Алан Алтьери - Человек со стороны
Облако горящего фосфора, наполненного шрапнелью, превратило место попадания в гигантский факел, сжигающий все и всех.
36.
— Рутберг! Джошуа Рутберг!
Дым пожара гулял медленными смерчами по разрушенному ангару. Он был напоен запахом горелой краски, химических продуктов и горячего железа. Дым стлался по мертвым телам. Живых вынуждал задыхаться и кашлять. Немногих, оставшихся в живых.
— Конец поездки, Джошуа!
Хриплый голос перекрыл потрескивание огня. Наложился на далекое карканье ворон. Слоэн сидел, прислонившись к колесу, держа в руке «глок». Предстоял ближний бой. Автомат разбит, гранаты кончились.
— Тело твоего отца вернулось на землю. Я знаю, почему ты всадил ему две пули в голову!
Глаза у него горели. С каждым морганием век перспектива ангара становилась все менее отчетливей.
— Ты захотел подмять под себя всю систему, не так ли, Джошуа? Всю систему ! Из-за этого ты и убил собственного отца!
Каждое слово царапало ему горло. Кровь продолжала течь из раны в боку. Вся левая нога была мокрой от крови. Кровь капала из разбитой правой брови, стекая по лицу. Он чувствовал ее соленый металлический привкус на губах.
— Ты тоже мог бы иметь часть ее, Дэвид!..
Голос Джошуа Рутберга прозвучал рядом с ним, или чуть в стороне — определить было невозможно.
— … Они все умерли, Дэвид: Ричард Валайн, Самуэль Рутберг, Карло Варци, Кармине Апра, Франческо Деллакроче! Все мертвы… У меня для тебя осталась последняя цель, киллер! — Рутберг рассмеялся. — Фрэнк Ардженто в обмен на половину системы !
— Ты уже пытался. — Слоэн полз на звук. — И проиграл. Тебе нужен был не человек со стороны. Тебе нужен был человек, с которым тебе надо было покончить, человек, который сгорит по твоему плану. Пришло время для нас двоих гореть в аду!
— Ты, как всегда, переигрываешь, Дэвид. Так мелодраматично…
Слоэн положил палец на спусковой крючок, продолжая ползти.
— Со мной твоя шлюшка, Дэвид!..
Слоэн поднялся на ноги и тотчас согнулся, переломленный сильным кашлем. За ним тянулась цепочка кровавых следов. Перед ним находился выход из лабиринта, а дальше ничейная земля.
— … Почему бы тебе не присоединиться к нашему пикнику?
Слоэн остановился на засыпанном обломками полу посреди ничейной земли.
— Ты говоришь штампами, Джошуа. — Слоэн поднял «глок», выбирая цель. — Думаю, это твоя последняя глупость: взять заложника.
Джошуа Рутберг, он же Майкл Халлер, он же Ричард Валайн, ждал его, стоя рядом с очередным черным «бмв». Между ним и бортом машины была зажата Лидия, со стволом «кольта» у горла.
— Брось свою пушку, Слоэн. — Рутберг еще сильнее прижал ствол к шее девушки. — Брось пушку, сукин сын!
«Глок» еле заметно сдвинулся. Джошуа Рутберг определил точку, куда смотрел его ствол: в его правый глаз.
— Тебе надо выбирать, — Слоэн стал медленно подходить к машине, — она или я. И ты должен быть очень быстрым, крайне быстрым. Быстрее пули. — Слоэн рассмеялся. Он явно не боялся умереть. — Ты должен убить меня с первой попытки, Джошуа. Потому что она у тебя будет всего одна.
— Стреляй в него, Дэвид! — Придушенный давящим на шею стволом, голос Лидии прозвучал хрипло. — Убей его!
— Не совершай ошибки, Дэвид, — предостерег Рутберг.
— Тебе решать, сволочь! — Ствол «глока» смотрел ему прямо в лоб. — Что ты ждешь, повторного обрезания?
— Я тебя пристрелю, сучка! Пристрелю!.. — Из металлической двери в конце ангара вылетела фигура, с одежды которой рекой лилось грязное вонючее масло. Ламберти сжимал в руках автомат «узи».
— Ламберти, стой! — закричал Рутберг.
— Сдохни, падла!
Антонио Ламберти, обезумевший от ярости, открыл огонь.
Рутберг отпрыгнул в сторону, движимый инстинктом самосохранения. Лидия тоже бросилась на пол за «бмв». Оба старались отползти от линии огня.
Длинная очередь прошила «бмв» насквозь. Стекла посыпались, словно мелкие алмазы.
Андреа Каларно вынырнул из щели между двумя трамваями и выстрелил из «бенелли». Удар заряда из трех пуль швырнул Ламберти на пол, словно бумажный шарик, сдутый вентилятором.
Слоэн начал стрелять, как только Рутберг появился из-за «бмв». Звуки «голка» и «кольта-питона» слились в один.
Кровь брызнула из левого плеча и руки Слоэна. Удар едва не сбил его с ног. «Глок» запрыгал в руке: пять выстрелов менее чем за две секунды.
