Александр Бушков - Бешеная
– Одежду он мне описал в точности, – сказал Косильщик. – И фотографию Шохиной узнал из нескольких.
– Ты что же, до сих пор рыскал по тому двору? – удивилась Даша.
– Рыскал, – скромно сознался Косильщик. – Сам не знаю отчего. И правильно сделал, как видишь…
– Значит, вы его видели? – спросила Даша. – Того человека?
– Я, конечно, косился в первую голову на девочку, но и его немного рассмотрел. Совсем немножечко – интересно ведь было, что за мужики успешно кружат головы юным девам…
– Описать можете?
– Не смогу, боюсь. Попробовать намалевать разве что…
– А одежда?
– Черный кожаный плащ, респектабельный, новенький. И черная шапка – похоже, из какого-то дорогого зверя.
– А вы уверены, что дама с собачкой уже вернулась в дом, когда они там стояли?
– Не знаю, куда она вернулась, только видел я ее дважды – когда шла в сквер и возвращалась из оного…
«Интересно, – подумала Даша. – Весьма. Показания Казминой рассыпаются, как карточный домик… если ему верить. А можно ли ему верить – вопрос поистине гамлетовский…»
– Значит, нарисовать сможете? – спросила Даша.
– Попытаться не грех. Может, в руках будет больше памяти, чем в хмельной голове, лишь бы не подвели рученьки… А вы, господа, меня на полчасика не отпустите ли перед столь ответственным сеансом?
– Нет уж, – сказала Даша. – Вдруг да не рассчитаете? Ладно уж, сейчас придумаем… Пару минут в коридоре посидите, а? – Она многозначительным взглядом велела Славке присмотреть за клиентом и, едва оба вышли, обернулась к оставшимся: – Это что же получается, соколы? Что банкирша наша брешет?
– Все к тому, – сказал Косильщик твердо.
– А какой ей смысл брехать? – пожал плечами Толя. – Что-то меня этот клоун не убеждает…
– Меня тоже, если откровенно, – задумчиво протянула Даша. – И не потому, что банкирша респектабельнее, а оттого, что при таком запое можно родить сорок бочек самых изощренных фантазий. И верить в них совершенно искренне… Орлы, вы мою заначку не выжрали? Отлично, достаньте-ка из сейфа…
Когда Веласкес вернулся, на столе его ждал граненый стакан миндальной настойки, а отправленный на рекогносцировку Федя доставил пяток разномастных карандашей и несколько листов сероватой бумаги, предназначенной для писания протоколов.
Пить художничек умел. Работать, впрочем, тоже – Даша, тихонько наблюдая за ним, видела, что скверный карандаш в похмельных рученьках действует довольно профессионально. В кармане у Славки запищала рация, Даша жестом выставила его в коридор, чтобы не мешал вдохновению (которое и подкрепить-то было больше нечем, настоечки оставалось ровно на стакан). Вернувшись, Славка шепотом доложил:
– С Каландаришвили. Взяли какого-то типа, толкался у двери и пытался пройти в гости, а его не впускали… Некий Шохин.
– Скажи, пусть подержат в машине, – шепнула Даша. – Все равно я туда сейчас еду… Ну, что у нас?
Набросок с чуточку угловатыми линиями, в растушевке, Дашу разочаровал. Нет, сделано было профессионально, и Риту Шохину даже можно было узнать – но лицо ее кавалера, как Даше отчего-то показалось, выглядело скорее воплощением некоей идеи, а не портретом конкретной личности: профиль волевого, удачливого, сильного духом мужика, лишенный, похоже, всяких индивидуальных черт. Что тут же подтвердил сам чуточку распохмелившийся Веласкес, заявив:
– Вроде бы он, но и не совсем…
– А если еще раз попробовать?
– Наверняка то же самое и получится…
– Ну, а увидите – узнаете?
– Попробую…
– Ладно, – сказала Даша. – Ребята, возьмите показания, чтобы все было честь по чести. Я полетела на Каландашку…
…Шохин сидел на заднем сиденье штатской зеленой «Волги» и, по всему видно, не чувствовал себя особенно угнетенным статусом военнопленного. Один оперативник не сводил с него глаз, устроившись рядом, второй наблюдал за подъездом.
Конвоир подал Даше паспорт:
– Документы. Оружия при нем не нашли.
– Да откуда оно у меня… – беззаботно блеснул зубами Шохин. – Не резать же я ее шел, в самом-то деле…
Даша хладнокровно упрятала его паспорт себе в карман и распорядилась:
– Двигай-ка, голубь, в «москвичок»…
Села с ним рядом на заднем сиденье и выжидательно помолчала. Так и не дождавшись объяснений, резковато начала сама:
– Ну, и что ты тут потерял?
– Да хотел поболтать с Анжеликой.
– С какой?
– А то вы ее не знаете… С Изместьевой.
– Мы-то ее знаем, – сказала Даша. – А вот откуда ты ее знаешь?
– В глаза не видел.
– Не свисти. А то ведь недолго и на семьдесят два часа… Привлекает перспектива?
