Евгений Костюченко - Динамит пахнет ладаном
— Почему «разорению»? Их не разорили. Их заставили продать землю. Про Коллинзов не знаю, но, говорят, многие в те годы неплохо заработали на продаже своих участков под строительство железной дороги.
— Ну, и где эта дорога? Нет ее, и не будет. Очередная афера. Скупили участки по одной цене, перепродали государству в десять раз дороже. Да еще получили государственную субсидию и положили миллионы в свой карман! А людей с земли согнали. И теперь пространства, когда-то заселенные сотнями трудолюбивых свободных людей… Теперь эти земли принадлежат одному-единственному человеку, который даже не показывается там. Земля… — Голос Веры дрогнул, и она замолкла ненадолго, пытаясь совладать с волнением. — Земля-кормилица! Она превратилась в товар для кучки спекулянтов, которые станут перепродавать ее друг другу.
— Не только, — сказал капитан Орлов задумчиво. — Не только… Говоришь, там были молочные фермы? Значит, имелись коровники. Местные скотоводы обычно не тратятся на строительство. Их стада живут под открытым небом. В запасах корма они не нуждаются, потому что трава круглый год под ногами. А вот если это молочная ферма, там не обойдешься без амбаров, без коровников, без прочих построек.
— Их наверняка уже разобрали, или просто сожгли.
— Вряд ли. Там очень удобно держать, к примеру, угнанный скот. Скажем, припрятать на недельку десяток бычков из соседнего округа, или хоть из Мексики. Переклеймить, смешать со своим стадом… Да, коровники вещь весьма удобная. Тут каждая ложбинка просматривается, а в чужой коровник нос не сунешь.
— Полагаешь, Важное Лицо занимается еще и воровством?
— Судя по тому, что на него работают ребята вроде Мэтью Стиллера — почему бы и нет?
— Я это чувствовала с самого начала! — сказала Вера, покраснев и в волнении прижимая руки к груди. — Я чувствовала! И мечтала вырваться, чтобы разоблачить их всех. Но теперь…
— Что толку в разоблачениях! — Орлов пожал плечами. — Ты же видела, как они ловко пользуются газетами. Конечно, у каждого есть враги. Есть они и у Мэнсфилда, и ты могла бы выйти на них, но это не так просто…
— Кто такой Мэнсфилд?
— Важное Лицо. Я это недавно узнал.
— Ах, так… Позволь, выходит, что ты знаешь имя этого мерзавца? И не сказал мне?
— Сказал. Что изменилось?
Вера скрестила руки под грудью и недоверчиво глянула на него.
— Ты знаешь врага. И ты оставишь его в покое?
— Мне непонятно твое возмущение. Насколько я понимаю, Мэнсфилд дает деньги на революцию. Какой же он враг? Он союзник…
— Не издевайся. Ты прекрасно знаешь мое отношение. России не нужна революция, подготовленная на деньги таких, как Мэнсфилд. И если уж на то пошло, то для меня он даже более опасный враг, чем весь наш Жандармский корпус.
— «Наш», — протяжно передразнил ее Орлов. — Наши сатрапы. Наши держиморды. «Наши»! Как много в этом звуке…
— Паша, не время смеяться! Я тебя не понимаю. Мэнсфилд тебя разорил, чуть в могилу не загнал. Ты видишь, как он торжествует, и отправишься батрачить в Оклахому?
— Если бы я был один, я бы знал, что делать, — сказал капитан Орлов. — Но я не один.
— Пока я была одна, я знала, что мне остается только бежать и скрываться, — сказала Вера. — Но теперь я не одна. Паша, Паша, неужели мы будем всю жизнь от них бегать?
— Вера Николаевна! Позвольте напомнить, что вы только что мечтали о поездке в Оклахому!
— Плохо вы знаете женщин, граф. Нас переполняют противоречивые желания. Поэтому мы, женщины, непредсказуемы. И поэтому мы, женщины, непобедимы.
— Сдаюсь, — Орлов шутливо поднял руки. — Но позволь спросить. Ты понимаешь, что бороться с такими, как Мэнсфилд, значит нарушать все законы этой страны?
— Мы с тобой вне закона, — спокойно ответила Вера. — Потому что нас уже вычеркнули из списка живых.
* * *Утром, едва выглянув из землянки, он заметил Джошуа, уходящего куда-то в глубину леса. На плечах старого вождя лежала бизонья шкура, и вместо обычных мокасин он был сегодня обут в высокие мягкие сапоги, которые обычно надевали команчи, собираясь в долгий конный поход.
Кливленд тоже заметил Орлова и, оглянувшись, коротким взмахом руки поманил за собой.
— Поможешь мне, — сказал он, когда капитан его нагнал.
Орлов только молча кивнул. Они долго шли по лесу, забирая все время вправо и вправо, словно индеец хотел описать круг.
Наконец, остановились возле незаметного шалаша, засыпанного листвой.
— Хорошее время для охоты, — сказал команч, оглядывая ставший прозрачным лес. — Деревья без листьев не прячут птицу. А птица этого не видит. Долго вчера ходил за индейками?
— Нет.
— Я дам тебе лук, с которым ты сможешь ходить на любого зверя. Кабан, олень, медведь — они твои, когда у тебя такой лук.
Джошуа разворошил вход в шалаш и на четвереньках забрался внутрь. Через несколько минут его седая голова показалась оттуда:
— Не могу найти тетиву. Наверно, ее и нет здесь. Спросишь у кого-нибудь из сыновей, они дадут тебе из своих запасов.
Он снова скрылся в шалаше, и было слышно, как он там возится, сопит и приговаривает.
— Возьми!
Из шалаша показалось что-то округлое, плоское, обтянутое мехом. Встав на колени, Орлов принял диковинную вещь, по рассмотрении оказавшуюся толстым и тяжелым щитом.
— Не клади на землю!
После щита из шалаша вывалилась волчья морда. Орлов подивился индейскому искусству выделки шкур. Мех блестел и переливался, как на живом волке. Глаза были закрыты, но уши стояли торчком.
— Шкуру не трогай!
Наконец, и Джошуа выбрался, держа в руке большой лук. Второй лук был у него за спиной, и на длинных ремнях волочились за ним колчаны со стрелами.
— Это тебе, — сказал он, протянув Орлову лук, изготовленный из рогов горного барана. — Его стрелы пробивают молодую сосну насквозь.
— А всё остальное кому? — спросил капитан. — Ты собрался в поход?
— Да, я собрался в поход.
Джошуа тщательно заложил ветками вход в шалаш и присыпал его палой листвой.
— Почему меня с собой не зовешь? — спросил Орлов.
— Это невозможно.
— Не доверяешь мне?
Джошуа Кливленд встряхнул шкуру, расправил ее и надел на плечи, так, что волчья морда нависла над его лбом.
— Может быть, мои кости еще не такие старые. Может быть, я еще смогу побегать по-волчьи, — приговаривал он. — Знаешь, как ловко я проделывал такое в юности!
— Зачем? Пугал лошадей?
— Нет. Прятался. Иногда бывает нужно незаметно подняться на холм и оглядеться. Если поедешь верхом, или даже поднимешься без коня — тебя сразу увидят. Всадника видно издалека, и он внушает тревогу. А если увидишь пешего, то это еще хуже — значит, он где-то спрятал своего коня, чтобы остаться незамеченным. А раз он хочет остаться незамеченным, значит это враг. А вот если в высокой траве мелькает волчья спина, то на него никто и не оглянется. Волк — это часть прерии. Как суслики под ногами и канюки в небе. Я в этой шкуре мог долго сидеть на холме, и никто от меня не прятался.
Джошуа сбросил шкуру, забрал щит и принялся внимательно его осматривать. Орлов показал пальцем на небрежно заделанный след от пули или стрелы:
— Щит побывал в бою?
— Дырку оставил я, когда его проверял. Это магический щит. Пули не долетают до него.
— Твоя же долетела.
— Тогда в нем еще не было магии. И сейчас нет. Надо провести ритуалы. Ты мне поможешь. Держи его так, чтобы он смотрел на солнце.
— Если я тебе помогу с ритуалами, ты возьмешь меня с собой в поход?
Кливленд откинул голову, чтобы свысока посмотреть на Орлова, который был намного выше его.
— Белые люди всё превращают в торговлю, — с горечью произнес вождь. — Если я не возьму тебя в поход, ты не станешь мне помогать с ритуалами?
— Стану. Но я могу тебе помочь и в походе.
— Это невозможно. Я отправляюсь в поход, чтобы отомстить за твою смерть.
— Вот как? Тогда другое дело. Конечно, покойников обычно не берут в попутчики, — сказал Орлов.
— Не смейся, Пол. Тебе хорошо, тебя никто не видит. А я каждый раз, как бываю в резервации, отворачиваюсь от людей. Скоро на меня станут показывать пальцем: «Смотрите, он опозорил весь род команчей, не отомстил за смерть родственника!».
— Но мы не родственники.
— Мы с тобой как братья. Сам знаешь, когда люди о чем-то говорят слишком долго, их языки наряжают правду в новые одежды. И вот ты уже родственник. Еще немного, и ты станешь моим сыном.
— Почему непременно сыном?
— Они же думают, ты погиб молодым.
— Это я-то молодой?
— Тот, кто умирает бездетным, считается молодым. Ты не оставил ни жены, ни детей. Я мог о них позаботиться и хотя бы так исполнить свой долг. Но ты не оставил после себя сирот. Придется отправляться в поход возмездия.
Капитан Орлов знал, что команчи склонны к шуткам точно так же, как и любые другие жители Техаса. У них своеобразное чувство юмора. Например, занимаясь конокрадством, они никогда не развязывают веревку, на которой паслась лошадь. Нет, они ее перерезают, чтобы у хозяина не оставалось сомнений: лошадь не отвязалась сама, не пропала из-за его небрежности, нет, ее нагло увели у него из-под носа.
