно, только возле метро дошло, что, собственно, с ним приключилось:
— Чьи вы люди?
— Мы? Чьи люди? — испуганно отпрянул он.
— Кто у тебя главный?
— Карась.
— А у него?
— Дымок.
— А у Дымка?
— Девка.
— Молодец. Твои шансы на жизнь все растут. Теперь быстро: как и от кого узнали, где я? Быстро!
— Бабка какая-то капнула. Мол, у нее шалашовка объявилась, которая от Девки сбежала. Подслушала бабка вроде что-то. Мол, она к бабкиному постояльцу приблудилась. Ну Девка и поняла, кто этот постоялец.
Ай да Марь Пална. Она четко нацелилась не отдавать такого завидного жениха, как я, в ненадежные чужие руки.
— Слушай, парень... — Я решил его отблагодарить. — Ты быстро соображаешь. И на твоем месте я бы поторопился назад, к подъезду. Но не говорил никому о том, что меня подвез. Второе. Если не дурак, то смывайся с этой работы, пока жив... Пушку я твою положу на багажник. Пока.
В переходе я чуть поработал над собой, глядясь в витрину незанятого ларька, и на площадь Ильича явился преклонным старикашкой лет шестидесяти: морщинистым, беззубым, еле волокущим сумку и очень вонючим. Но ростом я стал на двенадцать сантиметров выше. Поэтому мент, цепко перехвативший меня перед эскалатором, изучив мою пенсионную книжку труженика союзного значения, отпустил с миром.
Через два с небольшим часа, основательно присмотревшись к обстановке, я изъял из берлоги на старой автобазе свой рюкзак и сумку с захваченными у Девки трофеями.
Конечно, пришлось, проверяясь, попетлять по городу.
Только к ночи я согрелся в душе и смог наесться супчика у Катерины в районе «Бабушкинской». Работала Катя проводником, поэтому именно сегодня, по стечению обстоятельств и по графику, была в рейсе. Сын ее в такие дни находился у бабушки, так что Катина квартира до послезавтра была в моем полном распоряжении. Знаком я с Катериной еще со своих челночных времен.
Она ко мне хорошо относится, доверила ключ от квартиры и не обижается, если, переночевав в ее отсутствие, я, попользовавшись ее припасами, просто оставляю деньги.
Боже, какое спасение, что есть еще женщины, с которыми может быть так просто...
Но главной моей проблемой сейчас было определить: что из всего навранного мне Принцессой самое существенное? Пробежавшись и отдышавшись, я совершенно четко понял: она врала мне так обильно и порой неуклюже не по глупости. Наоборот. И уж тем более не от любви. Чертовка раскусила меня влет, поняла, что я ей не верю. И прятала самую существенную ложь среди той, что попроще и помельче. Иначе говоря, При программировала меня так, чтобы я делал то, что ей требуется, вне зависимости от того, верю ей или нет. Разве можно не восхищаться этой женщиной, щедро дарящей наслаждение и управляющейся с тобой так непринужденно, как училка с первоклашкой? Нельзя не восхищаться. Но жить все равно хочется. В моей головенке царил сумбур, как и в захваченных у Девки трофеях. Вот с них-то я и решил начать.
Монотонная работа помогает сосредоточиться.
Итак, обогревшись и отдышавшись в квартире железнодорожницы Кати, я наконец-то смог рассмотреть все, что хапнул у Девки. Оружие меня сейчас не интересовало, поэтому его отодвинул в сторону, не разбирая. Самое важное и срочное — бумаги. Тетради, папки, блокноты и записные книжки. Но слаб человек, и я начал с долларов. Подсчитал бабки, захваченные в казематах.
Банковские упаковки не рвал — прикинул по пачкам. Оказалось около шестидесяти тысяч — от Девки, и еще было две — из моей заначки в квартире Марии Павловны. Плюс это чертово ожерелье. Держа в руках все это богатство, я подумал о том, что Принцесса сумела довести до конца начатое Полянкиным: теперь я был совершенно уверен, что этот злодей и интриган хозяин «Резо-гарантия» Валентин Резоевич Викланидзе мне таки должен за беспокойство, раз он через свой «Изумруд» подставил наше агентство «MX плюс».
