Михаил Нестеров - Группа особого назначения
– Одну минуту. – Кавлис оставил Евсея и подошел к машине. Шура к этому времени выпустил баранку из рук и вышел навстречу.
Они поздоровались. Кавлис стоял к Евсею боком, старый еврей смотрел на него, то и дело качая головой. Он не спросил Николая, освободили ли они своего командира из плена, – зачем это? – и так ясно, что да. Иначе остались бы все там, на чужой земле, под чужим небом, неродными звездами, бледной луной; в тот раз, словно предчувствуя беду, луна исходила мертвенным светом, открыто освещая губительную для русских парней землю.
Евсей не лицемерил, на душе у него действительно было скверно. И потом несвойственно для себя он долго переживал за ребят. Но больше от неизвестности: живы ли они? все ли?
Сейчас ему тоже нелегко, но все же чуть полегче; он увидел Николая, узнал, что не все сгинули в проклятых горах… Но того парня жаль. Еще тогда Евсею показалось, что смотрит он в глаза покойника, живого покойника, видит его улыбку, слышит беззаботный голос. Но внутри уже было все напряжено. Жутко, несправедливо. Ох, как несправедливо.
Подошел Кавлис, в его голосе Евсей уловил извиняющиеся ноты. Да и в глазах застыло то же выражение.
– Евсей Михайлович, вы уж извините меня, но я к вам по делу.
– Это все дома, дома, – торопливо ответил Кришталь. – Ступайте за мной.
Обстановка в доме Кришталя оказалась роскошной, как и представлял себе Кавлис. Гостиная бывшего торговца оружием была обставлена модерновой светлой импортной мебелью, пара кожаных кресел необычного оливкового цвета, диван; драпировка стен выглядела несколько темнее мебели. Воздух казался стерильным, пройдя через кондиционированную сплит-систему, которая поглощала табачный дым и убивала микробы. Николай довольно долго и с некоторым недоумением рассматривал старомодную рукодельную «дорожку», протянувшуюся вдоль дивана. Он не очень хорошо знал Евсея, но предположил, что, возможно, «дорожка» была дорога ему как память о маме или бабушке.
Несвойственно для себя Кришталь суетился, торопливо заварил крепкий чай, нарезал лимон, поставил на стол конфеты, забыл бросить гостю обычное: «Вы уже кушали?»
– Вы не женаты? – спросил Николай. – Один живете?
– Один, – несколько недовольно ответил Кришталь на прямолинейный вопрос гостя. – Посмотрите на меня, на то, что вас окружает, и представьте какую-нибудь Цилю. Или тетю Цилю – как вам удобнее. Потом представьте меня в спальне. Я хочу кофе или чего-то другого. Я кричу с кровати: «Циля! Циля!» Входит Циля с заспанным дородным лицом и веником в руке. Под цветастым халатом Цили красиво колышется загадочный живот с выпуклым пупком, на него легко ниспадают две такие же таинственные груди. В сонных глазах Цили восторг, в открытое окно врывается бытовой шум. Я снова взываю к ней: «Циля! Циля!» Она стоит, как дура, и не понимает, чего я хочу от нее, открывает рот. Я хочу жить, поэтому стараюсь не дышать. Глядя на нее больше двух секунд, я теряю терпение и дар речи, закатываю глаза, заламываю руки. Циле больно, она кричит. Я вторю ей. Наш вой подхватывает домашняя собака, домашняя кошка в ужасе бросается в открытое окно. И весь этот кошмар называется семейной жизнью. Знаете, Коля, это раньше я был романтиком, мог ночами сидеть с девушкой на берегу реки, читая ей стихи. Я еще не старый, иногда меня тянет с девушкой на берег, но стихов я ей, поверьте, не читаю. И что я могу прочесть? Разве что собственного сочинения: «Луна такая круглая, как дура. А ты такая умная, как утка». Это мое последнее произведение: «Внезапная догадка Кришталя». Запишите.
Евсей пододвинул гостю чашку с чаем, ответил на его благодарный кивок и перешел на деловой тон:
– Как и любой еврей, я не люблю давать – в основном я предпочитаю брать. Посему, не отступая от физиолого-национального кредо, спрошу у вас так: «Что там у вас, Коля? Давайте».
Кавлис рассмеялся.
– Я знаю и другое, – сказал он. – У вас есть еще одно правило: не оказывать помощи.
– Это одно и то же. Однако, мне помнится, вы разбили мое правило. Так что не будем дуть на пропеллеры, все равно не взлетим. Я вижу, – сообщил Евсей, бросив на собеседника проницательный взгляд, – вы несколько стеснены. Расслабьтесь, со мной можно говорить открыто, как в землях Палестины. Итак, вам снова понадобилась помощь старого человека. Принимая во внимание ваш визит, открытые намеки, нетрудно догадаться, что вы опять заинтересовались оружием. Кстати, вы в каком звании?
– Майор.
– Я – ефрейтор. Так вот, я спрошу у вас, как старший по возрасту: на кой черт вы снова лезете в драку? Вам мало пятерых ребят, которых вы потеряли?
