Михаил Ишков - Супердвое. Версия Шееля
Впрочем, решимость проявить инициативу обязательна для каждого, кто имеет склонность к изобретательству будущего».
* * *
Я запомнил этот катехизис на всю жизнь. За время работы над мемуаром многое упростилось, расположилось по пунктам, обрело статус уловимой истины, снимавшей конфликтность разнообразных, даже самых обыденных, ситуаций.
Добейся согласия и обрящешь!
В этом призыве было что‑то от идеала или вечного двигателя или от чего‑то похожего на идеал или вечный двигатель.
Поиски начал с углов на террасе, затем заглянул на чердак, добросовестно покопался в подвале. Не забыл заглянуть в печку – перебрал угольки, просеял золу. Затем по наитию подступился к хромоногому, стоявшему на деревянных прокладках, шкафу.
Там, в подшивке «Правды» за 1949 год и обнаружил заветные страницы, запечатлевшие тайны минувших лет.
Из отчета А. Закруткина:
« …мы спорили в машине. Поджидали Крайзе. Тот в свою очередь ждал в радиолаборатории звонка Борова».
« …несколько слов о Ротте.
Оказалось, что Боров сам имел виды на содержимое генеральского сейфа. Узнав, что Майендорфа больше нет, он тут же отправился к его дому на Бенигсенштрассе.
Я, Николай Михайлович, до сих пор теряюсь в догадках, каким образом Ротте так скоро узнал о гибели своего шефа. Вероятно, у него были свои информаторы в секретариате Гиммлера».
« …Вообразите его удивление, когда возле дома он обнаружил машину Шееля. Толстяку хватило выдержки затаиться в своем «кюбельвагене». Когда же он увидал, как из подъезда вышел Шеель собственной персоной с набитым портфелем, я полагаю, его едва удар не хватил».
« …изумление изумлением, а в соображалке толстяку не откажешь. В тот же день он накатал донос, в котором утверждал, что именно Шеель вскрыл сейф Майендорфа.
На допросе он дал показания, доверие к которым подорвали расписки, по требованию следователя представленные Алексом в гестапо. Сам Алекс был вне всяких подозрений, так как в момент происшествия он находился в нескольких сотнях километров от Берлина, чему было множество свидетелей. Времени на кропотливую оперативную работу уже не оставалось, и рейхсфюрер решил не раздувать скандал. Гиммлер приказал за ненадобностью отправить толстяка комиссаром на Восточный фронт – пусть займется воспитательной работой в войсках и попытается поднять боевой дух солдат вермахта.
Были такие политруки и в германской армии.
Перепугавшийся до смерти толстяк перед отправкой на фронт сумел выцыганить недельный отпуск. Негодяй воспользовался им в полной мере – выкрал Магди и принялся шантажировать Шееля. Второпях решил опереться на Крайзе, который на вопрос, как тот относится к барону, признался – «за все время, что я находился в пансионе, этот надменный аристократ ничем не помог мне, а ведь тетя просила его об этом. Только вы, господин Ротте, пришли мне на помощь. Вы мой благодетель».
« … мы катастрофически недооценили толстяка!!!»
« … поздним вечером позвонил Ротте в пансион и сообщил, что у него есть приятная новость – Магди у него в руках, и он советует барону быть благоразумным. Благоразумие заключалось в требовании передать ему бумаги Майендорфа и в качестве компенсации за моральный ущерб заплатить за освобождении известной Алексу особы.
Алекс сумел справиться с антимониями и осторожно поинтересовался.
— Сколько?
— По старой дружбе я готов скосить сумму до миллиона долларов.
— Как же я выплачу такую сумму, Франц? Слетаю в Швейцарию и сниму со счета?
— Зачем ты. Это может исполнить твой двойник. Ты оказался хитрой бестией, Алекс. Я едва не попался на твою выдумку. А может, это вовсе не твоя выдумка, а твоих хозяев из Кремля? Впрочем, мне все равно. Главное, документы и деньги.
— Ты в своем уме, Франц? Какой двойник?
— Тот, который наведался в день гибели Майендорфа к нему на квартиру и покопался в его сейфе. Впрочем, я не хочу вмешивать в ваши семейные дела.
— Ты сумасшедший, Франц. Я уже говорил тебе об этом.
— Возможно, но для продолжения опытов мне очень нужны деньги. И еще кое–кому… Твои деньги пойдут на благое дело, Алекс. Я не такой обжора и выпивоха, каким ты представил меня в своих показаниях. Итак, твое слово?
— Я должен подумать.
— Сутки. Кстати, русские скоро выйдут на Одер, но на их помощь можешь не рассчитывать.
— Как с тобой связаться?
— Я сам позвоню тебе».