Что бы случилось, если бы мне не встретились в Шереметьеве Регина с Поводком? Я бы вполне официально привез заминированное ожерелье в Тбилиси.
А там — в зависимости от качества работы телохранителей Шеварднадзе. Либо меня и заодно всех наших обвинили бы в подготовке покушения, либо — в его осуществлении. И — тю-тю свобода и жизнь. За такие штуки надо платить, При совершенно права. Моральный ущерб дороже физического. Хотя и мои ноющие ребра обойдутся Викланидзе, как золотые.
С интересом поглядывая на деньги, я вдруг, как никогда раньше, понял, что имею возможность спрятаться в любой точке мира. Ведь у меня имеются и еще кое-какие сбережения. Если доберусь до них живым и достаточно здоровым, то лет десять смогу жить на них скромно, но сыто. Много ли мне надо? Это рассуждение сбивало с толку. Невольно наводило на мысль: а не пора ли уйти в кусты?
Таким богатым я еще никогда не был.
Допустим, я сдеру с хозяина «Резо-гарантии» тысяч семьсот — восемьсот зеленых. Это увеличит мои капиталы до миллиона. Искушение! Этого хватит даже на троих, включая При с дочкой. И на то, само собой, чтобы кое-что припрятать, основательно обеспечив мою матушку. Не правильно подумалось:
«припрятать» — как о вещи. Но при моих обстоятельствах, скрываясь, я вначале рискую матерью, а уж потом — самим собой. Это солидный минус моей работы: близкие и любимые автоматически становятся ее заложниками. Таскать маму с собой, не зная, где и в каком виде ты будешь через час, — жестоко.
Но и поселить ее где-то одну, оторвав от знакомых и родных, пусть и обеспечив деньгами, — тоже не лучше. Впервые меня испытывал столь сильный искус. Я не знал, что и думать.
Первым делом — риск. Он очень велик. Намного сильнее, чем в подвале у Гнома-Полянкина. Любой одиночка беспомощен перед такими организациями, как Контора. Но только в том случае, если у Конторы есть очень серьезный повод за одиночкой охотиться. А у них такие поводы есть: одна якобы имеющаяся у меня информация об их тайных экспериментах чего стоит. Тем более что тут помимо служебной надобности появляется и мощный личный стимул для всякого, кто пожелает на служебном рвении погреть руки. И что-то мне подсказывало, что таковых желающих окажется более чем достаточно.
А ведь есть еще милиция, грузины, Девка, страховые компании... Большая толпа, много прыти. В то же время у меня почти нет возможности обзавестись документами. Раньше для нас такие проблемы решал Голубков, УПСМ. Кстати, вот еще кого обязательно запустят, отыскивая меня. Может, использовать При?
Может, у нее отыщутся связи по части документов и безопасных явок?
Однако что-то после подставки, которую она мне так простодушно устроила — ну не совсем она, но с ее подачи, — и достаточно интенсивных постельных упражнений моя страсть к ней несколько поутихла. Опять-таки — дочка. Прятаться с двух-трехлетней крохой не мед. И захочет ли При ради меня оставить ее, даже если есть на кого оставить? Нет, При как соратник в такой игре в прятки — не лучший вариант. Забыть о ней? Пусть сама расхлебывает заваренную Конторой кашу? Могу. Нет, в самом деле, могу. Не может быть, чтобы она оказалась единственной на белом свете. Найдется со временем и другая... Обещаний я ей не давал, долгов перед ней за собой не знаю. Впрочем, вру. Если бы я мог ей поверить хоть на чуть-чуть, про все бы забыл и всех бы бросил. И матушку, и даже ребят. Лишь бы быть с ней, с При, вместе. Лишь бы видеть, слышать и осязать ее все время, каждую минуту.
Сука Полянкин, зря я тебя не убил.
Нет, не зря. Он меня на При посадил, как на иглу, он меня с нее и снимет. Только я еще не придумал, как это организовать.
