Алексей Витаков - Домой не возвращайся!
– Где он, калмыцкая твоя морда?
– Ребята, я иностранец. Хотите шума и проблем? Вы – плохие физиономисты: не калмыцкая у меня морда, а монгольская. Ваш клиент с разбегу выпрыгнул в окно. Не верите? Спросите у собаки. Верно, Дея?
Один из быков подошел к окну, посмотрел:
– Здесь труба водосточная. Черт возьми, не подумали установить наблюдение с другой стороны. Хотя, Скорпион сам виноват: я же просил у него еще двоих. А он мне про раненых плести начал. Всё, уходим, упустили змееныша.
Два квадратных человека в серых костюмах вышли из комнаты и, не дожидаясь лифта, побежали вниз по лестнице.
ГЛАВА 31
– Кило и Карась – это те двое, которые приезжали на вокзал встречать, – говорил Филипп Васильевич Мустафе.
– Да, прыежалы. А я Кыло в глаз ногтем хась, завыл как рэзаный.
– Молодец, настоящий джигит. Так вот, когда они разделились, чтобы вас двоих сразу догнать, я понял: им этот Бальзамов очень нужен. Но без приказа они ничего бы делать не стали. А приказ мог отдать только хозяин. Кто у них хозяин, мы знаем.
– Саид, канэчна. Но зачэм такому солиднаму человеку какой-то студэнт? Возысь с ным, бегай туда сюда. Прыстрэлы да и все. Кто он вабще такой, а? Нэ знаешь?
– Помнишь, он лазил в окно к парню, что водкой траванулся. А еще помнишь узкоглазого, который водку просил ему ночью продать?
– Ну, помню, канэчна. Вадила из того джипа ему так отдал бутылку.
– Молодец. А что было потом?
– Патом «скорый помащь» прыехал и забрал узкоглазый в бальница, патаму чта белый горячка случилась.
– Правильно. Водочка-то непростая оказалась. Совпадение, скажешь? Не больно похоже. Теперь усек, почему Бальзамов по веревке лазил?
– Патаму что дверь опечатан был.
– Мустафа, у тебя только снаружи голова темная, а внутри вся светится. Не поверил он в бытовуху, вот и решил сам посмотреть. А почему не поверил? Наверное знал, чем этот журналист занимается. Откуда? Да, жили вместе: тот мог чего-то сам рассказать, а могли и другие. К тому же той ночью, когда журналист умер, если помнишь, из джипа трое вышли и направились в общежитие. Вот тебе и вся разгадка.
– А зачэм такой салидный человек, как Саыд, сам сюда ездил?
– Тут у него какой-то личный интерес. Пока не знаю. Живет он явно под другой фамилией. Я же этому Бальзамову не случайно вопрос в лоб задал про Саида, а он глаза выкатил. Не ведает он, что знаком с Саидом.
– Панятна, какой ынтэрэс: телка длынноногая. Всё харашо, только пачэму ты его мазью называешь?
– Ну ты даешь, Мустафа. Охранник же крикнул: давай, дескать, ты за Бальзаком, а я урюком займусь. А потом капитан Мохов кому-то про студента Бальзамова говорил по телефону, вот я и связал. Понял, что это он. Так теперь и называю. Этот капитан пытался объяснить, что чего-то нащупал, но, наверное, начальник слушать не захотел.
– Да, помню, помню. Жал, пагаварыт не удался. А пачэму ти именна там мне сказал бежать и атнимать зонтык?
– Чутье. Сел человек на лавку, курит, смотрит. Да и место подходящее. Дворы, гаражи: есть, где обстоятельно побеседовать. Опять же, вывеска медицинская.
– Панятна тэпэрь. Другой не панятна, почэму быки выскочил, когда ты Бальзака уронил, а не когда он на лавка отдыхал? Из цэнтра они не маглы выдеть, что ты его уранил. А когда на лавка отдыхал, ближе для ных было.
– Вот ведь, как интересно получается: они засуетились только, когда я этого студента прижал. Значит, кто-то следил за ним и, как только Бальзамов оказался в опасности, тут же просигнализировал. Быки получили приказ: задержать. А тут, к великой радости, еще и тебя увидели. Выходит, что я спровоцировал их выскочить наружу и, тем самым, раскрыть возможное логово Саида. Откуда было знать сидящим в центре, что два бомжа узнают тех, кто встречал поезд на вокзале. Выскочили, ничего не подозревая, и засветили объект.
– Зато тэпэрь ани харашо панимают и будут лавыть двух бамжей.
– Пока они ловят только Бальзамова. Помнишь, за сутки до смерти журналиста, нашего студента люди в масках забирали?
– Патом атпустыли, а журналыст концы откынул. Но вэдь Бальзак мог случайна с Саидом аказаться. Ти же нэ слышал, как аны гаварыл.
– Не слышал, потому и решил выяснить, понимает ли Бальзамов, что Саид с ним рядом ходит. Я же ему, дураку, крикнул: «Домой не возвращайся», когда понял, что за ним следят.
– А он дурэнь вэрнулся и шесть быков за ным прыехал. А пачему ти именна сэгодня рэшил с ным пагаварыть? Пачему нэ вчэра, напрымэр.
– Если бы не Мохов, то еще бы, наверно, тянул. Подхлестнул меня капитан, когда по телефону разговаривал и упомянул фамилию Бальзамова. Ты только представь, студент все рассказывает милиционеру, тот докладывает начальству, начальство готовит операцию. Но Саид не прост. У него в милиции свои люди, которые оповещают его. Бальзамову сразу крышка, и последняя ниточка, с таким трудом добытая, рвется. Теперь смотри с другой стороны: Мохов – человек Омарова. Он выясняет, что известно Бальзамову, и Саид решает, играть дальше или кончать студента.
