Данил Корецкий - Татуированная кожа
– Готовы, говорите, сержант Волков? – переспросил он, особо выделяя фамилию. Прикрытые набрякшими веками глаза расширились, тяжелый многозначительный взгляд впился в лицо солдата. Они многое знали друг о друге, но впервые встретились лицом к лицу. На миг Вольфу стало страшно. Слишком несоизмеримо было положение солдата срочной службы и заместителя командира бригады. И слишком жгучая ненависть билась в глазах полковника.
– Посмотрим, как вы готовы! Вернетесь – разберемся! Чучканов двинулся дальше. Вольф громко сглотнул.
– Чего это он? – шепнул сзади Лисенок. По группе прошел неодобрительный шумок.
– Р-разговорчики! – краем рта рыкнул Вольф, и порядок мгновенно восстановился.
Когда особая рота грузилась в самолет, Чучканов дал последнее напутствие Шарову:
– Смотри, про трофеи не забудь, как положено! Полковник сказал это требовательным шепотом, но группа «Зет» как раз подходила к трапу, и Вольф ясно расслышал каждое слово. Хотя и не понял, о каких трофеях идет речь.
Короче, прощание в родной части было не очень теплым. И теперь беспризорники, отвыкшие и от оживленных улиц, и от потоков машин, и от девушек, пытались сами, как могли, скрасить свою серую жизнь.
– Товарищ майор, давайте мороженого поедим! – завопил Звон. Мороженого они тоже давно не видели, но эта проблема, в отличие от женской, решалась гораздо проще.
– Не товарищ майор, а Георгий Иванович, – поправил командир особой роты. Останавливаться в городе не разрешалось, но он нарушил запрет и протянул Звону пятерку: – Купи на всех. И быстро. Одна нога здесь – другая там!
Радист-дозиметрист Звягин в лопнувших кроссовках и растянутой майке радостно выпрыгнул на совершенно гражданский, без двойного смысла и скрытых опасностей тротуар и бросился к киоску. За ним с завистью следили бойцы разведки специального назначения: снайперы, саперы, гранатометчики, взрывники... Девятнадцатилетние пацаны в тесной старенькой одежонке.
По легенде, они являлись едущими на практику курсантами мореходного училища. Но в мореходке не встретишь столько подобранных по единому стандарту здоровяков, да и одеваются живущие в портовом городе курсанты гораздо приличней... К тому же у курсантов не бывает целого грузовика крепких ящиков специфической защитной окраски. Словом, легенда могла сойти за правду только в том случае, если в нее сильно хотели поверить.
В порт автобусы, груз и людей пропустили без досмотра и проверки документов. Никаких документов у солдат и не было, как, впрочем, и личных вещей – только мыло, бритва и зубная щетка. Запрещались сигареты и папиросы – вместо них выдали безымянный табак для самокруток. Часы и визитную карточку Грибачева Вольф сдал на хранение в сейф Семенову, зато положил в нагрудный карман кургузого пиджачка клочок ваты со следами губной помады.
Затерявшись в деловитой толчее грузовых причалов, автобусы подъехали к сверкающему свежей краской сухогрузу «Герои Бреста». «Курсанты» быстро загрузили на борт тяжелые деревянные ящики, и судно отдало швартовы. Ребята недолго наслаждались чистым воздухом и видом морских просторов: всех согнали в трюм, где были устроены длинные нары из плохо оструганных досок.
– В целях маскировки от воздушной и космической разведки противника выходить на палубу разрешается только ночью, – объявил лейтенант Половинко. В особой роте он представлял военную контрразведку. – Выход повзводно, на один час. Вопросы есть?
– А сколько нам так плыть? – недовольно спросил Киря.
– Увидите, – туманно ответил лейтенант, и по тону чувствовалось, что он сам не знает ответа.
Ночью курс «Героев Бреста» пересекся с курсом равно-тоннажного сухогруза «Миклухо-Маклай», вышедшего накануне из Одессы. Одновременно такелажные команды обоих судов, спустив за борт подвесные люльки, отодрали выкрашенные в цвет бортов маскировочные полотнища с временными названиями, которые скрывали названия настоящие. При этом под «Героями Бреста» оказалась надпись «Миклухо-Маклай», а под «Миклухо-Маклаем», соответственно, «Герои Бреста».
Босфор суда проходили уже под новыми именами, и если бы разведка неведомого противника получила информацию про подозрительных «курсантов», то все ее внимание было бы приковано к груженным пшеницей «Героям Бреста», мирно идущим обычным курсом на Апеннинский полуостров. А вновь обретший имя «Миклухо-Маклай» с особой ротой в трюме спокойно и без помех прошел Средиземное море, вышел в Атлантику и повернул к экватору.
