Валерий Рощин - Черная бездна
– Нет. Я хочу навестить его поздней ночью.
Пламя от зажигалки остановилось на полпути к кончику сигареты.
– Почему не сейчас?
– Потому что сейчас он лежит в реанимации. И вообще… – недовольно проворчал бригаденфюрер, – поменьше задавай вопросов и делай, что тебе прикажут.
– Я готов, господин генерал.
– Для начала отведешь меня в приемный покой и скажешь, что мне стало плохо. Это почти правда. Я старый человек, и мне на самом деле бывает нехорошо: скачет давление, болят грудь и голова, пошаливает сердце…
– Понятно.
– Потом ты поедешь на берег и часам к одиннадцати вечера привезешь сюда тибетского ламу. Запомни: одного ламу!
– Запомнил.
– Бруно и японец пусть остаются на катере и ждут нашего появления. Да, и захвати для меня одежду и обувь.
– Понял.
– Теперь бери меня под руку и веди…
Рауфф сделал несколько глубоких вдохов, театрально схватился за сердце и закатил глаза. Молодой нацист подхватил «больного» старика, и парочка медленно направилась к стеклянным дверям главного входа…
За пять минут до назначенного времени Рауфф поднялся с кровати, поддел босыми ногами тапочки, взял со столика мобильный телефон и прошелся по одноместной комфортабельной палате. Остановившись у окна, он раскрыл створки, глянул вниз.
Высота, на которой располагались окна первого этажа, была вполне досягаема. А свет трех старинных фонарей, освещавших небольшой парк, разбитый в тридцати шагах, почти не достигал фасада клиники и ступеней крыльца.
Телефон призывно завибрировал.
– Да, – тотчас ответил Рауфф.
– Мы на месте, – сообщил Алоис.
– Слушай внимательно: осторожно пройдите вдоль парка до фасадной стены клиники и отсчитайте пятое окно от парадного крыльца. Жду.
Две еле различимые в полумраке тени проскользнули вдоль здания клиники и остановились у открытого окна. Протянув руку, Рауфф помог монаху влезть в палату. Алоис забрался на подоконник сам.
– Здесь одежда и туфли, – подал он сверток.
Прикрыв створки окна, бывший бригаденфюрер спешно переоделся и сообщил то, что удалось узнать за время, проведенное в клинике.
– У Сальвадора срезан с головы небольшой кусок кожи – то место, где была нанесена татуировка. Он потерял много крови, но на судне успели оказать первую помощь: обработали рану, вкололи какие-то препараты. Здесь, в клинике, влили донорскую кровь и заштопали череп, пересадив кусок кожи с бедра. Потом несколько часов продержали в реанимации под системами, а к вечеру перевезли в обычную палату.
– И как сейчас его состояние? – спросил Пудава.
– Если он в обычной палате, значит, в относительном порядке. Только какое это имеет значение?
– Я заставлю работать его мозг в полную силу, но Сальвадор должен озвучить спрятанную в глубине сознания информацию. Понимаете, он должен ее проговорить.
– Скажет, никуда не денется. Идите за мной…
Следуя за Рауффом, лама тронул его за руку:
– У меня есть одна новость, только она вряд ли вас обрадует.
– Говори.
– Я сумел связаться с братом Цэрином.
– Что он сообщил? – Голос Рауффа звучал отрывисто и глухо.
– Мы опоздали – он уже обработал татуировку специальным составом, а японец прочитал зашифрованные цифры.
– Цэрин знает цифры?
– Нет.
– А где они сейчас находятся?
– На французском военном корабле, и полным ходом двигаются на юго-восток. Цель перехода он не знает.
Новости были безрадостными, однако бригаденфюрер не расстроился. Беззвучно рассмеявшись и показав нездоровые зубы, он сказал:
– Образованные пошли монахи в Тибете. Но это неплохо. А куда идет корабль – я приблизительно знаю.
Выглянув в коридор и убедившись в отсутствии персонала дежурной смены, Рауфф знаком приказал следовать за ним. Троица осторожно прошмыгнула по коридору до заветной палаты, расположенной всего в нескольких шагах по той же стороне коридора.
– Оружие с тобой? – остановился Кристиан перед дверью, и Алоис показал нож. – Если внутри окажется посторонний – постарайся все устроить без шума.
Помощник кивнул и, поудобнее перехватив рукоятку, толкнул дверь…
Посторонних в небольшой палате не было. Справа стояла специальная кровать, освещенная приглушенным светом. На кровати неподвижно лежал Сальвадор с перевязанной головой.