Одна из пуль «гидра-шок» прошла сквозь солнечное сплетение Джошуа Рутберга, вторая вошла в верхнюю часть груди, выбросив фонтан крови. Третья и четвертая попали прямо в лицо.
Лидия бросилась к Слоэну.
В ее ушах еще звучало эхо перестрелки. Голова горела, во рту пересохло. Она была в осколках стекла, в пыли и крови. Но она была живая.
Невредимая.
Ярость прошла так же мгновенно, как и появилась.
— Дэвид, Дэвид!..
Слоэн стоял. Он ничего не чувствовал. Пистолет выпал из обессиливших пальцев. Из последних сил ему удалась улыбнуться.
— Hi, kid… How’s school today?[19]
Лидия поспешила поддержать его. Андреа Каларно бросился на помощь Слоэну, обхватив того за пояс. Его глаза встретились с глазами Лидии. Никто из двоих не произнес ни слова. Сказать было нечего. Слоэн стал валиться вперед. Лидии и Каларно едва удалось удержать его.
— Дэвид!..
— Держись, Дэвид! — Каларно обнял Слоэна за плечи второй рукой. — Мы отвезем тебя в госпиталь!.
Крак!
Где-то за их спинами зазвенело разбитое стекло.
Позже ни Лидия, ни Андреа Каларно не смогли с ясностью вспомнить все, что случилось. Эпизоды сменялись с огромной скоростью, сливаясь, накладываясь один на другой.
Слоэн резко повернулся. Инстинкт профессионала. Первый удар бросил Лидию на пол, заваленный обломками. Второй удар пришелся в лицо Каларно, отчего тот отлетел на несколько шагов от Слоэна.
За выбитым стеклом одного из вагонов, изрешеченных трассирующими пулями, стоял человек. Человек о котором все забыли.
Крот. Глубокая Глотка.
Судья Гуидо Ловати.
С автоматом «калашникова» в руках.
Слоэн закончил движение правой руки, сжимавшей оружие. Револьвер для охоты на гризли «казулл 454».
Ловати нажал на курок, «калашников» зашелся в кашле. На курок нажал и Слоэн. Звук гигантского револьвера перекрыл все остальные.
Его крупные пули со скоростью, вдвое превышающей скорость звука, и ударной силой в три тонны, попали Гуидо Ловати прямо в грудь. Сила удара была так велика, что его тело, выбив спиной окно противоположной стенки трамвая, вылетело наружу и упало на рельсы, заливая их водопадом крови.
Выпущенные из «калашникова» пули попали Дэвиду Слоэну в грудь. На этот раз на нем не было кевлара, способного их остановить.
Небо над ангаром стало абсолютно черным.
— Я завершил…
Каларно и Лидия стояли на коленях радом с ним. Лидия держала его руку в своей.. Он пытался что-то сказать:
— …искупление.
Каларно сорвал с себя бронежилет, свернул его и подложил под голову Слоэна.
— Дэвид, ты выкарабкаешься! Ты выкарабкаешься, дружище!..
— То, что написано, — светлая легочная кровь потекла из уголка рта, — то написано…
Каларно отвернулся. Горло его сжалось. Словно он проглотил пучок шпината.
— Лидия…
Черты его лица начали медленно разглаживаться. Было похоже, что он улыбнулся.
— Я здесь. Я с тобой, Дэвид.
Лидия склонилась к самому его лицу. Губы Дэвида прошептали что-то. Каларно не расслышал, что.
Или сделал вид, что не расслышал.
37.
Вой сирен приближался. Множества сирен.
Андреа Каларно медленно поднялся на ноги. Он мог сказать, что загнал в ловушку Ловати. Что шел по его пятам до этого заброшенного ангара. Но пришел слишком поздно. К тому времени, как все тут перестреляли друг друга.
Имелись видеокассеты, записи признания Белотти, секретный рапорт ФБР по Ричарду Валайну. На каждый вопрос, даже самый коварный, у Каларно имелся ответ.
Со временем шок, ужас от этого черного ноября утихнет. И упокоится в могилах тихих кладбищ.
Джошуа Рутберг был прав: они все умерли.
Прав и Дэвид Слоэн: этот день был судным. Мертвецы вернулись в свои могилы, чтобы никогда на воскреснуть.
— Уходи отсюда.
— Что вы сказали? — Лидия подняла голову.
— У тебя осталось мало времени. — Каларно старался не встречаться с ней взглядом. — Уходи скорее!
Лучи фонарей уже пульсировали у выбитых ворот. Догорающий огонь скрыл из глаз бегущую Лидию.
Лидия шагала под снегом.
Мимо горы трамвайных колес. В правом кулаке она сжимала то, что дал ей за мгновение до смерти Дэвид. Вороны прекратили каркать. Ночь наполнилась покоем.
Лидия не разжимала кулак. Почувствовала, что-то горячее потекло по лицу. Должно быть, снег таял на ее разгоряченном лице.
Этим все должно было кончиться.
Эпилог.
Стеклянные висюльки, трубчатые колокольчики.
