Лев Пучков - Шесть секунд до взрыва
Она оказалась на редкость скудной и состояла из лекций командира, мероприятий, в которые Музаев сочтет нужным нас посвятить, и экскурсий по территории лагеря с сопровождающим. Скучно и малоувлекательно. Ни о каких рейдах и выходах на операции речи не шло.
– Нечего делать, – сказал Вахид. – Вы будете путаться под ногами. – А когда Тэд гордо заявил, что, дескать, он – здоровый и сильный мужик, запросто может прогуляться с фотоаппаратом по горным тропкам, не будучи отягощен экипировкой, Вахид мило улыбнулся и этак простецки пояснил: – Как только вы захромаете, бойцы пристрелят вас и сбросят в первую попавшуюся расщелину. Потому что вы будете задерживать группу, и она не успеет в срок выполнить задачу.
Три дня нас с Тэдом развлекали по полной программе. Мы исследовали территорию полка вдоль и поперек, так как после некоторых размышлений Вахид, видимо, пришел к выводу, что скрывать ему от нас нечего. Поручив начальнику штаба Имрану шефство над зарубежными гостями, Музаев дал ему команду сопровождать нас в пределах лагеря, куда нам заблагорассудится.
– Но только до 19.00! – счел нужным ограничить временные рамки строгий командир. – С 19.00 до 9 утра вы должны безвылазно сидеть в изоляторе – ужин вам будут подавать туда…
Лагерь полка располагался в глухой лесистой седловине меж огромных раскидистых дубов с густым подлеском. Каждая проплешина, каждое строение и вообще любое пространство, лишенное растительности, все было прикрыто сверху двойными масксетями.
– Вот наступит осень, придется другие маски ставить, – посетовал начальник штаба Имран. – Опять аврал, работы дня на три, и надо ведь так подгадать, чтобы маски не выделялись на фоне естественного ландшафта, а то федералы заподозрят неладное…
С утра до вечера, а порой и ночью не умолкала артиллерийская канонада – наши обрабатывали горы вокруг Хатоя, долбя справа и слева на солидном удалении от расположения полка. Периодически появлялись в небе бомбардировщики, ронявшие свой груз где-то вдалеке, разворачивались и уходили обратно. Однако все это происходило за пределами десятикилометрового радиуса от места дислокации музаевского полка.
– Аллах миловал, – ответил Имран на мой вопрос, бомбили ли федералы ранее их квадрат. – Пока ни разу…
Да, если мне повезет когда-нибудь вернуться на круги своя, у меня будет весьма интересная информация для артиллеристов и авиаторов федеральных войск. При одном условии: если в течение трех дней я сумею хоть разок выбраться отсюда и определить координаты этого славненького местечка относительно Хатоя…
Женщин на территории лагеря не было. Мы излазили все вдоль и поперек, и я вскоре убедился, что женщинами в полку даже и не пахло.
– Ну что вы, господа! – величественно скривив рот, удивился Вахид вопросу Тэда по поводу сексуальных проблем в среде бойцов «Мордаса». – Вы же видите, что у меня в полку железная дисциплина! Это элитная часть, женщинам здесь не место. А проблем сексуального плана у нас нет – все мои семейные бойцы каждую неделю имеют увольнение на сутки, по графику. Поскольку многие из них уроженцы Хатоя и окрестных сел, никаких проблем нет и быть не может…
Да, Вахид был прав: в полку царила железная дисциплина. С утра до вечера с личным составом, не задействованным в боевой работе, проводились плановые занятия по боевой и специальной подготовке. Мы с Тэдом в сопровождении Имрана побывали на некоторых из них, и я удивился настойчивости, с которой «офицеры» полка вбивали в головы молодых горских крестьян военную науку.
В отличие от офицеров Российской Армии командиры «Мордаса» имели на вооружении весьма эффективное средство воздействия на нерадивых – упорядоченные побои. Мы с Тэдом разок были свидетелями такой экзекуции. Какому-то молодому «чеху», недавно зачисленному в отряд, на занятиях по инженерной подготовке командир отделения объявил сорок палок за некачественную установку учебной противотанковой мины. Во время перерыва между занятиями нерадивого разложили прямо на преподавательском столе и ввалили ему сорок ударов хлыстом. Я потом любовался этим орудием – довольно увесистая палка из осины длиной около метра и толщиной сантиметров в пять.
После экзекуции побитый натянул форменную куртку и, шатаясь, уселся за стол, бездумно глядя вперед и вымучивая улыбку, хотя было очевидно, что он вот-вот упадет в обморок.
