Владимир Михановский - Горячие точки на сердце
В горле пересохло. Тон вспомнил о кофе и дал сигнал сервороботу.
— Четыре чашки! — произнес он в мембрану вызова.
Когда тележка подкатила к нему с четырьмя дымящимися чашками на ней, он выставил рядом на скамейку все четыре и жестом отослал тележку прочь. Роботу очень хотелось спросить, зачем одному человеку четыре чашки, однако он был запрограммирован так, чтобы не задавать своим создателям лишних вопросов, и он молча удалился.
Ароматный чудодейственный напиток на этот раз не утолил жажды, а только еще больше разжег ее.
— Еще кофе в кабинет! — затребовал по радиосвязи Верховный шейх.
Робот откликнулся:
— Заказ невыполним.
Новое дело: бунт на корабле! До сих пор взбунтовавшихся роботов он встречал только на страницах научно-фантастических романов, но здесь речь шла о продукции, пусть и экслюзивной, японских технологов.
— Что это значит? — спросил он строго.
— Кончились молотые зерна кофе, — проскрипела мембрана. — А к ручной мельнице допускаешься только ты. Что принести взамен?
— Ладно, ничего не надо. Отдыхай, — бросил шейх в переговорную мембрану и отключил радиосвязь. С некоторого времени туповатый робот, хотя услужливый и исполнительный, раздражал его.
Елена… Элен… Он повторял это имя на тысячу ладов, но не вслух, а только про себя, мысленно. Он понимал, что произнесенное слово материализуется, и не приведи господь, если из его уст его услышат недруги…
Он встал и медленно побрел к выходу.
Теперь мысли его перекинулись на того, кого он считал главной причиной гибели Елены.
Этот чертов недоносок Магомет-Расул! Если бы он честно выполнял свои обязанности, если бы поехал с Еленой на акцию, она наверняка осталась бы цела и невредима.
Безусловно, он заслуживает смерти. Так решил шариатский суд, — в его лице. Остается привести его в исполнение.
Да, а что, кстати, поделывает приговоренный?
Он подошел к экрану внутреннего обзора и набрал на пульте номер комнаты своего гостя.
В каждой из комнат для гостей датчик обзора был расположен в одной из головок винта, которым панель дневного света крепилась к стене; ясно, что найти этот датчик, диаметром с маковое зернышко, не сумел бы ни один из постояльцев.
Верховный шейх с угрюмой усмешкой наблюдал, как его ненавистный гость мечется по комнате, переставляя стол и стулья, обстукивая стены, даже зачем-то заглядывая под кровать, разбрасывая подушки из пенопласта и разглядывая на свет жесткое солдатское одеяло.
— Ищи, ищи, неверная собака… — пробормотал он, не отрываясь глядя на экран, пока неутомимый гость метался по комнате.
Наконец, убедившись, что за ним никто не подсматривает, Магомет-Расул присел к столу, утопив лицо в ладонях…
Верховный отключил экран. Он уже не видел, как региональный шейх, подойдя к двери, тщательно закрыл ее на длинную задвижку, и затем завалился в койку, как был в обуви.
* * *…Дело о перестрелке на площади во время митинга генерал Матейченков самолично довел до конца. Ему удалось доказать, что зачинщиками беспорядков не были бойцы ОМОНА, на которых усиленно пытались спихнуть вину некоторые из местных деятелей.
Во время митинга генерала Семенова собирались похитить его недруги: им удалось выяснить, что Семенов собирается выступить на митинге. Однако в последний момент Владимира Семенова предупредили — кстати, из штаба Станислава Дерева — о существующем заговоре, и Семенов успел укрыться в здании, близ которого находился вместе с небольшой охраной.
Жизнь его, однако, была в опасности, и если бы не решительные действия генерала Матейченкова, дело могло кончиться печально…
Матейченков сам руководил операцией.
Он вышел, чтобы ехать к зданию налоговой полиции. На ступеньках перед ним сидел давешний паренек-черкес, которого он допрашивал.
— Что сидишь? — удивился генерал.
— Вас жду.
— Зачем?
— Еще кое-что вспомнил.
— Вернулся бы и рассказал.
— Вот он не пускает, — кивнул черкес на вооруженного охранника.
— Ну, говори быстренько, что там?
— Тот, который начал стрелять первым…
— Ну!?
— Он тоже в здании налоговой полиции.
— С чего ты взял?
— Он крикнул своим, что бежит туда, чтобы самому участвовать в захвате Владимира Семенова.
— Ты узнаешь стрелявшего?
