Олег Алякринский - Охота вслепую
Сизый в это время находился в далеком Палермо и отслеживал передвижения синьора Марио Ринальди, еше одного вождя сицилийской мафии — не самого влиятельного его крыла, но в последнее время активно о себе заявлявшего. Дело в том, что клан дона Ринальди был тесно связан с немецкой мафией.
Марио был с виду самым «чистым» среди лидеров мафии — он никого не убивал, не насиловал, не подвергал пыткам. Но этот дипломированный детский хирург, причем небесталанный, занимался бизнесом настолько же доходным, насколько и отвратительным: он организовал в Италии подпольную сеть торговли внутренними органами младенцев, которых он оперировал и у которых, вводя в заблуждение безутешных родителей, тайно удалял почки, печень, костный мозг, чтобы переправлять их своим партнерам в Западной Европе. Однажды он попался, но каким-то образом ушел от судебной ответственности, хотя диплома и лицензии практикующего хирурга его лишили… Но Ринальди быстро нашел себе новое и не менее доходное дело: он занялся торговлей медицинским оборудованием и года через два сколотил крупнейшую в Италии, а потом и в Западной Европе корпорацию «Глобале медикале», по разветвленным каналам которой шла бойкая торговля не только одноразовыми шприцами и скальпелями, но и химическими наркотиками, подпольное производство которых Ринальди наладил в таких богом забытых уголках Европы, как Румыния, Албания и Македония. Именно Ринальди первым из европейских наркобаронов угадал перспективный коммерческий потенциал «молодежных» психотропов вроде экстази и буквально в считаные недели завалил розовыми таблетками дискотеки Рима, Милана и Сан-Ремо, а затем Мюнхена, Цюриха, Амстердама и Копенгагена… Тогда-то он и снюхался с немецкими наркоторговцами, открывшими ему дорогу на черный рынок Европы, от Польши до Испании, обрел определенную независимость от сицилийских донов, которые до поры до времени обеспечивали ему надежную крышу. Связь с немцами давала ему немалые преимущества в бизнесе, а главное, наполняла его чувством превосходства. В душе он даже самого дона Россетти, признанного лидера сицилийских семей, привык ставить ниже себя… Ощущение своей силы придало чертам его лица выражение снисходительного добродушия, которое лишь в редкие минуты, когда кто-либо не соглашался с ним или, хуже того, осмеливался перечить ему в чем-либо, сменялось гримасой бешенства, и тогда все понимали: дону Ринальди лучше ни в чем не возражать…
Осознание собственного величия в последнее время приняло столь гипертрофированные формы, что он даже стал проявлять необъяснимую для человека его положения и репутации беспечность. Ринальди даже отказался от личной охраны. Он появлялся где угодно и когда угодно, в самых людных местах, начиная от званых обедов в домах сицилийских патрициев и кончая молодежными тусовками в модных дискотеках на Сардинии, испытывая, вероятно, восторг от своих шокирующих фортелей, равно как и от оторопи, с которой обыватели встречали его внезапное появление на публике. В эти дни он ежевечерне выходил на набережную и прогуливался, одетый в шикарный белый костюм-тройку и лаковые белые же штиблеты, ловя на себе восторженные и опасливые взгляды зевак.
Сизый, прекрасно знавший, кто его клиент, немало удивлялся идиотской, на его взгляд, легкомысленности сицилийского авторитета. Уже после полдневной слежки у Сизого возник простой план. Он позвонил Сержанту и обиняками согласовал с шефом детали. Сержант в общем-то одобрил его затею. И пообещал приехать в Палермо. как только они с Домовым и Лесоповалом закончат депо в Милане. Но Сизый заверил босса, что это ни к чему и он справится с таким простейшим делом в одиночку.
В тот же день, когда в Милане был застрелен дон Напалитано, но ближе к вечеру, часов в шесть, Сизый отправился в пассажирский порт Палермо, зашел в пиццерию и сел у большого, во всю стену, окна, из которого хорошо просматривалась та часть набережной, где скоро должна была появиться заметная фигура синьора Ринальди. Сизый, не испытывавший никакой любви к пицце, заказал себе литровую кружку пива и две порции соленых орешков.
