Джеймс Грейди - Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник)
– Мне не нужно много времени, чтобы обдумать ваше предложение, сэр. Оно мне интересно. Очень интересно.
– Я так и знал, что тебе понравится! – радостно воскликнул пожилой джентльмен. – Так и знал! Тут есть над чем поработать, и действовать надо как можно быстрее, пока вся эта история не сделалась совсем уж тухлой. Тебе придется изучить все это, прежде чем отправиться на волю, но прежде тебе предстоит одна очень важная поездка. В Цинциннати.
– В Цинциннати? Зачем?
Пожилой джентльмен ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. У него ушло довольно много времени на то, чтобы подобрать подходящую метафору – он любил позабавиться со словами. Складывать концепцию из словесных построений гораздо интереснее.
– Ты летишь в Цинциннати, мой мальчик, – ответил наконец он, хитро склонив голову набок, – ради особенного дела – ради птенчика, которого нам нужно превратить в охотничью птицу. Самое время нашему Кондору сняться со своего насеста.
Глава 2
Алисе наскучило сидеть с сестрой без дела на берегу реки; разок-другой она заглянула в книжку, которую читала сестра, но там не было ни картинок, ни разговоров.
«Что толку в книжке, – подумала Алиса, – если в ней нет ни языков, ни разговоров?»[2]Рональд Малькольм вздохнул и сунул руку с веником под кровать. Веник достал примерно до половины глубины. Малькольм понимал, что подмести по-настоящему сможет, только отодвинув кровать от стены, но успокоил свою совесть мыслью о том, что сойдет и так. Луч света, пробившись сквозь шторы, высветил поднятые усилиями Малькольма пылинки. Они взлетали вверх с каждым взмахом веника, а потом воздушный поток уносил их в сторону, где они и оседали до следующей уборки. Малькольм вздохнул еще раз, глубже. К запаху домашней пыли добавился слабый аромат пыльцы – странной смеси мускуса и молотого перца. Интересно, подумал он, появятся в этом году какие-нибудь действенные средства от аллергии или нет?
Малькольм прислонил веник к стене и вернулся из спальни в гостиную. На столе стояла чашка недопитого кофе. Он плюхнулся на диван, закинул ноги в кроссовках на журнальный столик («убедительная имитация натурального дерева!») и в который раз за день огляделся по сторонам.
Для квартиры в современном многоквартирном комплексе гостиная отличалась довольно большими размерами. Даже диван и столик не занимали всей длины стены. Дверь на стене справа вела в маленькую прихожую. У стены слева стоял другой столик с музыкальным центром, пластинками и сломанным телевизором. Телевизор не продержался у него в доме и трех месяцев, чем освободил Малькольма от необходимости омрачать жизнь пошлятиной. Стену напротив занимали книжные полки, по большей части заставленные книгами. Библиотека состояла из философских трактатов, нескольких учебников по основам психологии, нескольких томов по истории, целой полки биографических изданий, двух полок классики и почти не читанного пособия по бухгалтерскому делу, которое ему не удалось вернуть в магазин, когда он после второго же занятия бросил курсы по ведению бизнеса. В самом центре висела на кнопках репродукция рисунка Пикассо. За ней на полке располагались «Мальтийский сокол» Дэшила Хэммета, книжка из серии Эда Макбейна про 87-й полицейский участок, «Умолкнувший оратор» Рекса Стаута и «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери – все купленные по внезапному порыву в букинистической лавке. Чайник на маленькой кухоньке («в комплекте с барной стойкой») справа от Малькольма засвистел: вода вскипела. Из почти такой же маленькой, расположенной за стеной с книжными полками спальни, равно как и из ванной, не доносилось ни звука. Молчал даже обычно подтекающий душ.
Чайник надрывался почти целую минуту, пока Малькольм не спустил ноги с дивана и не поплелся с кофейной чашкой на кухню. Он выплеснул остывшую бурду в раковину и только после этого выключил горелку. Зачерпнув чайной ложкой растворимый кофе из банки, он просыпал несколько коричневых крупинок на липкую столешницу.
– Вот черт, – недовольно буркнул он, зачерпнул еще раз, встряхнул ложку для надежности, высыпал кофе в чашку и налил в нее кипяток.
Возвращаясь на диван, Малькольм задержался у музыкального центра, сунул в автомат подачи несколько наугад взятых с полки сорокапяток и нажал на кнопку «пуск». Лапка звукоснимателя сорвалась с опоры с готовностью королевского гвардейца, стоящего по стойке «смирно», зависла над началом дорожки и медленно опустилась на диск. Послышался треск царапин, потом надрывно завела свою арию Кармен. Малькольм прослушал несколько тактов, бездумно тряхнул головой и нажал на кнопку «смена диска». Автомат повторил все заново, только на этот раз из динамиков послышались проверенные временем, знакомые с университетских времен звуки «Райтиоз Бразерз». Малькольм вернулся на диван.