– Евсей Михайлович…
Прерывая гостя на полуслове, хозяин поднял руку и наставительно произнес:
– Когда вы уйдете от меня, посмотрите на номер дома и хорошенько запомните его: на сей раз вы обратились не по адресу. Но не потому, что я не хочу вам помогать, а потому, что мне больше по нраву была майка с номером десять на спине – вы сами определили меня десятым номером отряда. А сейчас, я уверен, вы скажете мне, что я – номер пять. Я не хочу понижения, Коля, мне гораздо приятнее видеть вас в вертикальном положении. А я буду мучаться потому, что, окажи я вам очередную услугу, останусь один. И что тогда? Да, у меня есть оружие – на всякий случай, но я не умею стрелять, не умею командовать. Допустим, я помогу вам, потом буду ждать от вас вестей. И вы обязательно явитесь. Обратите внимание на последнее слово. Вы не придете, как сейчас, а именно явитесь, спуститесь с небес и скажете: «Здравствуйте, Евсей Михайлович! Узнаете меня?» – «Господи!» – скажу я. И потеряю дар речи. А вы добавите: «Нам нужна ваша помощь». И заберете меня с собой. Именно так оно и случится, поверьте мне. Одним словом, я больше не хочу вам помогать только по одной причине: я хочу и всегда рад видеть вас живым, так вы мне больше симпатичны. И последнее. Хотите – верьте мне, Коля, хотите – нет, но вместе с вами я прожил лучший кусок своей жизни.
Евсей замолчал, сердито насупив брови.
– Вы курите? – спросил он.
Николай молча выложил на стол пачку «Явы». Еврей поморщился.
– Чтобы раскурить их, нужен компрессор. А у меня в груди только пламенный мотор и слабые легкие, – сообщил он и предложил гостю «Кэмел».
Прикурив сигарету, Евсей еще раз бросил недовольный взгляд на собеседника и протянул руку:
– Давайте список. Я помогу вам и на этот раз – но не от избытка оптимизма, уж поверьте мне. Но сразу скажу, что гранатометов у меня нет. Я вынужден был отказаться от поставок тяжелого артвооружения. И последнее – чтоб вы знали: я завязал торговать оружием. Закодировался или зашился – как угодно. У меня остался энный запас стволов, который, в силу моей наступившей честной жизни, я не знаю, куда сплавить. Но, может быть, вы сумеете развязать мне руки. В конце концов, нет худа без добра. Всю свою жизнь я шел рука об руку с весьма невесомым понятием – лучше плохо стоять, чем хорошо «сидеть». Последний раз я сидел довольно прилично, несколько лет любуясь закатами и рассветами Мангышлака. Не хочется на старости лет морозить свои слабые легкие. Так что повторюсь: вы можете раз и навсегда развязать мне руки. И еще: лично вам я верю. По возвращении вы не сдали меня. Хотя тут был обоюдный интерес. Но все же.
– Списка у меня нет, – ответил Николай, – но вы и так все запомните. Четыре пистолета…
Евсей снова перебил его взмахом руки.
– Четыре! Видите, насколько я оказался прав? – Кришталь покачал головой. – Четыре… Ну, давайте дальше. Только сначала уточните, куда мне нужно будет доставить оружие. Фолклендские острова?
– Нет. Думаю, за пределы Новоградской области наши действия не выйдут.
– Вы меня не успокоили. Мне было бы безопаснее вывезти оружие на вышеназванные земли. Позвольте узнать, кто на сей раз попал в плен? – насмешливо произнес Кришталь. – Снова ваш командир?
– Нет. Похитили мальчика. Беспризорника.
Евсей боязливо покосился на собеседника.
– Час от часу не легче… Я боюсь вас обидеть, Коля, но мне показалось это смешным: кому пришло в голову красть бродягу? Посвятите старика, а то я, чего недоброго, рассмеюсь.
– Смеяться вы вряд ли станете.
– Ну-ну, я весь внимание. Кстати, запомните одно очень хорошее правило: беззвучное внимание – и ничего больше. Прислушайтесь к этой фразе, молодой человек, постарайтесь понять ее. Но не коверкайте, просто примите.
Глава четырнадцатая
Санька не любил сидеть сложа руки. К тому же неплохой пример ему подавали трудолюбивые крысы. Они постоянно шастали по камере, принюхиваясь; деловая возня крыс справедливо казалась мальчику мышиной, какой-то бестолковой. В основном толстозадые грызуны проникали в камеру через довольно широкую щель между дверью и полом. При сумеречном свете пленник основательно изучил крепкую с виду дверь. Но от постоянной сырости нижняя ее часть здорово прогнила. Если бы на мальчике были обычные ботинки, он бы сумел воспользоваться супинатором, металлической частью подошвы, вмонтированной внутри и внешне похожей на лезвие ножа, – разодрать ботинок он бы сумел. Санька прошел неплохую школу, когда более старшие товарищи, поднаторевшие в отсидках спецприемников, обязательно и по-честному делились опытом. Теперь и Санька мог поучить какого-нибудь салажонка.