Лицо в обрамлении плотных бинтовых повязок казалось худым и бледным как у мертвеца. Старик спал, к рукам и груди тянулись провода, а в носу торчала прозрачная трубка.
– Алоис, останься у двери, в коридор не высовываться, если кто-нибудь зайдет – ты знаешь, что делать. Пудава, у нас мало времени – немедленно приступай.
Несколько минут лама готовился к ритуалу. Сначала он исполнил обертонный вокал, чем привел в замешательство молодого нациста. Тот рыпнулся утихомирить певца, но Рауфф остановил его:
– Не мешай – он знает, что делает!
Сказав это, он подошел к единственному окну и попробовал открыть раму. Та поддалась, впустив в палату порцию прохладного ночного воздуха. «Неплохо, – отметил про себя Рауфф, – выбраться на улицу можно и здесь…»
Закончив пение, Пудава принялся читать молитву, раскачиваясь в такт непонятным словам. Затем, не прекращая бубнить складные куплеты, положил левую ладонь на лоб Сальвадора, а правой ухватил его тощее запястье.
Старик оставался неподвижным, но через некоторое время дыхание стало глубже, лицо утратило бледность и приобрело живые краски…
Наблюдая за странной метаморфозой, Рауфф представлял, как около семидесяти лет назад похожие манипуляции с оберштурмфюрером Шрайбером производил покойный монах по имени Туичен. Разница состояла в том, что весной сорок третьего сознание Шрайбера принимало секретную информацию, теперь же Пудава пытался ее извлечь.
Все закончилось довольно неожиданно: тело Сальвадора сотряслось, схватившись за края кровати, старик выгнулся, захрипел и ровным голосом проговорил:
– Два стальных ящика. Смерть… Смерть заключена в двух стальных ящиках. Швы одного промазаны черной смолой. Другой обозначен свастикой и японским иероглифом… – Сказав это, он рухнул без сил и затих.
– Кажется, Сальвадор умер, – виновато произнес монах.
– Плевать, – прошептал Рауфф. И, задумавшись, принялся массировать волевой прямоугольный подбородок: – Странно. О керамическом снаряде со штаммами сибирской язвы мне известно – для его нейтрализации я и привез японца. А что за смерть таится во втором сейфе? Впрочем, поздно – эту тайну Шмидт и Роммель унесли с собой в могилы… – Очнувшись от раздумий, он направился к окну: – Пора уходить.
– Кто-то идет, – встревоженно показал в направлении коридора Алоис.
Бригаденфюрер прислушался – из коридора действительно доносились торопливые шаги.
Через несколько мгновений дверь открылась. На пороге появилась встревоженная женщина во врачебном комбинезоне, в руках она держала шприц и ампулу.
В руках Алоиса блеснуло лезвие ножа.
Женщина тихо охнула и осела на пол.
Маленький городишко после полуночи будто вымер. Протопав в безуспешной надежде встретить такси, Рауфф, Алоис и Пудава решили добираться до берега пешком.
Двигались медленно. Дорога шла под горку, тем не менее, в конце каждого квартала бригаденфюрер просил остановиться для короткого отдыха – сказывался преклонный возраст. Во время таких остановок он подолгу смотрел назад.
– Вы кого-то опасаетесь? – спрашивали молодые мужчины.
– У меня такое ощущение, что за нами кто-то идет.
Они тоже крутили головами, вглядываясь в каждую тень и вслушиваясь в каждый шорох, однако на узких улочках, зажатых меж старинных домов, не было ни души.
– Не знаю, – оправдывался Рауфф, – возможно, подскочило давление, и в голове шумит…
На катере их давно поджидали: Кавагути сидел на корме, а Бруно курил, нервно расхаживая по бетонному пирсу. По соседству с катером покачивалась на волне белоснежная яхта с высокой мачтой, рядом стояли на приколе десятки других маломерных судов, но никого из хозяев в столь позднее время на причале не было.
– Наконец-то! – выплюнул Бруно окурок. – Получилось?
Бригаденфюрер перешагнул с причала на борт и плюхнулся на сиденье.
– Да. Доложи о готовности.
– Бак заправлен, и куплено пять полных канистр про запас. Баллоны аквалангов забиты смесью – лично проверил каждый. Оборудование для резки металла исправно.
– Куроки не изжарился на здешнем солнце?
– Живой. Помолился и спит в каюте.
– Отходим, – скомандовал старый нацист.
Включив прожекторы и потолкавшись меж тесных причалов, катер вырвался на относительный простор бухты.
Сидевший за штурвалом Бруно весело крикнул:
