Марина Барбышева - Звездочет. Любовник фортуны
Деятель смотрел испытующе. А чиновник подумал: «Да, от некоторых людей, действительно невозможно откупиться… Но они не любят пачкать руки…»
— Я помогу! — решительно кивнул он. — А что за человек?..
Деятель указал подбородком на припаркованную поодаль машину. В ее открытом окне был хорошо виден молодой человек с хорошим интеллигентным лицом.
— Простой человек, — продолжал деятель. — Всего лишь слуга своего босса.
— Чего хочет? — по-деловому спросил чиновник.
— Все хотят одного… — вздохнул деятель. — Заработать. Сведи его с местным папой… или… — он выразительно покачал трубкой мобильного телефона. — Короче, смотри сам.
Чиновник удрученно смотрел на молодого человека в окне соседнего автомобиля. В его голове простенькой мозаикой складывался план. Он только никак не мог врубиться, зачем надо было так его пугать?..
Виктор смотрел на непроницаемые стекла государственной служебной машины и думал, договорятся там или нет? Потому что если не договорятся, то это слишком все осложнит в их деле. Придется искать другие ходы и другие решения. А на это нужно время, которого нет.
Из машины вылез чиновник с заморенным безвольным лицом. И Виктор догадался, что там договорились.
После того как государственный деятель удалился, Виктора пригласили в чиновничью машину. Хозяин был не слишком любезен и вместо приветствия позволил себе лишь небрежный кивок. Тут же в салоне, в присутствии незнакомца, он сделал два коротких лаконичных звонка, из которых было понятно, что он может работать с людьми.
— Сейчас в одно место подъедем, — пробормотал он, угрюмо глядя перед собой. — Договариваться будешь сам. Я поддержу. Но… поаккуратней там… — добавил он на всякий случай. — Они люди серьезные. Одно неправильное слово… ну, в общем, ты меня понял.
Виктор пожал плечами, из чего следовало, что он все понял.
Они сидели в шикарном этническом ресторане в отдельном кабинете, оформленном под охотничий домик. Шкуры на стенах, лосиные рога, кабаньи морды… вместо дверей шторки из некрашеной кожи… кондиционер, накрахмаленные льняные салфетки, ручной работы кружева на скатерти…
Папа и двое его людей по обе руки пристально смотрели на Виктора. При этом они продолжали спокойно есть жареное мясо из стилизованных под старину тарелок. Виктору кусок не лез в горло, хотя и ему принесли закуски. Чиновник тоже не ел.
— Завтра. Я знаю место. Приедет партия медицинского морфия, — отрывисто говорил Виктор, стараясь звучать как можно более убедительно.
Чиновник кивал в такт его словам.
— Ты кто такой? — вдруг перебил папа, и в этом простом вопросе слышалась спокойная недвусмысленная угроза.
— С ним все в порядке, — поспешил заверить чиновник, выставив вперед потные ладошки. — Я его знаю.
Но папа чиновника чисто конкретно проигнорировал. Он ждал ответа от Виктора.
— Я задал вопрос, — выразительно повторил он.
— Я Виктор Костромитин, — честно признался Виктор. — Работаю на одного авторитетного человека в Брюсселе.
— Имя, — коротко бросил папа.
Виктор неуверенно покачал головой. Но папа ждал, и его молчание было еще более красноречиво, чем тяжелая лаконичная речь, где каждое слово весило куда больше, чем жизнь. И Виктор сдался.
— Тенгиз.
— Русский?
— Русский.
Папа кивнул одному из подручных. Тот тут же поднялся и, на ходу вынимая мобильный, вышел из кабинета. Виктор проводил его сдержанным взглядом.
— Ну? Давай-давай… — подбодрил его папа. — Чего замолчал?..
— Я знаю место… — напомнил Виктор.
— Я уже понял. Почем берешь за продажу босса?.. Не тридцать же сребреников?.. Инфляция… — папа притворно вздохнул.
— Между прочим… — Виктор позволил себе улыбнуться. — Тут умные люди подсчитали… в общем, те самые тридцать сребреников, если в переводе на теперешние зеленые, так очень даже солидная сумма получается.
— Ты не умничай! — прикрикнул на него папа.
— Хорошо, — осекся Виктор и добавил, скромно потупившись: — Полмиллиона.
— Я дам сто тысяч, — ничуть не смутился папа.
— Пятьсот.
— Сто пятьдесят. И то, если все пройдет нормально, а ты не подавишься котлетой.
— Пять сотен, — продолжал настаивать Виктор. — С этого дела мне нужно пять сотен. И дело даже не в моих деньгах. А в его неприятностях. Я считаю… он мне должен гораздо больше.