Ровно в семь вечера народ на набережной заволновался, забегали мальчишки, засуетились полицейские… Вся эта суета предвещала традиционный выход дона Ринальди на прогулку. Когда рослый мужчина в белоснежном костюме поравнялся с изящной, в виде тюльпана, урной, куда час назад Сизый подбросил увесистый газетный сверток, раздался оглушительный хлопок н повалил густой черный дым… В Афганистане Сизый хорошо усвоил азы взрывного дела, а Сержант в тульском лагере отшлифовал его навыки до идеального состояния.
Инструктор по праву мог гордиться квалификацией одного из лучших своих курсантов.
Глава 20
В течение трех недель в конце сентября — начале октября девяносто второго года в разных уголках Апеннинского полуострова были убиты семь лидеров итальянской организованной преступности, причем после гибели дона Ринальди уже ни у кого не возникало и тени сомнения в том, что все эти убийства — часть плана по методичному обезглавливанию мафии. Поначалу поднятая в газетах и на телевидении шумиха вдруг успокоилась, и казалось, вся страна тихо ведет счет потерям: дон Сальваторе Корбуччи… дон Джузеппе Сакетти… дон Пьетро Балдини… дон Артуро Ривера… Когда Ривера был найден мертвым в собственном бассейне на Капри, наступила вообще гробовая тишина. Потому что всем стало ясно: настал черед синьора Россетти. Это знали не только Сержант и его парни, это почуяли и местные пронырливые газетчики. И если после первых трех убийств газеты выходили с броскими заголовками: «Серийные убийства?», «Кто следующий?», «Сколько еще будет выпущено пуль?», то после гибели Риверы никто уже ни о чем не спрашивал. Все и так было понятно без слов.
Но Томмазо Россетти недаром считался первым среди равных отцов мафии. Газеты всегда уделяли ему повышенное внимание. Приходили и уходили премьер-министры, папы, футбольные тренеры, но дон Россетти в течение сорока лет неизменно оставался у руля. Большинство людей, знавших закулисную сторону политики и экономики Италии, были уверены, что приход или уход высших руководителей страны происходил только по воле синьора Россетти. Этому можно было верить, а можно было и не верить. Однако ни один государственный праздник не обходился без того, чтобы рядом с премьер-министром не маячила седовласая голова итальянского «спрута».
Тем не менее Россетти не предпринимал специально никаких усилий, чтобы оставаться на, виду. Так получалось просто само собой. На самом деле он был осторожен и хитер. В свои семьдесят пять лет дон Россетти обладал змеиной мудростью. Его расположения и дружбы старались добиться лучшие люди страны. Любой министр, депутат, предприниматель или деятель искусства понимал, что ни высокой должности, ни общественного признания без одобрения синьора Россетти получить невозможно. Таковы были реалии современной жизни, и это надо было признать — или отправляться на свалку истории.
Достичь такого положения Россетти было не просто. В юности этот уроженец глухой сицилийской деревушки действовал нахраписто, решительно убирая каждого, кто осмеливался встать на его пути. Не упускать даже самые ничтожные детали — эту простую мудрость он усвоил давно. Если хочешь, чтобы тебя уважали, заставь других бояться себя — этому завету он тоже следовал. Сейчас, несмотря на преклонный возраст, Россетти был еше бодр, полон сил и амбициозных планов. И совсем не собирался уходить на покой. В прессе шептались, что не так давно он пережил бурный роман с русской фото-моделью, который завершился крупным скандалом и какими-то финансовыми претензиями с обеих сторон: как оказалось, карьера фотомодели финансировалась русским криминалитетом. Ходили слухи, что синьор Россетти застал ее в объятиях двадцатипятилетнего голливудского киноактера — восходящей звезды полицейских боевиков. Герой-любовник спешно отбыл домой в Калифорнию, но где-то по дороге бесследно исчез — во всяком случае, дома в Беверли-Хиллс он так и не появился. А русская красавица хоть и осталась жива, покинула пределы Италии с позором: ей было отказано навсегда в получении итальянской визы.
Взяв недельный тайм-аут, Сержант начал обдумывать план последней — и основной акции против главного авторитета итальянской мафии и собирать информацию о Россетти — больше ради интереса, потому как уже имеющихся данных хватало с избытком.
В то же время он прекрасно понимал, что после серии громких убийств Россетти усилит свою охрану и будет вести себя с утроенной осторожностью, опасаясь удара из-за угла. Поэтому, думал Сержант, охота за стариком будет значительно более трудной и опасной, чем казалось раньше. Но залогом успеха станет дерзость и нелогичность действий охотников: тут придется работать почти в открытую, без долгой слежки и чересчур мудреного прикрытия.