– Да не особенно.
– Вот и исповедуйся. Зачем пришел, что вынюхал?
– Ладно, – сказал Шохин спокойно. – Эта кукла, Анжелика, трудилась в той же «фирме», что и Ритка.
– Откуда дровишки?
– Ритка мне присылала фотографию – они вдвоем, держатся за дверцу неплохого «мерса», а на заднем плане благодушно ухмыляется весьма прикинутый пожилой дяденька. А в письме сообщается, что подружка рядом с ней – некая Анжелика, и они с этой самой Анжеликой на пару подрабатывают секретаршами в какой-то богатой фирмочке, и хозяин настолько любезен, что разрешил им щелкнуться на фоне тачки… Я уже тогда подумал, что дело пованивает. В секретарши таких соплюшек если и берут, то – в ночные…
– Где фотография?
– В Томске. А номерок «мерса» я на всякий случай записал. Я же говорил: как-никак – родная кровь, не хотелось, чтобы пацанка влипла в дерьмо… Тогда же созвонился кое с кем здесь у вас, в Шантарске, дядечку они мне быстро вычислили. Только потом навалились срочные дела с командировками, было не до того. А сейчас пригодилось…
– Тряс дядечку? – усмехнулась Даша.
– Немного. С соблюдением правовых норм. Никакими секретаршами они у него не работали. Зато в сауне с ним пару раз кувыркались. Он мне Анжеликины координаты и сдал. Не столь уж и крутой дядечка, хоть и на «мерсе»… Торгаш среднего пошиба. Не станет он на меня «крышу» спускать из-за таких пустяков, расстались вполне полюбовно, я ему пулеметом в брюхо не тыкал. Он сам малость трясется, как бы не всплыли пикантные подробности… Договорились, что он сдает Анжелику, а я про него забываю начисто. Даже бокальчик налил на прощанье.
– Слушай, Филип…
– Игорь. Забыли?
– Филип Марлоу, имею в виду… Объясни ты мне толком – чего, собственно, добиваешься? Выйти на хозяина фирмы? Так он, могу тебя порадовать, в психушке. Честное офицерское. На клиентов? А они-то тут при чем? Не похоже, чтобы твою кузину на эту веселую работенку заманивали битьем по почкам или паяльником, уж извини… Чего ты добиваешься?
Он помолчал, чуть смущенно пожал плечами:
– Сам не знаю. Что-то тут не складывается.
– Что? Где?
– С этими тремя убийствами.
Даша уже начинала понемногу шкворчать, как разогретая сковородка, но старательно сдерживала себя.
– Слушай, умник, – сказала она спокойно. – Я в эти игры играю дольше тебя. У меня опыт, контора, стукачи… И не надо меня учить. Все я понимаю, но если еще раз перейдешь дорожку – пеняй на себя. В этом городке, между прочим, располагается штаб-квартира Сибирского управления внутренних дел на транспорте. Обнимающего и ваш Томск. Суну в поезд, попрошу группу сопровождения последить как следует – и покатишь прямым ходом до малой родины. Так что ты уж лучше собирай вещички и сам возвращайся домой. Еще одного трупа мне не хватало…
– Откуда ж труп, если девочек режет сексуальный маньяк? – усмехнулся он.
Даша растерялась на миг, но тут же опомнилась:
– Э нет, давай без демагогии. Девочки – другое дело. Будешь и дальше приставать к дядькам из «мерседесов», рано или поздно нарвешься на сердитого, в чужом городе такие игры чреваты сломанными ребрами, а то и чем похуже, тебе ли не знать… Ну, на чем мы поладили? Сегодня в десять вечера как раз есть поезд на Томск, я выясняла.
– Уматываю, – глядя в сторону, сказал Шохин. – Тут и правда глухой тупик. Но эта Анжелика – та еще стервочка, точно вам говорю.
– Проверим, – сказала Даша. – Значит, она дома сейчас?
– Ага. Только не впускает. Прокатила на матах.
– Ладно, давай координаты дядечки с «мерседесом» – и будем прощаться без слез и объятий…
Он вздохнул, отдал Даше вынутую из блокнота карточку с записями, неловко кивнул и вылез из машины. Тут же распахнулась дверца «Волги», бдительно высунулся опер – но Даша успокоила его жестом. Прочитала записанное на карточке, хмыкнула:
– Стоило время терять…
Эту торговую фирмочку она прекрасно знала, и все, что за ней числилось противозаконного (покажите такую фирму, за которой ничего не числится…), могло интересовать лишь налоговую полицию и ОБЭП, но уж никак не уголовку. В самом деле, глухой тупик – еще один любитель юных милашек, для порядка поломавшись и поотнекивавшись, будет ронять слезы и распускать сопли, напирая особенно на то, что никого он не принуждал. Теоретически можно его и привлечь за склонение несовершеннолетних к известным прегрешениям, а практически – не стоит результат стоптанных сапог. Разве что отложить в памяти, вдруг кому-то из смежников понадобится компромат на этого деятеля…