В кабинет возвратился подручный и что-то зашептал папе на ухо. Виктор насторожился. Чиновник застыл, прямо остекленел. Кабаньи морды на стенах, казалось, только что прервали дыхание, будто поперхнувшись давно пережитым страхом. Пауза разбухла и раскалилась. Папа смотрел внутрь себя. Думал?.. Взвешивал информацию?.. Что-то решал или на что-то решался?.. Наконец он вздохнул, и его взгляд выкатился наружу.
— Где это место?.. — снова спросил он.
Чиновник перевел дух. Виктор расслабил мышцы лица.
— Мы не решили с деньгами, — упрямо напомнил он.
— Будет тебе пятьсот, — нехотя согласился папа. — Где место?!
— Это соляной склад. Двадцать тонн медицинского морфия в мешках с солью «экстра», — понизив голос сообщил Виктор.
Все удивленно уставились на него, папа был явно заинтересован, и даже чиновник заметно повеселел и воспрял духом.
— Есть план?.. — спросил папа изменившимся, уже вполне человеческим тоном. — Потому что… если нет плана… двадцать тонн… сам понимаешь, будут проблемы.
— План есть, — Виктор подался вперед, обращаясь только к папе: — Нужны полицейские машины. Форма, документы — это все на мне. Но машины ваши.
Папа вопросительно посмотрел на чиновника. Тот поспешно закивал.
— О'кей, — согласился папа.
— Ну и отлично, — чиновник потер друг о друга ладошки и поднялся, похоже, намереваясь откланяться. — Я рад, что у вас все сладилось… — он попятился к запахнутым кожаным шторкам.
— А ты куда это собрался?.. — остановил его папа, и его тон вновь сделался суровым и непререкаемым. — Не-е, ты останешься. Будешь вроде как гарантийный талон.
Он противно расхохотался. Его подручные позволили себе ухмыльнуться. Виктор устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. А чиновник поник, окончательно потеряв остатки своей представительности. Он понял, что не сейчас стал разменной монетой в руках важного государственного деятеля, а с его легкой руки и всех этих страшных людей… Но тогда когда же?.. Он обмяк и, наконец, сбросил пиджак и растянул узел галстука. Рванув верхние пуговицы на рубашке, он принялся мучительно массировать покрытую красными пятнами шею. Он вдруг догадался, что его карьера так или иначе подошла к своему логическому завершению.
Кожаные створки раздвинулись, показался официант с подносом, на котором стоял кофейник и несколько чашек. За стеклянными стенами вовсю бушевал ливень. Где-то далеко вспыхивали молнии, но раскатов грома почти не было слышно.
Чиновник глупо захихикал и утер со лба пот. На него наваливалось странное всепоглощающее безразличие, неконтролируемое и безнадежное, делающее его невесомым и незначительным.
Дождь к ночи прекратился, и Виктор не знал, хорошо это или плохо. И никто из участников операции не знал. Возможно, что в дождь было бы куда удобнее замочить кучу людей. Но тем не менее… дождя больше не было. На открытых местах сразу просохло, и лишь по закуткам собралась парная затхлая сырость, да умытая от городской пыли листва шелестела радостно и свежо.
На соляном складе было безлюдно и тихо. Даже сторожа где-то попрятались или ушли с места работы… или их ненавязчиво убрали…
Вдруг тишину осторожно нарушили вооруженные люди в полицейской форме. Примерно человек десять. Они быстро и слаженно рассредоточились по складскому помещению и заняли выгодные позиции для стрельбы.
Папа и Виктор удобно расположились в безопасном и удачном для наблюдения месте. Подручные папы бесцеремонно приволокли чиновника и усадили на перевернутый дощатый ящик. Он жаловался на сердце и не хотел никуда выходить из ресторана. Но с ним уже никто не считался. В качестве гарантийного талона он годился и с плохим самочувствием, а в то, что он может ненароком откинуться, почему-то никто не верил. Чиновник безнадежно привалился спиной к бетонной стене и сдавленно стонал, хватаясь за грудь.
Какое-то время все просто ждали, обозревая пустынную темную складскую площадку. Но в конце концов бандитов начало тяготить необоснованно затянувшееся ожидание. Особенно занервничал папа. Он вообще от природы не отличался терпением. Он демонстративно смотрел на часы… потом на Виктора… потом снова на часы… что-то цедил сквозь зубы, перешептываясь с подручными. Виктор напряженно вслушивался в тишину, вглядывался в ночь, не обращая внимания на манипуляции папы.
