Александр Бушков - Волчья стая
Вышел на крылечко, глянул в ту сторону. Двое самозабвенно целовались, стоя по пояс в прозрачной воде, так вкусно, так отрешенно вцепились друг в друга, что скулы сводило от лютой ненависти.
Вылезли из воды, когда уже ощутимо потемнело. Ничуть не стесняясь свидетеля, стояли на бережку, как Адам и Ева до грехопадения, держась за руки, смахивая воду свободными ладонями.
– Пошел бы ополоснулся. Воняешь, как не знаю кто, – бросил Эмиль.
– Не вижу смысла, – лениво отозвался Вадим. – Все равно потом в грязные штаны влезать…
– А давай в грязное только завтра влезем? – повернулась Ника к Эмилю, накинула на голое тело новехонький пятнистый бушлат и, отставив локти, пробежала к избушке.
Эмиль пошел следом, мимоходом кинув Вадиму:
– Чтобы я тебя в избе не видел. В сенях сиди, козел. Уяснил?
– А если охотники придут? – с равнодушным видом поинтересовался Вадим. – Те, чья избушка?
– Тогда гавкай вместо собаки, – отмахнулся Эмиль и скрылся в избушке.
Вадим откровенно ухмыльнулся. Удалось мягко и ненавязчиво заронить в сознание Эмиля незатейливую истину… Иными словами – выторговать себе жизнь на сегодняшнюю ночь. Не решится убивать этой ночью, тварь. Будет помнить о фразочке насчет охотников – а вдруг и в самом деле придут хозяева избушки, наткнутся на свеженький труп? Кто может предугадать заранее, придут они или нет? Есть еще извилины в башке…
Он не стал входить в единственную здешнюю комнатушку, сел в углу, в крохотных сенях, стараясь не производить шума. Еще выставят под открытое небо, ночью там будет неуютно…
Зато супружница с бывшим другом нисколько не стеснялись. Эмиль, оказалось, во время кухонного грабежа успел запихать в карман плоскую бутылку «Реми Мартин», и сейчас они там старались расположить на столе свои нехитрые припасы так, чтобы получился красивый достархан. До Вадима долетало каждое слово, каждый смешок – расположились-то в трех шагах от него. Он замер в своем углу, временами курил, пряча сигарету в ладони – никогда еще не оказывался в столь глупом и унизительном положении, но на рожон не попрешь.
Вскоре, после нескольких изрядных глотков, приглушенных смешков и откровенной возни, скрипнули нары. Бесшумно встав, Вадим заглянул в комнатушку, залитую белым лунным сиянием. Тела переплелись на подстеленных бушлатах, в уши, в мозг прямо-таки ввинчивались удовлетворенные стоны, оханье, все сопутствующие звуки, он узнавал каждое движение Ники, каждый поцелуй, каждый стон и перемену позы. Все это было знакомо настолько, что появилось дурацкое ощущение, будто он вдруг раздвоился и теперь их двое, один лежит на распростертой Нике, впившись в ее губы, глубоко проникая резкими толчками, другой таращится, не узнавая двойника…
Он отпрянул, когда Ника простонала особенно громко, тягуче, расслабленно замерла. Достал наган, прижавшись к стене, положил указательный палец на спусковой крючок. «Оргазм, говоришь, сучка несчастная?» – ярко вспыхнуло во взбудораженном мозгу.
Все было в ажуре, он старательно установил барабан так, чтобы против ударника оказался нестреляный патрон. Только нажать на спуск…
Послышался жаркий, задыхающийся шепот Ники:
– Еще…
Вадим нечеловеческим усилием воли снял палец со спуска. И спрятал наган. Как ни кипел от ярости, следовало взять себя в руки. Охотники и в самом деле м о г у т появиться как нельзя более некстати. Еще не вечер, капитан, еще не вечер…
Подстелил под голову армейский бушлат, улегся на левый бок – так, чтобы при необходимости вырвать наган из кармана одним движением. Мало ли что придет Эмилю в голову…
Там, в комнатушке, продолжался развеселый блуд – судя по звукам, снова отпробовали коньячок из горла2, потом заскрипели нары, понеслись охи-вздохи, уже почти в полный голос, ничуть не стесняясь, несли обычную в таких случаях чушь – и насчет желаемой смены позиций, и насчет обуревавших их чувств.
Спать хотелось адски, но он боялся. Ткнут сонного под ребро – и конец… Временами впадал в забытье, перед глазами начинали мелькать странные сцены, тут же напрочь забывавшиеся при резком пробуждении, он вел с кем-то бесформенным длиннющие, безумные разговоры – то ли это был комендант, то ли живехонькая тетка Эльза. Словно плыл по быстрине – то погружался с головой, то выныривал, весь покрывшись липким потом, с колотящимся сердцем, обнаруживал вокруг темноту и тишину, вновь осознавал себя в реальности, в таежной ночи.
И незаметно уснул, мягко соскользнул в глубокий сон, словно в охотно расступившееся бездонное болото.
Глава вторая
Робинзонам тесновато на островке…
Пробуждение оказалось насильственным и скверным настолько, что дальше и некуда.
Назад в реальность он вернулся толчком – в результате хорошего пинка по ребрам. Успел за невероятно короткий миг пережить потрясающую гамму ощущений: ужас оттого, что все же уснул, оказавшись в полной власти спутников, недоумение, злость. А потом на смену всему этому многообразию пришел дикий, панический страх – совсем близко от его физиономии чернел автоматный ствол с толстым дульным набалдашником. Человек с автоматом был одет во все армейское, с ног до головы, и вовсе не собирался позволять долго себя разглядывать. Снова от всей души пнул Вадима в бок и заорал:
– Встать, сука! Пошел!
Дуло придвинулось к лицу совсем уж близко. Взмыв быстрее лани, Вадим влетел в крохотную комнатку, получив ускорение в виде доброго пинка. Там, на нарах, прижались к бревенчатой стене разбуженные любовнички – Ника пыталась прикрыть бушлатом максимум обнаженных прелестей, Эмиль такими церемониями пренебрег, зло сверкал глазами, но не решался, конечно, переть с голыми руками против автомата.
Вадим пролетел комнату из угла в угол наискосок, налетел на неподъемную скамью, даже не пошатнувшуюся. Страх не улегся, наоборот, в голове вертелась одна-единственная мысль, четкая и страшная: д о с т а л и! Догнали…
– К стене, с-сука!
Он поспешно отодвинулся, вжимаясь лопатками в горизонтальный рядок толстых бревен. Автоматчик повел себя немного странно – держа автомат одной рукой, второй сцапал со стола полкуска ветчины и вгрызся так, что урчание слышалось, наверное, снаружи. Жрал так, что за ушами трещало, энергично двигая челюстями, чавкая. У Вадима понемногу отлегло от сердца – н а с т о я щ а я погоня так себя не вела бы, лопает, как с голодного края…
Правда, успокаиваться рано. Еще неизвестно, вдруг это и называется: из огня да в полымя…
Теперь, слегка успокоившись, осознав, что самого страшного пока не произошло, он рассмотрел агрессора повнимательнее – на первый взгляд, совсем пацан, зарос этаким цыплячьим пушком вместо щетины, затравленный зверек. Вот только автомат у зверька самый настоящий и на поясе новенькие ножны со штык-ножом. В уголках воротника – защитного цвета эмблемки, которых Вадим с ходу так и не опознал (сейчас их, новых, в армии развелось превеликое множество), на шапчонке натовского образца – такая же защитная кокарда, нашивка на рукаве. Бравый солдат Швейк, одним словом, – только испуганный, злой и посему, легко догадаться, опасный…
Странный гость дожрал ветчину, сгреб со стола кусок колбасы и разделался с ней поразительно быстро. Схватил недопитую бутылку коньяка, с большой сноровкой осушил из горлышка, сунул в рот сигарету. Похоже, настроение у него слегка улучшилось – но ненамного.
Он сбросил с плеча тощий рюкзачишко, оглядел троицу уже с некоторой заинтересованностью:
– Деньги есть?
Голый Эмиль пожал плечами в смысле «нет».
– Есть или нету?
– Нету…
– Где это место? Куда я вышел?
– Ты, браток, не поверишь, но мы и сами не представляем, – сказал Эмиль осторожно. – Сами заблудились.
Солдатик таращился на него недоверчиво и подозрительно:
– Чё ты гонишь?
– Говорю, заблудились, – сказал Эмиль с той же осторожностью. – Вышли к этой хатке, заночевали…
– Вы вообще кто такие? – Он огляделся, поддел носком тяжелого ботинка полосатую одежду на полу. – Зэки, что ли?
– Долго объяснять. Ты сам-то кто?
– Хрен в пальто! – огрызнулся солдатик. – Кто такие, спрашиваю?
– Туристы.
– Что ты мне звездишь? Вон, натуральные зэковские полосатки, что я, тупой?
– У зэков нынче полосы по горизонтали, – сказал Эмиль. – А тут, сам видишь, по вертикали, совсем другой дизайн…
– Что ты мне вкручиваешь? Какой дизайн? – солдат прицелился в него, перехватив автомат обеими руками. – Говори, кто такие!
– Нет, а ты сам-то кто? Домой сорвался?
– Куда надо, туда и сорвался, – угрюмо сообщил солдатик. – Где это место, спрашиваю?
Эмиль досадливо поморщился:
– А ты откуда сбежал-то, горе мамочкино?
– Откуда надо.
– Слушай, я тебе правду говорю – сами заблудились. Даже примерно не представляем, где сейчас сидим. Не хочешь выдавать военную тайну – хотя бы намекни, какие деревушки поблизости. Или город тут где-то поблизости должен быть Манск…
