Сергей Зверев - Пылающая межа
Но все это сейчас долго продолжаться не могло. Сержанту было предельно ясно – еще немного, и он потеряет беглеца. Дальше – больше: уходивший турок сделал резкий поворот направо, а Локис его пропустил – лошадь сама поскакала по более широкой тропке, ведущей вверх. Да и вообще – в темноте сержант просто не заметил раздваивавшейся дороги.
– Твою мать! – проревел десантник. – Да что же это такое?!
Решение, причем почти безумное, пришло мгновенно. Тропинка, по которой поскакал Хасан, делала крюк, прежде чем ниже вернуться к скале. Сержант натянул поводья, остановив лошадь. Спрыгнув на землю, он понял, что его немного шатает, а идти получается как-то «пьяновато».
– Не слушаются ноги-то, с непривычки, – пробормотал он, – ну, ничего, сейчас главное – прыгнуть!
Он стал на кромке. Под ним, внизу, шла старая тропа, по которой двигался жеребец Керимоглу.
– Последний шанс! – пробормотал сам себе Локис, прыгая вниз. – С богом!
Сказать, что это было рискованно, – значит не сказать ничего. Но оставался только один вариант…
Упав на коня, сержант с ходу выбил беглеца из седла. Два человека покатились по узкой тропинке. Конь, потерявший наездника, громко заржал и поскакал дальше, скрываясь за очередным поворотом. Упав на камни, Локис больно расшиб ногу, но в пылу схватки не обратил на это внимания. Бежать было некуда, так что…
Керимоглу побагровел и пригнул голову к мускулистой груди. На шее выступили жилы.
– Ах ты, мразь! – выдавил он сквозь зубы, накинувшись на Локиса со злостью и неудержимостью подстреленного буйвола.
Локис был на голову выше, моложе, а «медик» – массивнее. Еще не пришедший в себя сержант промедлил долю секунды, не успев увернуться от атаки: в плечо, словно пушечное ядро, врезался кулак. Удар пришелся вскользь, однако нанесен был с такой силой, что Локис отлетел назад, растянувшись поперек тропинки.
Турок попытался завершить начатое, но Локис уже вскочил на ноги. Следующий выпад Керимоглу пришелся в пустоту, а десантник использовал этот момент по полной программе, приложившись ногой в живот противнику. В два прыжка Локис подлетел к Хасану и врезал ему в ухо – да так, что у того зубы лязгнули. Турок упал на колени.
У него помутилось в глазах, однако Локис вздернул его на ноги, примерившись для нового удара. Керимоглу, собрав силы, ударил Локиса камнем, который успел схватить. К счастью для десантника, камень скользнул, лишь ободрав ухо.
«Доктор» снова перешел в атаку: его лицо исказилось, в глазах сверкало бешенство, а в руке – нож. Напряженный, как свернувшаяся перед броском гадюка, Локис подтянул ноги к груди и врезал пятками в грудь нападающего.
Удар пошатнул турка, и он на секунду застыл, словно в грудь ему попала пуля. Несколько мгновений Керимоглу пытался удержаться на краю, а затем, будто тряпичная кукла, взмахнув руками и мотая головой, Хасан полетел вниз. Он врезался спиной в большой камень и сполз на землю.
Локис, вытянув шею, всматривался вниз, в предрассветные сумерки. Да, похоже, конкурент вышел из игры. Турок лежал неподвижно, откинув голову, и громко стонал.
Хасан понимал, что это – конец. Все закончилось – карьера, перспективы, жизнь. Сегодняшний шанс, тот самый, который бывает один из тысячи, он упустил. На этот раз судьба оставила его в роли проигравшего. Перед глазами проносилась вся жизнь. Она никогда не была особо милостива к Керимоглу, но он умел вырывать удачу. Так было раньше, так было и сегодня, но вот… все. Страшная боль, не дававшая возможности пошевелиться, смешивалась со злобой к этому русскому. Ведь все так отлично шло. И если бы не он…
Десантник, перескакивая через камни, приближался. Остановившись в двух метрах от поверженного врага, он молча смотрел на его залитое кровью лицо. Утро постепенно вступало в свои права, и темнота понемногу светлела.
– Помоги… – прошептал Керимоглу, – я сдаюсь.
Говоря это, он из последних сил сжимал пистолет. Кисть руки была опущена в расщелину между камнями, так что Локис ни о чем таком и не подозревал.
– Наигрался? Идти можешь? – спросил сержант, перепрыгивая на камень.
Едва он прыгнул, как прозвучал выстрел. Пуля больно обожгла левую руку повыше локтя.
– Ах ты, гадина! – прорычал десантник, не давая противнику сделать еще один выстрел.
Превозмогая боль, он ногой прижал руку Хасана к камню. Тот завыл, словно волк.
– Вот и все. – Слова миротворца прозвучали для турка как приговор.
Подобрав пистолет и перехватив раненую руку, сержант присел на корточки. У его ног лежал источавший какие-то непонятные ругательства Хасан Керимоглу. Правда, теперь он напоминал змею, у которой вырвали ядовитый зуб.
Занималось утро.
Глава 39
Сообщение о том, что Левон Казарян не только жив, но и освобожден и находится в безопасности, стало для многих по обе стороны границы новостью номер один. Да что по обе стороны – многочисленная армянская диаспора во всем мире с облегчением вздохнула, когда на экранах стали с быстротой молнии появляться сюжеты разных телекомпаний о столь значимом событии.
На адрес Казаряна – электронный и обычный – потоком шли сообщения, поздравления, а его телефон просто разрывался от звонков. От журналистов приходилось отбиваться в буквальном смысле. Чтобы прояснить ситуацию, была собрана пресс-конференция, на которой акулы пера смогли в полной мере отвести душу, изощряясь в самых заковыристых вопросах.
Случившееся стало важным шагом если не к сближению, то уж точно к демонстрации того, что обе не очень-то дружественные стороны-участницы – Азербайджан и Карабах-Арцах могут найти точки взаимодействия. Операция по освобождению Казаряна официально была объявлена результатом сотрудничества спецслужб Азербайджана и Нагорного Карабаха. И те и другие в один голос говорили о том, что даже непримиримые враги могут на время забыть о разногласиях. Тем более что основные «злодеи» вообще были чужаками, международными террористами.
Тех, кто кое-что знал об этой истории, удивило то, что во всех официальных отчетах ни словом не говорилось о русских десантниках. Все выглядело так, словно они здесь вообще не фигурировали. Нет, конечно, заслуги российских миротворцев на самом деле не остались без внимания. Все они были представлены к награждению, но так называемым закрытым списком. Хотя, конечно же, в том же Агдаме практически все население догадывалось, чья же заслуга в том, что их благодетель спасен.
Конечно, и здесь нашлись свои злопыхатели, упорно распространявшие грязные слухи. В частности, в них сообщалось о том, что Казарян, потрясенный случившимся, решил прекратить всякую помощь Арцаху, и в частности Агдаму, и зарекся больше приезжать на родину. Агдамцев серьезно взволновали эти разговоры. Еще бы – благополучие многих из них напрямую зависело от того, каким будет отношение Казаряна к городу.
В ответ на это Казарян заявил, что он не намерен прекращать помощь Агдаму и своим землякам. Наоборот, у него появились новые планы, как поднять из руин разоренную войной родную землю. «Это только начало!» – так жизнеутверждающе называлось одно из его интервью.
Судьба Керимоглу – наоборот, примерно с этого времени начала развиваться в минорных тонах. Следствие открывало все новые эпизоды его поистине вредительской деятельности. Выяснялись новые факты. Сломленный морально и физически – после тяжелой травмы в горах, – посчитав, что в столь безвыходной ситуации лучше будет пойти на сотрудничество со следствием, Хасан признался во всем.
Официальная Анкара, в свою очередь, посчитала за лучшее отказаться от него. Было заявлено, что никакими полномочиями господина Керимоглу никто не наделял и действовал он со своими сообщниками совершенно самостоятельно.
Короче говоря, загадки и тайны отступали, освобождая место реальным фактам и данным, на основе которых в одном из наиболее напряженных регионов Карабаха положение значительно улучшилось, хоть до настоящих подвижек было еще далековато. Впрочем, люди радовались и этому. Многие из них вообще большую часть сознательной жизни прожили либо во время военных действий, либо позднее – во время так называемой «ни войны, ни мира».
А ведь каждому нормальному человеку, живущему на линии, разделяющей азербайджанцев и армян, хотелось одного – настоящего мира. Такого, когда ты не боишься, что посреди солнечного дня, когда твои дети играют во дворе, в него упадет снаряд или мина…
Глава 40
Над восстановлением агдамского детского дома пришлось потрудиться немало. Это относится и к тем, кто спонсировал столь благое дело, и к тем, кто клал кирпич, вставлял стекла и выполнял прочие работы. Но делалось все на совесть. Случайные люди здесь не участвовали, так что результаты были видны – все выглядело прочно, надежно, добротно.
Новые полы блестели свежим, еще не истертым ногами покрытием, окна были прозрачными, незапыленными, а новенькие парты и стулья словно бы говорили о том, что все плохое позади. Руководство позаботилось о том, чтобы повсюду стояли горшки с цветами, а художники постарались над тем, чтобы стены украсили росписи. Вот тут уж было на что посмотреть. Горные вершины, красивые дома, храмы – красоты родного края сверкали яркими красками, радуя гостей и хозяев. А ими являлись, конечно же, дети.