— Узнаю.
— Но он же был в маске!
— Ну и что? В лицо не узнаю, но узнаю по руке. У него на пальце правой руки перстень с огромным камнем, когда он нажимал на курок, камень блеснул на солнце…
— Да ты просто клад. Живо, со мной в машину! — распорядился Матейченков, бегом направляясь к газику.
Зачинщика в конечном счете нашли и предали суду, но это уже совсем другая история… Кстати сказать, решающую роль в поимке провокатора сыграл старинный перстень на пальце, который безошибочно опознал парень-черкес, давший показания.
Кровопролитие на площади не возымело, к счастью, продолжения. Хрупкое равновесие покачнулось, но в тот раз устояло.
* * *Теперь Верховному шейху оставалось придумать, как осуществить вердикт, вынесенный шариатским судом — иначе он его даже в мыслях не именовал, — и уничтожить зловредного имама, по чьей вине погибла Елена, его тайная подруга, белокурая Элен.
Можно было, конечно, поручить это дело любому башибузуку из своей личной челяди. Каждый бы запросто справился с этой, в сущности, несложной задачей, да еще с приличным вознаграждением.
Проблема заключалась в другом.
Весть о гибели имама неизбежно распространится по всему мусульманскому миру. Начнется выяснение и обсуждение причин: кто или что повинно в его смерти? Предположим, слуга так хорошо сделает свое дело, что, как говорится, комар носу не подточит.
Да, в этом можно даже не сомневаться: любой верный янычар свое дело знает.
Но как этот самый янычар будет хранить и сберегать свою тайну?.. Не даст ли невольно сам Верховный шейх своему слуге средство для шантажа?.. И потом, врагов и завистников у могущественного шейха немало, и любой будет рад выложить большую сумму для того, чтобы заполучить дискредитирующую информацию — оружие против Верховного.
Ладно. Положим, этого янычара можно будет потом, после выполнения задания, убрать. Но ведь тогда той самой информацией будет обладать тот или те, кто уберет предыдущего. И так далее… Получается то, что его приятель, духовный имам Афганистана, склонный к философии, называл термином «дурная бесконечность». Значит, и этот путь не годился.
Верховный в раздумье пробежался по клавишам экрана внутреннего обзора подземного дворца. Большинство тех, кто проживал здесь, временно или постоянно, уже спало. Изредка только по бесконечным коридорам бродили примитивные роботы-уборщики, тщательно и педантично выполняя свою нехитрую работу.
Итак, вариант того, чтобы поручить кому-либо «грязную работу», к сожалению, придется отвергнуть. Остается последняя возможность — сделать эту работу самому… Не хотелось этого делать, видит Аллах, но другой возможности нет.
Чем действовать?
Он подошел к стене, где висело холодное оружие. Турецкие ятаганы, татарские кривые мечи с серебряной инкрустацией, именное оружие русских казаков, дамасские клинки, которые, даже если изогнуть их пополам, выпрямляются в исходное положение, ножи южноамериканских индейцев, кубинские мачете, способные налету разрубить пополам листок папиросной бумаги… Хорошее оружие, даром что зовут его холодным… Но у него, у всех без исключения сабель и клинков, есть один, увы, неустранимый недостаток: любой из н6их проливает кровь. А это крайне нежелательно. Нежелательно по двум причинам. Первая — это то, что любой кинжал, любая сабля проливает кровь; а Коран недвусмысленно требует, чтобы правоверный не проливал кровь единоверца. Есть и вторая причина, куда более существенная — использование клинка неминуемо оставит следы, к которым сможет прицепиться любое следствие, даже положительно к нему настроенное: пятна крови, отпечатки пальцев и так далее.
Нет, и холодное оружие не годится.
Но и огнестрельное оружие не годится — по тем же самым причинам. Что же тогда остается?
Он осмотрел свои сильные волосатые руки, словно в первый раз их видел. Да он бы мог запросто ему голову свернуть как цыпленку, этому негодяю. Скрутить так, чтобы хрустнули позвонки… Нет, и так не годится — все равно остается след.
Верховный глубоко задумался. Решение пришло неожиданно, и он улыбнулся своим волчьим оскалом. Затем подошел к секретеру, открыл его и выбрал из груды перчаток пару тонких прорезиненных.
Нащупал в кармане длинный ключ, похожий на железнодорожный.
Посмотрел на часы — половина четвертого ночи: самое подходящее время для задуманного, лучше не найти.
И он вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собою массивную дверь, которач тихонько защелкнулась.