Ни о конспиративных ухищрениях, ни о маршруте следования личный состав особой роты не знал. Люди затомились в гулком, ограниченном разогретым металлом пространстве. Занятия по физподготовке в импровизированном спортзале постепенно сходили на нет, оставались только тренинга с оружием и политинформации.
Когда вошли в тропики, влажность и духота сделались вообще непереносимыми. Душ заменяло окатывание теплой забортной водой во время ночной «прогулки». Ведро на троих. Скученность, тяжелый запах пота, воспаляющиеся расчесы на теле...
– Уже неделю болтаемся, сколько еще? – ныл Бритый Гусь. – А потом обратно, вообще с ума сойдем!
– Не бойсь! – подбодрил Деревянко. – Сделаем все красиво, полетим самолетом. Несколько часов – и дома!
–А если...
Голый по пояс Бритый Гусь нервно шарил в карманах брюк, то и дело доставая обрывок бумажки и щепотку табака, тоскливо нюхал и прятал обратно – курить разрешалось только ночью на палубе.
– Если не выйдет красиво?
Деревянко тяжело вздохнул, сделал неопределенный жест и ничего не ответил.
– Тогда нас похоронят, и все? Да?! Возьмут и зароют?! – нервозно повысил голос Гусь и машинально свернул «козью ножку». – А сейчас даже покурить нельзя?
– Не бойсь, никто тебя не зароет, – проговорил Деревянко, но мрачный тон придал фразе отнюдь не успокаивающий смысл.
– Так и бросят валяться, да? – не успокаивался Бритый Гусь.
Он хотел сказать что-то еще, но внезапно Вольф схватил его за руку и вырвал самокрутку. Развернув цигарку, он внимательно рассмотрел листок с фиолетовой печатью. Потом взял Гуся за локоть и отвел в другой конец трюма. Здесь мерзко воняло от больших, накрытых грубыми деревянными крышками ведер, которые по ночам выворачивали в океан.
– Откуда это?!
– Нашел место, к парашам привел! – заскулил Гусь. – Чего особенного? На парашютном складе взял, у Чувака в столе. Зачем табак рассыпал, у меня последний...
– Когда это было?
– Да перед учениями! Как раз накануне. А чего такое?
– Дурак ты. Гусь. Мы все документы, все личные вещи оставили, гражданские шмотки надели, а ты печать части с собой потащил. Соображаешь, чем это пахнет?
– Ух ты! – Бритый Гусь быстро оглянулся. – Слышь, Волк, я же не нарочно! Не подумал просто... Никому не говори, Волк, ладно?
– Ладно.
Вольф сунул бумажку в карман. Именно такими опечатывали парашюты. Повинуясь первому порыву, он сразу пошел искать Чувака. Тот почему-то редко попадался на глаза, может быть, нарочно старался держаться в стороне. Но в следующую минуту Вольф передумал. Обстановка была явно неподходящей для жесткого «потрошения», значит, дело ограничится невнятными обвинениями и столь же невнятными оправданиями. Лучше выждать удобный момент...
На десятый день плавания им выдали форму. Допотопные галифе, гимнастерки навыпуск под ремень, сапоги. В карманах каждого комплекта лежали отрезок белой ткани, пара таблеток в целлофане и маленькая баночка с черным кремом, напоминающим гуталин, но без запаха.
– А это зачем? – выпятил губу Дрын.
– Повязку на левую руку, чтобы своих отличать. Таблетки повышают остроту зрения. Кремом намазать лица и открытые части тела, – пояснил Деревянко.
– Тю! А рожи-то зачем мазать? А-а-а... Чтоб в темноте не светились! – просиял от собственной сообразительности Дрын.
– Молодец, Дранников, на лету хватаешь! – с улыбкой сказал лейтенант. И добавил: – Там будут люди, которые на нашей стороне, они тоже с повязками. Так что не палите во всех подряд!
Получили и зарядили оружие, надели легкие кевларовые жилеты с титановой вставкой над сердцем, набили карманы «разгрузок» запасными магазинами, которые тоже должны были защищать от пуль. То, что казалось далеким и малореальным, стало стремительно приближаться, распространяя отчетливый запах смерти. Ребят начал бить мандраж.
– Ничего, сработаем красиво – все героями станете! – подбадривал бойцов Деревянко. – Если не орден, то уж медаль точно...
– Да я бы без медали обошелся, – пробормотал Бритый Гусь. – Дрых бы лучше в казарме со второй ротой...
Вольф подумал, что, оказывается, в герои могут загонять насильно: палкой, приказом, стечением обстоятельств. Ему тоже не хотелось становиться героем, и вконец осточертевшая казарма казалась сейчас самым желанным местом в мире. Но он никогда не сказал бы об этом вслух.