– Мужчина должен уметь переносить боль, – глубокомысленно заметил по этому поводу Имран, вместе с нами присутствовавший при наказании. – Этот слабенький. У нас есть бойцы, которые после сорока палок спокойно шли обедать и при этом ухмылялись, почесывая спину! Вот это настоящие воины…
На территории полка постоянно поддерживался идеальный порядок – за все время я не обнаружил ни одного брошенного окурка. Мы заходили в несколько домиков, в которых располагались спальные помещения, и я с удивлением обнаружил там образцовую обстановку казармы: тщательно заправленные кровати с натянутыми в струнку одеялами, выровненные по полоскам в ногах; свежебеленые стены, вымытые начисто дощатые полы и, я чуть в обморок не упал, при входе на подоконнике – Общевоинские Уставы ВС РФ!!! Вот это номер…
Посчитать количество бойцов полка оказалось достаточно легко, хотя на вопрос Тэда о численном составе Вахид важно выпятил губу и сообщил, что такого рода сведения составляют служебную тайну. Всего на территории лагеря располагались двадцать небольших казарм, в каждой из которых проживали по 12 человек. Итого, без учета потерь, больных и управления, полк насчитывал 240 бойцов. Однако могли бы себе статус попроще определить – по численности хозяйство Вахида Музаева тянуло только на кастрированный батальон.
За три дня нашего пребывания личный состав «Мордаса» ни разу не собрался в кучу. Хотя, ориентируясь на педантизм командира и приверженность его к порядку, можно было ожидать, что мы увидим ежедневные общеполковые вечерние поверки.
– Более половины личного состава постоянно находится на операциях и в рейдах, – разрешил мое недоумение по этому поводу Имран. – И потом, мы проводим общеполковые построения только в экстренных случаях. Например, когда нужно расстрелять кого-нибудь из провинившихся бойцов. Это бывает крайне редко. Вечерние поверки мы не проводим вообще, так как каждый командир отделения головой отвечает за боеготовность вверенного ему контингента и в случае несанкционированного отсутствия кого-либо из бойцов обязан немедленно доложить по команде. В противном случае его ожидает суровое наказание.
– Расстрел? – приколол я начальника штаба.
– Ну зачем расстрел? Не обязательно, – невозмутимо ответил Имран. – Мы можем просто выгнать провинившегося из полка и подвергнуть его обструкции по месту жительства. Это хуже, чем расстрел…
Как одно из проявлений высокой воинской дисциплины можно было отметить подчеркнуто трепетное отношение командования полка к соблюдению подчиненными установленной формы одежды.
Все бойцы «Мордаса» были облачены в новенький камуфляж, у каждого был подшит свежий подворотничок, а на ногах красовались берцы. В такой экипировке они находились на территории полка большую часть суток.
– На операции бойцы ходят исключительно в гражданке, – пояснил Имран. – С паспортом в кармане. Если что, сбросил экипировку, и ты мирный житель. Правда, это самое «если что» у нас случается очень редко – статус обязывает…
Пленных на территории полка не было. Я был немало удивлен этому обстоятельству, поскольку прекрасно знал, что «духи» стараются захватить как можно больше пленных. Пленные на войне – весьма ходовой товар: их можно обменять на «духов», каким-то образом умудрившихся угодить на «фильтр», или продать за хорошие бабки родным. Пленные – это также живой щит. Федералы не станут долбить базу боевиков артиллерией или с воздуха, если на ней находятся в плену наши бойцы. Даже если войска получат приказ брать штурмом такую базу, они будут делать это с крайней осторожностью – каждый знает, что на войне угодить в плен очень легко. Сегодня ты берешь штурмом позиции «духов», наблюдая в танковый прицел распятых на крестах российских солдат, а завтра можешь сам оказаться на их месте.
– Наш полк пленных не берет, – простенько объяснил Имран. – Мы всех без исключения убиваем на месте, независимо от звания и рода войск. Поскольку мы воюем с баранами (они сами не знают, зачем поперлись на эту войну), то перерезаем им горло. Этот ритуал – своеобразный символ нашего полка…
В лагере царила благостная тишина – ни выстрела, ни звука взводимого затвора. Все «учебные» стрельбы проводились вне лагеря – на живой натуре.
Жесткая дисциплина и порядок в лагере в значительной степени были обусловлены личностными качествами Вахида Музаева и его замов. Как удалось выяснить в процессе общения, практически все эти «духи» – а было их семеро вместе с командиром – до недавнего времени были офицерами Российской Армии, а четверо даже являлись выпускниками Военной академии им. Фрунзе. Вот так боевики!
