Михаил Нестеров - Убить генерала
Получается, это он скрывал от руководства местонахождение преступника, и дальше развивать эту тему бессмысленно. Это конец Терехина как офицера ФСБ, это нары. На какой бы стадии развития событий это ни всплыло. Так что записи ему нужны, чтобы прослушать их раз, другой, третий. Для анализа, в общем.
— Когда-то я назвала тебя тупым...
— Да, я офицер, — с натянутой улыбкой согласился Цыганок. — Правда, с высшим образованием. Просто ты иногда забываешь, в каком ведомстве я работал, кого охранял и какой объем работы выполнял. Но Терехин не знает, что на тебя работает профессиональный телохранитель: он поставил «дубовую» закладку. Но я обнаружил бы любую. Необходимо и дальше держать его в неведении, иначе он, узнав, кто я, свернет «прослушку» и возьмет Виктора.
Теперь Цыганок обязан был сказать о главной опасности. В сложившейся ситуации нелегально действующий полковник Терехин как бы не позволял взглянуть на тех, кто возвышался над ним. Все его левые действия останутся в тайне. Но вдруг произойдет утечка? Вот тогда все магнитофонные записи будут использованы с формулировкой «реальное свидетельство фактических событий». Но только в случае утечки информации и не самим Терехиным. Сам он отгорожен от этой формулировки своими несанкционированными действиями.
Но не Цыганок принимал решение. Мария лишь выслушала его и сказала, что в таком случае нужно действовать осторожно.
— Подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию, — медленно повторила она. — И чем круче она... — Мария запнулась. — Мы говорили про Хворостенко.
— Когда? — спросил Цыганок. Но ответ уже знал: позавчера. В тот день, когда он не заходил в квартиру, а значит, не мог произвести привычный уже визуальный осмотр. И не ошибся. Он морщился, когда Мария рассказывала о намерениях встретиться с полковником Корсаковым и невзначай намекнуть про Хворостенко: «Плохо дело, очень плохо». Потому что фактически отступать нельзя. Терехин запросто разберется в наступившем затишье. Единственный вариант — акцентировать свои намерения, тянуть время и вовлечь Терехина в игру. Но как долго она может продолжаться?
— У меня столько знакомых, что я могу сделать десять паспортов, — ответила на вопрос телохранителя девушка. — Думаю, за два-три дня управлюсь.
Она была женщиной. Она играла, уставала, снимала грим... Ее жизнь — это театр.
* * *Терехин узнал о Марии Дьячковой достаточно, чтобы более или менее полно составить ее портрет. Талантливый дизайнер, имеет два высших образования, в свободное время пишет книгу об отношениях в модельном бизнесе в России и за рубежом и составляет полезные советы. Хотя «пишет» — громко сказано, так, наговаривает вечерами на диктофон свои соображения. Терехин отметил, что мысли ее были так же стройны, как и ее фигура, порой даже красивы — как ее лицо, губы, глаза, волосы. Николай без труда нашел в специализированном журнале фото Марии... и позавидовал Крапивину. Дорогого стоило провести с ней одну ночь даже в таком, как у него, осадном положении.
Качество звука было превосходным, Терехин только что не слышал дыхания собеседников. Но вот его дыхание сперло — в зобу или намного глубже, не разберешь, — когда он услышал: «Нужно проникнуть в квартиру Корсакова». Полковника кремлевской охраны, мысленно добавил Николай.
Такими мурашками, которые с топотом пробежали по спине и оставили глубокие следы, можно было пугать международных террористов.
Крапивин ничего не знал о местонахождении Хворостенко, и Терехин решил сворачивать свое несанкционированное мероприятие. И тут услышал та-кое...
Хлопнула дверь. Видимо, Виктор ушел в ванную, Точно — послышался какой-то монотонный шелест. Потом надолго, очень надолго воцарилась тишина. Наконец послышался голос хозяйки. Она привычно наговорила несколько полезных советов, которые, возможно, пересылала в какой-нибудь журнал.
— Еще один взгляд в зеркало, и можно отправляться на вечер. Даже при дефиците времени совсем не трудно настроиться на праздничный лад. Рукопожатие станет для вас настоящим удовольствием, если вы устраните с помощью пилинга сухие чешуйки кожи. После этого смажьте кожу рук нежирным кремом... Не могу прийти в себя. Не могу забыть слов своего гостя. Не могу объяснить своего состояния. Прощу или не прощу себе то, что сама подтолкнула его к этому шагу, — дело не в этом. Пока знаю твердо одно: мне необходимо видеть, наблюдать за человеком, который решился на этот поступок. Слушать его, интерпретировать его слова по-своему, переводить его мысли, в чем-то соглашаться с ним, в чем-то нет. Понимаю, что если откажусь сама и откажу ему в помощи, то и дела-то такого не будет... Поняла, что один человек — да, один — способен отстоять что-то свое — то, что внутри, а не то, что снаружи, материальное. Он идет биться не за кусок хлеба, не за дачный участок, не за фирму, не за концерн, не за высокое кресло. Он идет отстаивать и защищать свой внутренний мир. И я хочу глубже понять этого человека, его смелость, безумность, его рассудительность, его спокойствие. Его настрой, стремления, удаленность и близость от своего-чужого мира. Понять, казалось бы, простое, но очень сложное. Что его использовали, но давали шанс восстановить справедливость. Чтобы полно отомстить, ему нужно поквитаться с еще одним человеком... Противоречивый шаг, поступок, положение...