« …Ротте не был бы Ротте если бы заранее не позаботился о собственной безопасности. Для начала он покинул квартиру и порвал со всеми сослуживцами. Связь с «доктором Смерть» или с теми, кто стоял за его спиной он поддерживал через Крайзе, причем связывался с ним исключительно по телефону. Звонил из автоматов, расположенных неподалеку, так как Бух тогда был еще сравнительно мало разрушен.
Это было нам на руку, и я устроил постоянное дежурство в этом пригороде Берлина, куда уже из‑за Одера явственно доносилась артиллерийская пальба».
« …состояние жителей рейха в те дни можно характеризовать как невероятную смесь истерической решимости отстоять фатерлянд и какой‑то предельной, до конца неосознаваемой растерянности. Всем было ясно, что крах неизбежен, но в это невозможно было поверить. Этой нервотрепки хватало и в государственных органах, прежде всего, в отделениях тайной полиции; и администрациях всякого рода ляйтеров, а также на подступившем к самому порогу фронту. Повсюду пестрели лозунги типа: «Wir kapitulieren nicht!»,* (сноска: «Мы не капитулируем!») и никому в голову не приходило сорвать их или написать на них какую‑нибудь непристойность. Полицейская система рушилась в конвульсиях, не имеющих ничего общего со знаменитой немецкой любовью к порядку. Летучие карательные отряды СС вопреки известной немецкой любви к соблюдению процедуры расстреливали в основном невиновных в отступлении солдат и мирных жителей. Просто хватали и убивали в назидание другим…»
« …назначенный вечер Алекс так и не дождался звонка от Ротте. Мне пришлось напрямую связаться с Густавом, и тот сообщил, что состав, к которому был прицеплен вагон с «подарками» для Хирта, так и не прибыл к месту назначения. «Мертвая голова» потребовал от Крайзе передать Ротте – пусть тот выяснит, где именно застрял вагон. На возражения Густава, что он не может связаться со штурмбанфюрером – связь односторонняя! – Хирт пригрозил расстрелом».
« …это давало шанс!»
« …сигнал от Густава, мы тотчас помчались в Бух. Там заняли позицию неподалеку от радиолаборатории, расположенной возле железнодорожного моста, переброшенного над окружавшей большой Берлин кольцевой автострадой».
« …завел разговор. Он потребовал, чтобы я незамедлительно исчез из Берлина. Сейчас самый удобный момент, настаивал Алекс. Твоя задача – незамедлительно переправить документы Майендорфа в Москву. Если не удастся перейти линию фронта, отправляйся в Бранденбург и дождись прихода Красной Армии в подвале знакомого Густаву менонита.
Алекс–Еско был резок. Рубил воздух ребром ладони.
Таким я его еще не видал. С него слетела всякая аристократическая спесь. Он позволял себе грубые выражения типа – ты не имеешь права тянуть резину… ты просто обязан доставить их руководству.
Я не сразу справился с его атакой. Затем поинтересовался.
— Что значит «незамедлительно»? Именно сейчас?..
— Да.
— Значит, ты предлагаешь мне ради спасения собственной шкуры сбежать в Бранденбург в тот самый момент, когда вы с Крайзе отправитесь на поиски Магди. Так, что ли? Предлагаешь спрятаться в подвале? Ты за кого меня принимаешь, Леха?! Если ты решил устроить партийное собрание, вношу встречное предложение – я поджидаю Крайзе, мы с ним мчимся по указанному адресу, а ты ныряешь в подвал.
— Это не просто глупость! – взорвался Шеель. – Это политическая наивность, если не сказать больше!..
Шеель крепко выругался, чего я никак не мог ожидать от имперского барона, комсомольца и будущего покорителя космоса.
Я спросил.
— Ты что‑то скрываешь, Алексей.
Он долго молчал, потом наконец признался.
— Послушай, Толик, эти документы снимут с тебя всякие подозрения. Если хочешь, можешь сообщить, что достались они тебе в смертельной схватке с предателем…
— Предатель – это ты?
Алекс кивнул.
Мне стало обидно до слез, Николай Михайлович. Я догадывался, к чему он клонит, но мне было важно услышать это из его уст.
Алекс снизил тон.
— Да, товарищ Первый, я не собираюсь возвращаться в Россию! И вовсе не из‑за отца или по причине скрытой неприязни к твоим соотечественникам. В отце я вижу фигуру трагическую, но не родственную, а среди русских я нашел женщину, сына и брата. И марксизм–ленинизм для меня приемлем. В разумных, конечно, пределах. Например, с точки зрения покорения космоса. У меня нет тяги к деньгам, я знаю им цену. Трущев просветил. Я никогда бы не соскочил с поезда, если бы это зависело только от меня.
