Александр Афанасьев - Бремя империи
Стук раздался, когда на часах было два часа нового дня. Сначала Сноу подумал, что опять начали стучать соседи — сверху уже без малого месяц шел какой-то ремонт, буквально выводя разведчика из себя. В конце-то концов это престижный квартал, он платит солидную арендную плату и имеет право на чуточку покоя. Чтобы не грохотал молоток, не визжала истошно пила. Но ремонт шел, и спасением от него были только ватные беруши, коих он купил на днях уже вторую пачку.
Сноу выругался, повернулся на другой бок, чтобы попытаться вновь заснуть — и только тогда вдруг понял, что какими бы придурками ни были строители наверху, ремонт в два часа ночи они делать ну никак не будут…
Стучали в дверь…
Сноу поднялся, накинул на голое тело халат — его любимый, китайский, с шитьем золотой нитью. Пистолет — законно зарегистрированный, лежал в тумбочке рядом с широкой кроватью — но Сноу его брать с собой не стал. Что бы ни писали британские газеты — он жил здесь и видел, что русская полиция вполне справляется с грабителями и хулиганами и ночью можно открывать дверь вполне безопасно…
Сноу заглянул в глазок — и отшатнулся. Сначала ему почудилось, что он спит и все, что происходит, это всего лишь сон, который бесследно пройдет к рассвету. Он даже шлепнул себя со всей силы по бедру, чтобы проснуться, но легкая, похожая на ожог вспышка боли убедила его, что он не спит и то, что происходит, происходит в реальности…
Какого хрена он приперся сюда…
За дверью стоял Мехмет — тупое и сильное животное, прошедшее полный курс обучения в одном из лагерей, которые британцы содержали под Пешаваром. Там он показал такие успехи в умении убивать, что сам Шейх сделал его своим личным телохранителем. Собачья верность и боевые навыки, отточенные британскими инструкторами, вот и все, что было у Мехмета, вот и все, чем он жил. Если он отошел от Шейха больше чем на три метра — значит, Шейх послал его с заданием и, значит, случилось что-то экстраординарное…
Таких лагерей на территории Британской Индии было много, британцы учили мусульман — как своих собственных, так и пришлых, с русского Востока. Учили ненавидеть русских и немцев, учили взрывать, убивать, захватывать заложников. Учили держать в страхе целые города, уходить от полицейских облав, менять внешность и документы. Учили для того, чтобы в нужный момент забросить их к соседям, словно пригоршню чумных вшей. Чтобы лилась рекой русская, германская, арабская, еврейская — любая, но только не британская кровь. Британцы всегда, если представлялась такая возможность, убивали чужими руками — свои руки они берегли…
Все слова про «единство белых» для них были пустым звуком. Если немцев они считали отступниками, связавшимися с русскими, предавшими идеи белого, европейского братства и за это заслуживающими наказания, Русских они даже не считали людьми. Тупыми, грязными, жестокими скотами, попирающими все человеческие законы, захватившими земли, принадлежащие Британской империи по праву.
Операция «Шторм», до начала которой оставалось всего несколько дней, должна была все изменить…
Решившись, Сноу щелкнул замком…
— Какого хрена ты… — и журналист газеты «Лондон тайме» отлетел в прихожую спиной вперед, ударился об стену всем телом. Рухнуло на пол, хрустнуло, раскалываясь, эксклюзивное, дизайнерской работы зеркало, перед глазами поплыли оранжевые круги…
Сильная рука Мехмета схватила журналиста за грудки и рванула вверх…
— Какого черта… — прошипел Сноу, пытаясь вдохнуть хоть немного мгновенно ставшего густым и вязким воздуха…
— Грязный маниук…[105] — прошипел Мехмет.
Звонкая пощечина обожгла щеку журналиста, его голова дернулась — но именно это привело его в чувство. Главное ведь не то, кто сильнее, а то — кто умнее…
— Что произошло? Пусти меня, охренел?
— Нас чуть не убили! Русские шли за нами!
Несмотря на то что сейчас Сноу было плохо — так плохо, как ему не было уже несколько лет, от слов Мехмета ему показалось, что сердце пропустило несколько ударов. Если русские вычислили Шейха — значит, они знают про «Шторм». И тогда остается только срочно останавливать операцию и спасать годами закладывавшуюся агентурную сеть — тех, кого еще можно спасти…
— Что ты мелешь? Какие русские?
— Русские. Они стреляли по мечети. Ночью! Они стреляли по машине и гнались за нами! Была облава, и мы ушли с трудом! А ты, грязный кяфир, не предупредил нас ни о чем! Или, может, ты сдал нас русским?!
Сноу казалось, что тот стакан, из которого он вечером пил виски, разбит у него в голове и осколки сейчас ворочаются, причиняя нестерпимую боль.
— Отпусти меня! Отпусти, слышишь?! Иначе ни ты, ни твой Шейх больше ничего от нас не получите…
Мехмет глухо заворчал, словно раздраженный пес, но разжал пальцы — и Сноу съехал вниз по стене…
Что происходит???!!!