Терехин снял наушники и мотнул головой. Эйфории не было, а какое-то состояние отстраненности, определения которому не находилось. Все реально и в то же время нереально. Однако полковник жил в мире фактов и доказательств. Ему нужны были доказательства. И он получил их на следующий день.
* * *Крапивин: — Почему ты не хочешь говорить на эту тему? Ты знаешь адрес Корсакова?
Дьячкова: — Витя, не забивай себе голову. И мою оставь в покое. Я по горло сыта вчерашним разговором. Я слушала тебя, потому что все это оказалось для меня неожиданным, я оказалась под впечатлением.
Крапивин: — Но ты не сказала «нет».
Дьячкова: — Но я не сказала «да»...
Цыганок: — Отстань от нее!.. Когда ты понял, что тебя подставили?
Крапивин: — Когда местных парней расспрашивал. Один мне сказал: «Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился». И квартира, где меня обрабатывали, оказалась не его. Почему ты спросил?
Цыганок: — Потому. Ты знал, что тебя подставили, и тут же подставил Марию. Ты в этот дом привез все свои проблемы. Кто так делает? Я бы понял тебя, ели бы ты начал что-то соображать хотя бы вчера или натурально предупредил про свой багаж. Так что не напрягай.
Дьячкова: — Прекратите! Я выгоню вас обоих!..
* * *
Терехин терпеливо прослушал до конца... чтобы до боли в висках вслушаться лишь в один голос, Марии. Он понял, что ему более понятны выводы девушки, которые она делала в полном одиночестве, был интересен монолог. А диалоги казались демонстрацией фильма при закрытых глазах. В общем, они не двигали сюжет. Его двигала логика Марии. Она казалась переводчиком, универсальным архиватором — сжимала беседы до единого сгустка, до всплеска...
То, что он прослушал ранее, казалось подслушанным разговором склочных соседей; он шел ниоткуда и вел в никуда. А вот и перевод.
* * *— Господи, он сошел с ума! От вчерашнего настроя не осталось и следа. Я поняла, что боюсь его. Но именно страх что-то стимулирует во мне, подталкивает подчиняться ему, идти за ним. Это невозможно объяснить словами. Он напомнил мне мои слова, которые я сказала в день нашего знакомства. Что Корсаков входит в постоянный состав аналитической группы, отвечает за связи с прессой, размещает гостей в резиденциях. А если гости — иностранцы, он отвечает на вопросы аккредитованных с ними журналистов. Что Корсаков ждет момента, когда я на спину перевернусь... Кто такой Корсаков? Как-то я назвала его чертом, на самом деле он — валенок. Он чуточку старомодный, хотя частенько вращается в светских кругах.
А мой гость... Он точно ненормальный, мозги у него работают с невероятной быстротой. Он предложил план: заманить Корсакова на природу, в лесок, добавить что-нибудь в бутылку, а пока он спит, взять его ключи, сгонять к нему домой, порыться в его компьютере, может, что-то удастся добыть. «Что-то» — это очень конкретное. Я знаю людей типа Корсакова. Они хранят любые бумаги. И если Корсаков связан с Хворостенко, то его имя наверняка промелькнет в документах — сметах на содержание учетных групп и отдельных лиц, расписках и прочее. Я сама храню подобные документы в домашнем компьютере.
Я снова сказала ему о его болезни. Я привела пример, не совсем удачный, может быть, но тот, что был «под рукой». Два человека, один здоровый, второй болеет гриппом. Первый сторонится, закрывается, надевает марлевую повязку, принимает профилактические меры, лекарства, но все равно заражается. От него вирус переходит к другому, который также старался избежать инфекции. СТАРАЛСЯ. Но у него тоже ничего не вышло. И поняла, что тоже заразилась. Припомнила фразу из какого-то кинофильма с Беном Аффлеком: «Мы боремся с чумой, собираем в одно место всех зараженных, и начинается эпидемия». Эпидемия. Один больной мог заразить всех. Вирус, и неважно, какого он качества. Вирусы, поняла я, бывают разные. Так вершатся все революции. Так начинаются все войны. Ко времени или нет? Но нет той войны, которая бы началась в срок.