Пятая уже чашка с утра, подумал он. Угроблю к черту печень. А что, возразил он себе, можно подумать, у меня есть другое занятие? Никаких больше уроков для того, чтобы их прогулять, никаких поручений, чтобы их отложить на потом, никаких совещаний, чтобы на них опоздать. Может, недолгое действие кофеина поможет принять решение, чем заняться сегодня: прогуляться в парке, покадрить кого-нибудь из юных, якобы невинных студенток, с бедрами еще слишком узкими, чтобы рожать… а может, совершить увлекательное путешествие в ближайший супермаркет? Решения, решения, решения… Малькольм улыбнулся и поднес чашку к губам.
Он покосился на репродукцию. Дон Кихот и Санчо Панса, рисунок тушью по белому листу. На заднем плане виднелась маленькая по сравнению с этими двумя фигурами мельница. Малькольм покачал головой. Несколько взмахов кисти – и персонажи ожили. И какие персонажи… Сложные даже для своего черно-белого мира.
Рисунок остался единственным вещественным напоминанием, которое Малькольм сохранил (ну, не считая одежды, нескольких книг, пластинок и пары деталей обстановки) о том недолгом времени, когда он числился агентом ЦРУ. Вообще-то настоящим агентом Малькольм никогда не был, хотя – как и у каждого из сотрудников Управления – у него имелась кодовая кличка: Кондор. Малькольм работал заурядным аналитиком, с девяти до семнадцати-ноль-ноль, с двухнедельным оплачиваемым отпуском. Аналитиком в девятой секции семнадцатого отдела разведывательного директората ЦРУ. Репродукция Пикассо висела тогда на стене его кабинета.
Вплоть до прошлого года девятая секция была почти всеми забытым отростком обширной аналитической системы ЦРУ, маленькой группой, занимавшейся обработкой «нефактической» информации – то есть копавшейся в шпионских боевиках и детективных романах в поисках идей, способных пригодиться Управлению. Секция занимала симпатичный, сиявший белоснежной штукатуркой особняк в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, прямо за зданием Библиотеки Конгресса, с невинной вывеской «Американское литературно-историческое общество». По большому счету, всем в Управлении не было дела ни до Общества, ни до лично Малькольма. Во всяком случае, до тех пор, пока их бухгалтер не наткнулся случайно на следы небольшой контрабандной операции, которую кучка сотрудников ЦРУ провернула, используя Общество в качестве прикрытия. Действуя из лучших побуждений, а также руководствуясь инстинктом самосохранения, бухгалтер совершил роковую ошибку: он доложил о своей находке в рапорте. Рапорт попал в руки тех самых контрабандистов, которые продолжали работать в американских спецслужбах. В один далеко не прекрасный день Малькольм вернулся с ленча на работу и обнаружил всех своих сослуживцев убитыми.
На протяжении шести дней Малькольм уходил от преследования, пытаясь остаться в живых. На протяжении шести дней убийцы и американские спецслужбы прочесывали Вашингтон в поисках Малькольма и девушки, которую он сумел уговорить помочь ему. На пятый день в девушку выстрелили. Уверенный в том, что она погибла, Малькольм отказался от плана, который придумали для него пожилой джентльмен и Кевин Пауэлл, и сам начал охотиться на своих преследователей. Он завершил операцию на шестой день: сдал властям преданного своими подельниками вожака преступной группировки и хладнокровно застрелил главного агента-убийцу – в момент, когда тот был беспомощен. Теперь же Малькольм находился «в бессрочном отпуске с сохранением оклада и положенных льгот» – такую награду он получил за свое успешное выживание.
А в Сан-Франциско на специальную правительственную стипендию изучала юриспруденцию слегка прихрамывающая и жалующаяся на нерезкую фокусировку одного глаза девушка, которая рисковала жизнью ради Малькольма. На письма, телефонные звонки и вопросы, заданные через общих знакомых, она не отвечала.
Ну и ладно, думал Малькольм. Что уж тут поделаешь? Все позади, прошло, можно забыть и не вспоминать. Он больше не увидит ни Венди, ни Конторы, ни того улыбчивого старикана, ни молодого… как там его… Кевина Пауэлла. Никого из них. Он закончит аспирантуру, получит степень, найдет какой-нибудь славный и тихий колледж и похоронит себя в глуши. Никто об этом не узнает, никто не будет переживать, и это его вполне устраивает. Он сделал еще глоток кофе.
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