Он попытался встать — неуклюже, со стоном. Рука шарила по полу, ища опоры. Внезапно его пронзила резкая боль — осколки зеркала в изобилии валялись на полу, и на один из них он напоролся рукой…
— Закрой дверь! И включи свет…
Мехмет, что-то бормоча по-арабски, повиновался…
Свет вспыхнул, больно резанул по глазам. Сноу взглянул на свою руку — и застонал от боли. Осколок резанул поперек ладони, и алые капли падали на пол, впитываясь дорогим ковром…
— Пошли. Иди за мной…
Мехмет, как и любой араб, подсознательно считал белого человека, британца, более сильным и умным. Это было заложено с давних времен — еще крестоносцами. Сейчас перед ним был белый человек, и он должен был ему повиноваться. Тем более что Шейх не приказывал его бить, он приказывал просто разобраться и понять — что же делать дальше…
Сноу зашел в гостиную, страдальчески посмотрел на след из алых капель, тянущийся за ним. Оглядевшись, нашел чистую ткань, перетянул рану. Надо ехать в посольство, там был британский доктор. Но это потом — а сейчас надо было выяснить, что происходило. Если полиция действительно идет по следу, то его порезанная рука — самая мелкая неприятность из возможных…
— Рассказывай. И все в подробностях.
— Ночью приехал Муса на своей машине. Привез оружие и взрывчатку, как мы и договаривались — для того, чтобы спрятать его в тайнике и выдать братьям. Я был с Шейхом и не знаю, что там произошло, — но, похоже, снайпер открыл огонь, как только братья начали разгружать машину. Убило Мусу, Абдуррашида и Мустафу. И еще двоих местных, один начал стрелять в ответ — может, увидел снайпера, может, еще что. Один из братьев сел за руль машины, чтобы отогнать ее от медресе, а мы решили уходить. Под землей. Когда мы сели в машину и поехали, нас обстреляли еще раз, осколками стекла ранило Шейха. Потом они гнались за нами…
— Он стрелял точно?
— Ни одного раненого.
— А почему вы решили, что это русские?
— А кто же еще это мог быть?
Сноу лихорадочно соображал. Ситуация была чрезвычайной, решения надо было принимать уже сейчас. Утром могло быть поздно. Самое главное — нельзя воевать с врагом, не зная его, и поэтому сейчас как раз самое время проверить информацию Мадлен. Если князь Воронцов опять «вне зоны доступа», то ситуация во многом прояснялась.
А если его телефон, или телефон Мадлен, или и тот и другой находятся под контролем русской контрразведки — тогда он засветится сам и засветит агента. Хотя… что такого в том, чтобы попросить позвонить кому-то по телефону, пусть и посреди ночи…
Решившись, Сноу схватил телефон порезанной рукой, сморщился от боли, перехватил телефон в другую руку, начал неуклюже набирать номер…
— Мадлен… — у Сноу не было ни времени, ни желания объяснять, почему он звонит в такое время, — срочно позвони своему новому другу и спроси что-нибудь. Быстро, я сказал!!! И мне перезвони…
Звонка пришлось ждать долго, минут пять. Выслушав ответ, Сноу с каменным лицом положил трубку. Кое-что становилось ясным. Не все еще потеряно, не все…
— Где сейчас Шейх?
— В Белвью, — Мехмет назвал северный пригород Бейрута. Сноу отметил, что точное его местонахождение Мехмет не назвал…
— Пусть остается там на два дня, заляжет на дно. Нам надо кое-что проверить. Выйдешь на меня через два дня. Только не приходи сюда!
— Ты знаешь, кто стрелял? Что сказать Шейху?
— Что это наше дело, и мы с ним разберемся. Наши договоренности остаются в силе. Но если он совершит ошибку — помочь мы уже не сможем…
Средиземное море, побережье Бейрута
23 июня 1992 года
Удара об воду я ждал — и подготовился, изо всех сил уперся руками в приборную панель. Когда нос машины погрузился в воду, грязная вода хлынула в салон, я понял — вот теперь пора…
Отстегнул ремень безопасности — вода уже не лилась, она хлестала в салон сплошным потоком. Глубоко вдохнул, набирая в легкие максимальное количество кислорода, который еще оставался у потолка машины. Кто-то толкнул меня в плечо, обернулся — Али. Все правильно, проверяет, что с напарником. Показал большой палец, погрузился в воду, нащупал ручку и дернул на себя. Самое сложное в этом случае — открыть дверь, давление воды прижимает ее к кузову, а времени выжидать, пока давление внутри и снаружи салона уравняется, нет. Я почти наяву видел, как к набережной бегут полицейские с фонарями и автоматами — в руки им лучше не попадаться. Навалился со всех сил плечом на дверь, так что аж в глазах потемнело. Запас кислорода в легких пока был — но это ненадолго, времени совсем нет. Сначала дверь не поддавалась — упругая сила придавливала ее обратно к корпусу, не давала открыть. Замер на мгновение — и снова навалился на нее плечом, рванул из последних сил. На какой-то момент показалось, что все напрасно и мы так и останемся на дне, в этом долбаном стальном гробу. И когда в душу начала вползать паника, я вдруг почувствовал, что дверь хоть по миллиметрам — но сдвигается. Навалился еще — и открыл…