– Зачэм Омарову все врэмя играть нада?
– Это, парень, у него с детства, бывало, поймает мышь и полдня ее мучает, изводит всячески, пока та в адских муках дух не испустит.
– Ти что, его детства помнышь?
– Об этом в другой раз. Сейчас о главном, ты же видел, как студенты по всему скверу с газетами бегали, а потом все на какой-то митинг пошли, связанный с арестом Бальзамова. Шуму много тогда произошло. А кому шум нужен? Это еще одна причина, почему наш Бальзак все еще живым расхаживает. Газета стала его щитом на время. Но сейчас Саид, похоже, решил игру сворачивать: слишком много знает этот студент. Просто убивать не интересно, страдание узреть хочет, насладиться. Но что-то мне подсказывает, что помимо обычного, тупого наслаждения, есть у него особые виды на лохматого парня с седьмого этажа. Да и сам парниша не прост, вон как на крышу порхнул, знать силушка-то в руках недюжинная. Чую, связь меж ними имеется. Понять бы еще, какая.
– Лучше бы савсэм линял из Москвы. Что мэшает?
– А то, что тогда у Саида окончательно руки развязаны будут: уехал человек и совсем пропал где-нибудь на необъятных просторах. Одно дело, когда человек никуда не собирается и вдруг исчезает, совсем другое – собрал чемоданы, поклонился – и в путь-дорожку.
– Понымаю тэпэрь. Дэд, а тэбэ зачэм Саид нужэн, нэ соображу ныкак?
– А зачем мне нож, Мустафа?
– А-а, хочэшь, подайти савсэм близка и зарэзать или мэтнуть. Он же нэ дурак. Нэ подпустыт тэбя. Вон быки какие!
– Но ведь Саид не знает, что я здесь, зачем ему от каждого бомжа быками заслоняться.
– А ты хытрый какой! Под бомжа задэлался, думаещь, нэ узнает. Сам же только пра дэтство сказал.
– Узнает, ежели совсем рядом буду, но, надеюсь, его уже не спасет тогда ничего.
– Ну, ладна, чево мы всё о студэнтэ думаем? Нам самым свой шкура спасать как-та нада.
– Мы их мало интересуем. Скорее всего, подумают, что мы, просто ограбить парня хотели. В процессе чуть не убили: что для бомжа жизнь человечья – копейка.
– Да, а кто бычар палажил! Думаэшь, сойдет?
– Это дело самих бычар. Омаров из-за такой ерунды дергаться не будет. Скажет, мол, ищите в свободное от работы время и делайте, что хотите.
– Пайдут быки нас убыват, а ми что, сыдэть будэм? Подходы, рэжь, крамсай, да?
– Для начала они еще здоровье поправить должны, а потом уже выходить на тропу благородной мести. А наше дело: сидеть в скверике, на самом людном месте, где студенты шумною толпой веселятся. Попробуй, подойди, да еще с кулаками или наганами!
– Зачем с кулаками. Снайпэр из винтовка шмальнет и все.
– Карась и Кило на бомжей снайпера нанимать будут? Смеешься! Так что сиди, Мустафа, и не облетай, как осенняя березка.
– Ладна, ладна. Умный, как я паглядэл.
– Слушай, а мы ведь совсем забыли еще про одного человека, Гусейна Садыкова. Он тебя облагодетельствовал: билет купил.
– Чего о нем гаварыть: вышел из джип вмэстэ с Карась, Зульфия и повел ее. А я с Кило ждать остался. Патом зато…
– Я уже слышал, как ты разделался с бугаем и сбежал.
– Бэдный Кило, то я в глаз заехал, то ты колом угастылл, то бамжи догола раздэл. Как он там паживаэт?
– Пожалел? Отнеси передачку, быстрей поправится.
Филипп Васильевич отхлебнул из фляжки травяного настоя, в который совсем чуть-чуть добавлял водки. Мысли скручивались в голове, перехлестывались штормовыми волнами, неслись плотным потоком ветра. Когда-то в молодости, да и в зрелости тоже, он обладал хорошим аналитическим умом, что позволяло всегда быстро выходить из самых запутанных ситуаций. Но сейчас, в этом его возрасте, мозг отказывался принимать молниеносные решения, требуя неторопливости и обстоятельности, а этого Кондаков себе позволить не мог. Иными словами, думать нужно быстро, принимать решения еще быстрей, действовать стремительно. Убедившись в том, что студент явно не на стороне Омарова, Кондаков решил с ним объединиться, так как одному задуманное совершить не под силу. Мустафу в расчет брать не позволяло благоразумие. Когда нагрянули шестеро быков, одетых в серые костюмы, старик понял: Бальзамова он потерял. Немало обрадовался, увидев их «с пустыми руками» выходящими из подъезда: значит, ушел из-под носа. Но, по большому счету, оптимизма это прибавить не могло, беглец вряд ли теперь появится в ближайшее время в общежитии. Остается: капитан Мохов. Филипп Васильевич неоднократно прокручивал в голове слова капитана, произнесенные неизвестному абоненту по телефону, и все отчетливее понимал, что Мохов никакого отношения к Омарову не имеет. «Но как привлечь его на свою сторону? Взять и вывалить всю информацию? Сыщик доложит наверх, а там у Саида купленые люди. Перекроют кислород одним махом, капитана отстранят, если вообще в живых оставят. А что если выманить на откровенный разговор, чем-то завлечь, а заодно еще раз прощупать. Вдруг окажется своим. В любом случае надо рисковать!» Другого выхода Кондаков не видел.
